Разум вашего новорожденного ребенка

26В этой книге доктор Чемберлен затрагивает одну из самых животрепещущих тем, которая касается всех людей без исключе­ния. И тех, кто сам был, является или собирается стать родителями. И тех, у кого детей еще нет. Потому что новорожденны­ми были когда-то все. И всем довелось пережить собственное рождение. Для кого-то оно прошло относительно легко, а для некоторых оказалось травмирующим событием и наложило отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Точка зрения автора отли­чается от распространенного мнения о новорожденных, особенно от взгляда большинства медиков, принимающих роды. И состоит она в том, что даже неродившиеся малыши являются существами разумными и способными чувствовать. А некото­рые его пациенты спустя много лет даже вспомнили детали своего рождения, находясь в гипнотическом состоянии… Возможно, эта книга поможет что-то изменить в привычной (часто не слишком гуманной} системе родовспоможения, а для кого-то станет решающим аргументом против аборта. И каждый, кто ее прочитает, будет немножко иначе воспринимать об­щение с маленькими детьми.

Исключительное право публикации на русском языке принадлежит издательству «Независимая фирма «Класс». Выпуск про­изведения или его фрагментов без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.

Отдельные экземпляры книг серии можно приобрести в магазинах: Москва: Дом книги «Арбат», Торговые дома «Библио-Глобус» и «Молодая гвардия», магазин «Медицинская книга». Санкт-Петербург: Дом книги.

 

новый взгляд

НА НЕРОДИВШЕГОСЯ

И НОВОРОЖДЕННОГО РЕБЕНКА          

Человечество не однажды оказывалось перед необходимостью резкого из­менения устоявшихся представлений, взглядов и всего того, что считалось незыблемым, как будто подтвержденным опытом и знанием миллионов лю­дей. Так, люди хорошо знали, что Земля находится в центре мироздания, а Солнце вращается вокруг нее. Наблюдения, расчеты и выводы Коперника о том, что Земля вращается вокруг Солнца, были восприняты как оскорбле­ние человечеству.

Зигмунд Фрейд своим учением серьезно задел самолюбие людей, заявив о том, что их поведение определяется не столько сознанием, сколько бессо­знательными первичными влечениями, причем сексуальной направленно­сти. Венгерский акушер Игнац Земмельвейс, догадавшийся об инфекцион­ной природе послеродового сепсиса, «оскорбил» своих коллег в лучших чувствах, когда предложил мыть руки хлорной водой перед исследованием рожениц. Еще долго после его смерти они игнорировали эти рекоменда­ции, подвергая смертельной опасности огромное число женщин, рожающих в родильных домах. Английский акушер Грантли Дик-Рид, утверждавший идею естественных родов без насилия и боли, был изгнан из Великобрита­нии. Перечень можно было бы продолжить.

Сегодня пренатальная и перинатальная психология и медицина, похоже, наносит очередное «оскорбление» тем людям, которые твердо убеждены, что плод в матке глух и нем, ничего не чувствует, не понимает, не облада­ет памятью и не проявляет никакой психической и эмоциональной жизни. Между тем новая междисциплинарная наука утверждает совершенно об­ратное! Этому посвящены сотни научных исследований, опубликованных в течение последних 30 лет в профессиональных журналах, доложенных на 15 всемирных конгрессах и многочисленных международных конференци­ях и симпозиумах, в том числе в России.

Книга Дэвида Чемберлена, американского психолога и исследователя, — одна из наиболее ярких публикаций. Автор ниспровергает существующие

представления о новорожденных детях и открывает новые знания о них. Во-первых, Чемберлен скрупулезно собрал публикации с научными данны­ми о психических и эмоциональных проявлениях новорожденных. Профес­сиональная оценка и заключения автора заставляют чувствительного чита­теля вздрагивать от неожиданной и аргументированной интерпретации. Во-вторых (и это составляет новизну данной книги), он изложил результа­ты собственных научных исследований. Тщательно подобранные пары мать — ребенок и методически точно выполненные исследования с помо­щью гипноза и ребефинга позволили Чемберлену доказать существование у человека памяти рождения. Открытие этой страницы жизни человека ме­няет наши представления о самих себе, а также имеет важное практичес­кое значение, поскольку становится мощным аргументом в пользу необхо­димости изменить современную технологию родовспоможения в сторону его гуманизации.

Название книги может ввести читателя в заблуждение, поскольку она со­держит обширную информацию об эмоциональной жизни не только ново­рожденного, но и младенца до рождения. И это усиливает эффект, произ­водимый книгой, поскольку показывает, что разум ребенка не включается внезапно после рождения, с первым вдохом, а проходит интенсивное раз­витие еще во время пренатальной стадии. Представленные в книге данные круто меняют представления многих людей, которые начинают осознавать, «как много сделано ошибок». Она написана и издана во имя того, чтобы число родителей, совершающих ошибки и неосознанно наносящих психо­логические травмы своим детям, уменьшалось, чтобы число людей, свобод­ных от перинатальных травм, увеличивалось.

Будущие родители получают уникальную возможность понять, что нужно делать и как можно предупредить появление таких травм, которые ослож­няют жизнь их детям и возвращаются к ним в виде трудноразрешимых психологических проблемам.

Читателю-профессионалу, например, врачу-акушеру или неонатологу, тон Чемберлена может показаться вызывающим и даже оскорбительным. Он бросает им обвинения в игнорировании сведений о новорожденных, полу­ченных учеными в последние десятилетия. Однако психологическая пере­стройка — самая сложная из всех видов изменений: это процесс, который требует времени для накопления подтверждающих научных данных, пре­одоления сопротивления скептиков, превращения новых знаний из сенса­ционных в обыденные. Но прежде всего необходимо, как минимум, обла­дать новыми знаниями. В этом отношении книга Чемберлена предоставля­ет уникальную возможность. Те, кто понимает значение новых знаний о неродившемся и новорожденном, проявляют нетерпение и используют раз­личные приемы, чтобы привлечь внимание общественности и профессионалов к этой очень важной для всего человечества проблеме. Этим можно объяснить острый полемический язык, которым написана книга, захватыва­ющая читателя с первых же страниц.

Автор данной вступительной статьи прошел 40-летний путь в акушерстве и гинекологии. Он учился по учебникам, в которых говорилось о том, что органы и системы плода формируются и развиваются, а с первым вдохом новорожденного начинают функционировать. Он учил этому студентов и вместе с ними улыбался, когда рождался ребенок с улыбкой на устах, рас­сматривая ее как артефакт, а не как проявление эмоций и коммуникации. Мы находились в плену сложившихся взглядов, убеждений и предубежде­ний. Сегодня требуется достаточная пластичность мышления, чтобы допус­тить, что то, чему мы учились и что казалось истинным, соответствовало тому уровню знаний. Но мир находится в постоянном движении и «там, где прежде были границы науки, теперь ее центр» (Георг К. Лихтенберг).

Познакомившись более 10 лет тому назад с новой, стремительно развиваю­щейся наукой — пренатальной и перинатальной психологией и медициной, я начал следить за материалами, публикующимися в этой области, накапли­вать и анализировать наблюдения, проводить научные исследования со сво­ими коллегами. Результаты исследований, рассмотренные в контексте пе­ринатальной психологии, постепенно увеличили наше уважение к ребенку до рождения. Мы убедились в необходимости изменить в нашей профессио­нальной повседневной речи термин «плод» на более уважительный — «не­родившийся ребенок». Смена дефиниции означала изменение отношения к ребенку, его интеллекту, разуму, чувствам. А это, в свою очередь, стало спо­собом изменить отношение к нему матери, родителей, персонала. Это путь к гуманизации философии и технологии родовспоможения.

Книга включает в себя философские аспекты, которые могут привести в замешательство неподготовленного читателя. Так, результаты проведен­ных исследований позволили Д. Чемберлену поддержать идею, что мозг и сознание разделены, высказанную нейрофизиологом сэром Ч. Шеррингтоном, получившим Нобелевскую премию (1932) за открытие функции ней­ронов. Добавим от себя, что эту идею разделял другой Нобелевский лау­реат (1963), тоже нейрофизиолог, Дж. К. Экклс, полагавший, что мозг «не является продуцентом мысли, а лишь ее акцептором». Гипотезу поддержа­ла академик Н.П. Бехтерева с оговоркой, что это не касается мышления, направленного на обеспечение биологических потребностей организма. Известный американский нейрохирург У. Пенфилд, внесший серьезный вклад в развитие нейрофизиологии, в своей последней книге «Тайна со­знания» (1976) выразил сомнение в том, что сознание является продуктом мозга и что его можно объяснить в терминах церебральной анатомии и физиологии.

С. Гроф, американский психиатр, один из основоположников трансперсо­нальной психологии, на основании собственных исследований многочис­ленных пациентов и добровольцев с помощью ЛСД и холотропного дыха­ния ставит под сомнение существующие модели сознания. Для пояснения он создает интересный образ: «Представьте, что у вас сломался телевизор. Вы вызываете мастера, который что-то где-то покрутил, и вы получили возможность вновь видеть изображение и, вращая ручки, переключать с одной станции на другую. Вам же не приходит в голову мысль, что все эти станции сидят в этом ящике…». И заключает: «Мозг не продуцирует мысль подобно тому, как печень вырабатывает желчь, а почки — мочу…».

Данные Д. Чемберлена о наличии внетелесных ощущений — еще один ар­гумент для этой кажущейся сегодня фантастической идеи. Уже сегодня на­ука стоит на пороге познания и объяснения этих интимных механизмов.

Хочется верить, что данная книга будет доброжелательно принята в России и сыграет свою роль в формировании поколения людей здоровых психи­чески и физически, умных и уверенных в себе, наполненных любовью к окружающим, легко адаптирующихся в социальной среде, отвергающих философию насилия.

Профессор Г.И. Брехман

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Посвящается

Донне Снауффер Чемберлен,

акушерке «Разума вашего новорожденного ребенка»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

История человека в течение девяти месяцев, предше­ствующих его рождению, вероятно, является более интересной и содержит события большей важности, чем все три по двадцать и десять лет в последующем.

Сэмюзлъ Тейлор Колридж, 1840

РАЗУМ НОВОРОЖДЕННЫХ

Что вы видите, когда рассматриваете новорожденного младенца, ясногла­зого, пристально глядящего прямо на вас? Действительно ли это личность? Действительно ли этот младенец, тихо хмурящийся или свекольно-красный от гнева, может думать и чувствовать? Говорит ли создаваемый им мощный, подчиняющий шум о чем-то актуальном для него?

До недавнего времени существовало много различных представлений о новорожденных, но слишком мало было известных ныне фактов. В течение нескольких столетий младенцы были отделены от взрослых стеной незна­ния. Эта закрытость не позволяла нам обнаружить, насколько они удиви­тельны. Наше отношение к ним основывалось на очевидных фактах, свиде­тельствующих об их малых размерах, массе и незначительной мощности их мышц.

Следовательно, младенцы описывались и трактовались иногда как восхити­тельные, но беспомощные, субчеловеческие, глупые и бесчувственные су­щества, и отношение к ним было соответствующим. Наука двадцатого сто­летия полагала, что крики младенцев — это всего лишь «случайные» звуки, их улыбки — только «артефакты», а их выражения боли — просто рефлек­сы. Дезинформация о новорожденных делала родительство трудным, а взгляд на младенцев грудного возраста — примитивным.

Заря занялась над младенцами. В последние двадцать пять лет начались интенсивные исследования новорожденных. Беспрецедентное сочетание интереса к младенцам, инвестиции больших сумм общественных и частных

денег, новые методы исследования способствовали получению новой ин­формации, из которой многие факты вызывали удивление. Расширяющиеся знания о младенцах приходят из различных областей науки — от эмбрио­логии до психологии.

Поскольку значительная часть этой информации была опубликована в спе­циальных изданиях, написанных на языке профессионалов, и находилась в основном в академических библиотеках, доступ к ней имели лишь немногие родители, у которых было время и возможность интегрально рассмотреть отдельные результаты исследований как целое. Эта книга содержит наибо­лее важные факты из обширной литературы и предназначена для широкой аудитории, особенно для молодых или предполагаемых родителей. В то же время ученые, заинтересованные в получении информации по данной про­блеме, найдут ссылки на литературные источники и данные, соответствую­щие каждой главе, в разделе «Источники и материалы для чтения».

Ведущие исследователи теперь поют дифирамбы младенцам. Бэрри Бра-зилтон (Berry Brazelton) из Гарварда называет их талантливыми; Ганс Па-пусек (Hanus Papousek), пионер в исследовании младенцев в Германии, называет их «преждевременными»; знаменитый педиатр Маршалл Клаус (Marshall Klaus) называет их удивительными. Профессор Бауэр (T.G.R. Bower), один из наиболее прогрессивных и плодовитых исследова­телей младенцев, указывает, что новорожденные «чрезвычайно компетент­ны» в восприятии, обучении и коммуникации. Младенцы достигли совер­шеннолетия в нашем столетии. Поскольку столь многое было обнаружено и предполагается еще обнаружить, я думаю, можно говорить о начале эпо­хи новорожденных — времени, когда мы, наконец, начали получать пол­ные и фактические знания о том, кем они являются на самом деле.

В начале XX столетия в мировой литературе встречались лишь единичные научные исследования, посвященные этой проблеме. В середине столетия уже можно было цитировать около пяти сотен таких работ. В 1960-х и 1970-х годах серьезные обзоры литературы, как это ни удивительно, уже содержали до двух тысяч книг и документов. Этот информационный всплеск продолжается и в настоящее время. Младенцы исследовались внутри матки и вне ее, были отсняты с помощью фото- и видеокамер, что позволило проводить анализ вплоть до миллисекунд, наблюдения за ними велись в течение многих часов, они были тестированы в процессе остроум­ных экспериментов. Результаты показывают, что они собирают информа­цию постоянно и одновременно обучаются на своем опыте, точно так же, как это делаем мы.

Один из волнующих аспектов этого нового знания — оценка способностей новорожденных на ранних и очень ранних возрастных этапах. Последовательность появления тех или иных способностей, определенных качеств неоднократно пересматривалась, перемещаясь все ближе к моменту их рождения. Многие способности, являясь врожденными и подобными тако­вым у взрослых, удивляли исследователей и разрушали привычные теоре­тические построения. Фундаментальное положение развивающейся психо­логии о том, что весь комплекс поведения должен формироваться посте­пенно от простого к сложному, оказался устаревшим. Это удивительно, но многие поведенческие реакции начинаются как сложные.

Истина состоит в том, что многие представления о новорожденных, кото­рым мы традиционно верили, являются ложными. Мы неверно истолковы­вали и недооценивали их способности. Они — не простые существа, а сложные изначально — маленькие создания с неожиданно мощным интел­лектом.

Новорожденные знают больше, чем предполагалось. После своего рожде­ния младенцу достаточно нескольких минут созерцания лица матери, что­бы он мог выбрать ее из серии фотографий. Новорожденные распознают пол других младенцев, даже когда они одеты и их как-то перемещают, тог­да как взрослые этого сделать не могут. Они любознательны и стремятся к обучению. Посмотрите, как четко координированы органы чувств при рож­дении: глаза вместе с головой поворачиваются в направлении звука; руки поднимаются, чтобы защитить глаза от яркого света; с первого кормления новорожденные сосут грудь и дышат совершенно синхронно; они кричат и одновременно сучат ножками.

Период жизни до рождения также оказался хорошо описанным. С помощью магии электронного микроскопа, волоконной оптики и специальных линз, ультразвукового изображения, других приборов и лабораторных методов мы теперь имеем многоплановую картину физического развития ребенка до рождения. Эти открытия расширили наше понимание младенца, многих его талантов.

Неврологи описали последовательность развития центральной нервной си­стемы. Например, исследования показали, что чувство вкуса начинает про­являться с четырнадцатой недели от момента зачатия, а слух — приблизи­тельно с двадцатой недели. Начиная с восьми недель беременности, при поглаживании щек младенца тонким волосом обнаруживается осязатель­ная чувствительность. В течение беременности все органы чувств развиты, что позволяет новорожденному ощущать запахи так же, как любому взрос­лому. Подобное развитие касается и органа зрения, что было обнаружено во время многочисленных экспериментов.

Множество научных открытий содержит надежное подтверждение того, что хорошо знали родители и родители родителей: новорожденные  действительно личности. Родительский восторг относительно способностей новорожденных рассматривался как проявление тщеславия, пристрастно­сти или галлюцинаций и не принимался во внимание. Современные науч­ные открытия подтвердили, что младенцы — социальные существа, кото­рые могут формировать тесные взаимоотношения, выражать себя самостоя­тельно, отдавать предпочтения и изначально начинать свое воздействие на окружающих. Они способны к интеграции сложной информации из многих источников и, при небольшой подсказке со стороны близких, начинают приспосабливаться к окружающей среде и окружающую среду — к себе.

МИФЫ О НОВОРОЖДЕННЫХ

Младенцы нечувствительны. Некоторые врачи и медицинские сестры все еще продолжают говорить родителям, что младенцы не обладают чув­ствительностью — что они не будут страдать во время медицинских про­цедур или отсутствия матерей, если их почему-либо не пропускают в дет­скую палату. Обезболивание не считалось необходимым для младенцев, подвергающихся хирургическим вмешательствам. Родильные комнаты, акушерские инструменты и режим родильного дома были разработаны в то время, когда не предполагалось, что младенцы обладают чувствительно­стью и, следовательно, не учитывали их комфорта. При рождении их встречают прохладный воздух, ослепляющий свет, шум, твердая и плоская поверхность стола, слишком жесткое обращение, что расстраивает ново­рожденных. В результате они оказываются травмированы.

Из поколения в поколение несчастное большинство американских мальчи­ков подвергалось обрезанию по сомнительным медицинским, религиозным, культурным и косметическим причинам. Я могу это принять, только при условии: родители находились в заблуждении, что их ребенок не будет чувствовать боли. Он будет чувствовать.

И то, что они не способны чувствовать, является, мягко говоря, обманом; их не считают личностями, и их права ограничены. Ранее высокая смерт­ность сформировала эти представления и обеспечила оправдание убийству новорожденных (обычно девочек), широко практиковавшемуся в истории человечества. В настоящее время оскорбление ребенка, тайное насилие родителей осуждается общественным мнением. Младенцы, может быть, последний большой класс людей, который неправильно воспринимается, ограничен в правах и подвергается оскорблению.

В 1975 году французский акушер Фредерик Лебойе (Frederick Leboyer) предложил новые подходы к родоразрешению без насилия. Его коллеги от­вергали необходимость каких-либо перемен и публично отстаивали миф о том, что младенцы действительно не чувствуют и не тревожатся. Недавно обнаруженная истина состоит в том, что новорожденные младенцы облада­ют всеми видами чувствительности и используют их точно так же, как и остальная часть человечества. Их крики от боли подлинны. Младенцы не бесчувственны; это мы оказались бесчувственными.

Очень слабые умственные способности. Возможно, самыми позорными мифами о новорожденных являются мифы об их умственных способнос­тях. Ссылаясь на данные анатомии мозга при рождении, ученые заключи­ли, что он «примитивный» и слабо развит. И поскольку мозг занимает при­близительно одну четверть веса и объема всего тела ребенка, он не спосо­бен к выполнению «высших» функций мышления, узнавания, памяти.

В течение сотен лет это предположение доминировало и в медицине, и в психологии, поощряя оскорбления в акушерстве и педиатрии, которые принимались при рождении как норма. Без мышления дети не могут об­ладать никаким опытом, накапливать знания, не способны к самопозна­нию, фактически они не могут существовать в настоящем. Этот миф ис­кусственно задержал начало активного родительства и препятствовал массовому признанию новорожденных как личностей. Рассуждали так: нет мышления — нет личности; нет личности — нет необходимости родительствования.

В прошлом исследователи мозга допустили одну из классических научных ошибок, разделив мозг и исследуя его по частям, чтобы выяснить, как он работает. Проблема состоит в том, что мозг работает должным образом, только если он представляет собой единое целое. Отдельные части — не система. Наиболее серьезной ошибкой было отделение мозга от двух дру­гих систем — эндокринной и иммунной. Медицина официально разделила их на три разные области: неврология, эндокринология и иммунология. Современные исследования показывают, что все три тесно связаны в одну центральную гуморальную информационную систему.

Дискуссия по поводу миелинизации нервных волокон, приводящей к их изоляции, длится несколько десятилетий и подтверждает, что мозг в це­лом больше, чем его части. Когда я начинал излагать воспоминания рож­дения, о которых говорили мои пациенты, я сам сталкивался со стеной не­понимания моих коллег. Они немедленно заявляли, что такие воспомина­ния невозможны, так как миелинизация нервных путей к моменту рожде­ния является неполной и, следовательно, сигналы не могли должным об­разом проходить через нервную систему. Но правда состоит в том, что миелинизация начинается в некоторых местах уже через несколько не­дель после зачатия, но не завершается до зрелого возраста. Следователь но, это не может служить аргументом в определении возможностей функ­ционирования мозга.

Мозговой конвейер. Другим основным непониманием функции мозга младенца являлось то, что его мозг ассоциировался с двигателем на сбо­рочном конвейере, то есть предполагалось, что он не работает до того мо­мента, пока не будет установлена его последняя часть. Эту ошибку под­держивало и предубеждение, что части мозга, которые сформировались первоначально, были «примитивными» и менее значимыми, в то время как те, которые развивались позднее, были намного более сложными и важ­ными. В лучшем случае это лишь половина правды, такая теория не «под­пускала» ученых и родителей к пониманию мышления до рождения и оправдывала негуманные действия при рождении. Они полагали, что по­скольку «сложные», «продвинутые» части мозга еще не были развиты, младенец не мог накапливать значимый опыт. О памяти и обучении не могло быть и речи.

Кора мозга, симметричные левое и правое его полушария, находящиеся в верхней части черепа, формируются в последнюю очередь и имеют осо­бенности строения в виде поздних эволюционных извилин, которые и от­личают людей от других живых существ. Однако было сделано ложное за­ключение, что кора не работает, пока не закончено ее формирование, а ос­тальная часть мозга не может участвовать в сложной деятельности. Задол­го до завершения формирования коры головного мозга интегральные сис­темы регуляции дыхания, сна, пробуждения, пространственной ориентации и движения уже функционируют. Чувства вкуса, осязания, обоняния и слу­ха полностью сформированы и скоординированы. Даже зрение развито при рождении, хотя визуальная часть коры еще окончательно не развита.

Младенцы не могут думать. До недавнего времени эксперты по изуче­нию мозга сходились во мнении, что, подобно всеми любимому персонажу известной детской книги о Винни Пухе, новорожденный весьма недалекого ума. В недавно вышедшей книге одного известного психолога из Гарварда о природе ребенка говорится, что кора головного мозга малыша очень на­поминает кору мозга взрослой крысы.

Как может новорожденный думать, располагая таким скудным потенциа­лом? Академические психологи используют впечатляющие заумные слова, отрицающие умственную деятельность у младенца: досимволичная, дорепрезентативная, дорефлекторная. Иначе говоря, дети не владеют словами и не могут думать. Это связано с другим мифом: чтобы думать, вы должны владеть языком. Недавние исследования показали, что дети много размышляют, с помощью языка или без него. Вы видите доказательства такого мышления, когда ваш новорожденный целенаправленно вытягивается, смотрит с любознательностью, хмурится или кричит в знак протеста, гулит от удовлетворения или задыхается от волнения. Новорожденные также внимательно слушают своих матерей, читающих истории, и предпочитают вновь услышать те из них, которые они уже слышали за несколько недель до своего рождения. И заметьте: они слушают внимательно до тех пор, пока мать читает вперед, но перестают слушать, как только она начинает читать в обратную сторону (бессмыслицу), что является еще одним показа­телем хорошего мышления.

Более того, исследования мозговых волн убедительно показывают, что младенцы — большие мечтатели. Они мечтают намного больше нас с вами. Педантичные наблюдения ученых за движениями тела младенца и выраже­нием его лица во время сна показывают, что они действуют и выглядят точно так же, как взрослые во сне. Как же они могут мечтать без того, что­бы не думать?

Отсутствие самоощущения. Другой миф: без физических чувств и полно­стью сформированного мозга не может быть ощущения самого себя и дру­гих. Психоаналитики объявили, что младенцы «аутичны», погружены в себя и нечувствительны к социальным сигналам, они не готовы к отноше­ниям и уж конечно не готовы к общению.

«Солипсичны» — таким словом швейцарский психолог Жан Пиаже (Jean Piaget) описал новорожденных, имея в виду, что они не взаимодействовали с окружающим их внешним миром и были полностью погружены в себя. Эта теория больше не выдерживает критики. Хотя Пиаже является автором теории психологии развития, он не владел современными знаниями о но­ворожденных. Он учил, что новорожденному потребуется до 18 месяцев на то, чтобы выйти из состояния «эгоцентричное™» и осознать себя одним из объектов среди других.

Ученики Пиаже продолжают настаивать на этой точке зрения. Психолог Бартон Уайт (Burton White) из Бостона пишет, что новорожденные беспо­мощны, не могут думать, использовать язык, общаться с другим человеком или даже осознанно двигаться. Он утверждает, что в течение первых не­дель жизни младенец не заинтересован ни в одном из аспектов окружаю­щего его мира.

Если вы примете эту точку зрения, вы сами откажетесь от доверительно­го, интимного диалога с вашим малышом и будете лишены множества сюрпризов, которые ваш ребенок готов вам преподнести. Вы и ваш ребе нок связаны друг с другом, вы не чужие друг другу. Ваше общение — дуэт, а не соло. Младенцы внимательно наблюдают за вашей мимикой и могут мгновенно подражать выражениям печали, счастья и удивления. Младенцы с невероятным вниманием слушают речь взрослых. Видеозапи­си показывают, что они ведут себя так, словно отвечают на реплики взрослых в диалоге.

Если бы дети затерялись в своем собственном мире, они не смогли бы так хорошо анализировать звуки и реагировать на них. Они прекращают при­нимать пищу, даже если очень голодны, чтобы послушать что-то интерес­ное. Если они слышат плач других детей, то обычно присоединяются к их плачу. Если они услышат запись своего плача, они могут неожиданно пре­кратить плакать — свидетельство того, что они узнают себя.

Полагали, что самосознание появляется после двух-трехлетнего возраста, однако психологи выявили зачатки самосознания у ребенка значительно раньше. Один авторитетный психолог пишет, что дети обнаруживают ра­зум уже в возрасте 9 месяцев. Детский психолог Келвин Тревартен (Colwyn Trevarthen) из университета Эдинбурга полагает, что взаимодействие меж­ду людьми — врожденное человеческое качество и его можно установить у новорожденных.

Дети не нуждаются в матерях. Этот миф оправдывает содержание мла­денцев в детских отделениях родильных домов вдали от их матерей — практика, обосновывающая этот порядок необходимостью обеспечить здо­ровье младенцев. Но верно и обратное. От своей матери ребенок получает антитела для отражения инфекций, а также индивидуальное внимание, не­доступное в детской. Нахождение рядом с матерью помогает ребенку регу­лировать температуру его собственного тела, метаболические процессы, уровень ферментов и гормонов, частоту сердечных сокращений и дыха­тельных движений. Разделение матерей и младенцев — это физическое лишение и эмоциональное испытание.

Матери всегда прекрасно знали то, что ученые еще только открывают — что отношения матерей и детей сердечны, взаимны, даже волшебны. Крик младенца вызывает выделение молока у матери, единственного совершен­ного молока для детей на земле. Кормление грудью сразу же после рожде­ния ребенка ускоряет изгнание плаценты и защищает мать от кровотече­ния. Добавим еще, что во взгляде младенца и его прикосновении присут­ствует жизненная сила, необходимая для включения чувств и навыков, обеспечивающих успешное материнство. Детям необходимо слышать голос матери, изучать циклы ее сна, узнавать запахи ее тела и выражения лица. Детям необходимо знать, что с их матерями все хорошо.

Миф о возрасте. Возраст — категория, которая работает против младен­цев. Не осознавая этого, мы склонны выделять возрастные группы, отлич­ные от нашей собственной: эмбрион, плод, новорожденный, ребенок, взрослый или пожилой. Так или иначе, эти «другие» кажутся нам жалкими, ущербными и несравнимыми с нами.

Обычно более молодой означает более низкий социальный статус. Мы ду­маем, что младенец недостаточно реален, чтобы слушать, обучаться или за­щищаться от негуманного обращения. Ребенок станет личностью по­зднее — возможно, когда он сможет ходить, говорить или пойдет в школу.

Отбросим мифы: похоже, дети действуют как личности задолго до рожде­ния, будучи занятыми спонтанной деятельностью для своего удобства, ока­зывая предпочтение определенным звукам, движениям и вкусам и реаги­руя на опасность в матке. После рождения они с первого дня участвуют во многих сложных действиях, объединяющих слух и зрение, регулируют свое бодрствование и отдых и демонстрируют добросовестное учениче­ство. Используя свои коммуникационные навыки, они вовлекают вас в диа­лог, устанавливают близкие отношения и без вашего согласия начинают обучать вас роли родителей.

Эмоции, язык всех возрастов, отражаются на лицах детей. Мы опоздали в признании этого. Наблюдайте за вашим ребенком и его выражениями сча­стья, удивления, печали, страха, гнева, отвращения, интереса или перена­пряжения.

ПАМЯТЬ РОЖДЕНИЯ: НОВАЯ ГРАНИЦА

Вероятно, последняя значительная преграда к полному признанию мла­денцев как личностей падет с признанием возможности сложной личной памяти рождения. Скептически настроенные родители иногда приходят к признанию памяти рождения, когда они слышат, как об этом говорят их двухлетние дети. Поскольку мы знаем, что новорожденные преуспевают в обучении, а обучение и память идут рука об руку, становится легче при­знать и память рождения. Некоторым людям не нужны никакие дополни­тельные доказательства, потому что они тем или иным способом открыли свою собственную память рождения. Другие открыли эти блоки памяти под гипнозом либо в результате психологического прорыва в психоте­рапии.

Память способствует самоосознанию; эти два понятия взаимосвязаны так же, как связаны между собой обучение и память. Без памяти опыт бесполе­зен, а проявление индивидуальности невозможно.

Мозг младенца нигде не обнаруживает себя более удивительным образом, как в способности запоминать рождение и возвращаться к этой памяти при определенных обстоятельствах в зрелом возрасте. Эти блоки памяти рож­дения — капсулы времени, содержащие поразительные доказательства ин­дивидуальности и мысли.

В процессе моей работы психологом я обнаружил память рождения, иссле­дуя суть проблемы с помощью гипноза. Мои пациенты сохранили память рождения, о возможности которой я в то время не знал. Воспоминания, ко­торыми они тогда со мной делились, побудили меня начать работу, превра­тившуюся в 13-летнее приключение, связанное с изучением и исследова­ниями, результатом чего явились научные работы с огромным количеством ссылок — и эта книга. Я вынужден был изучать самих новорожденных, процесс рождения и сложности памяти и сознания. В этой книге я делюсь с вами самыми интересными своими открытиями.

Мои пациенты продолжали сообщать в деталях, что случилось с ними в мо­мент рождения, включая и мысли, которые у них появлялись в раннем дет­стве. Я обнаружил неожиданную зрелость их «детских» мыслей. Каждый из них говорил очень значимые и идентичные вещи. Они знали и любили своих родителей. Характер их мыслей оказался не связанным с возрастом или развитием каких-либо чувств, они были там с самого начала.

Тронутый этими рассказами, я начал (с разрешения пациентов) фиксиро­вать их; в конечном счете, таких рассказов было зафиксировано, обработа­но и исследовано сотни. К 1980 году я разработал метод, показывающий, что при сопоставлении в паре «мать — ребенок» под гипнозом эти воспо­минания вполне надежны.

Некоторые люди под гипнозом вспоминают необычайно живые и завер­шенные детали. Эта способность, называемая гипермнезией, подвергается изучению, вызывает восхищение и сомнения экспертов не одно десятиле­тие. Недавний критический обзор экспериментов в этой области подтвер­дил, что гипнотизируемые субъекты действительно демонстрируют суще­ственно более полные воспоминания как вербального, так и невербального материала, очень значимого и получаемого методом так называемого сво­бодного воспоминания. Исследования показывают, что легче запоминают­ся необычные и значимые события, содержащие яркие образы и сильные эмоции. Однако эти воспоминания могут быть опорочены, если интервьюи­рующий задает наводящие вопросы, предлагает ответы или использует технику интервью, которая торопит, сбивает и запутывает пациента.

Подробные пошаговые воспоминания рождения встречаются редко, хотя многие люди способны их воспроизвести. Преимуществом этих порази тельных историй является то, что они рассказаны языком взрослого чело­века, так как эти дети уже выросли. Они обнаруживают ясные мысли и глубокие чувства, испытанные во время рождения.

С тех пор, как в 1975 году со мной впервые поделились памятью рождения, я прослушал как вдохновляющие, так и грустные истории. Возможно, по­скольку я психолог, людей приводят ко мне их страдания, я постоянно сталкиваюсь со скрытыми ранами, нанесенными и оставленными враждеб­ными словами, взрывами эмоций или тревожными вопросами, возникшими при рождении. Такие психологические «метки рождения» могут и должны быть предупреждены. Творческой психотерапии необходимо заниматься этими проблемами рождения.

Спешу заверить вас, что не все дети рождаются с психологическими про­блемами. Дети, желанные при зачатии, во время беременности и мягко рожденные в любящие руки, начинают жизнь позитивно. Они смотрят на мир с безмерным интересом и любопытством, действуют так, словно чув­ствуют себя в безопасности и устанавливают крепкую связь со своими ро­дителями.

Возможно, тысячи взрослых натыкаются на свои воспоминания рождения и внутриутробной жизни с помощью специалистов, осуществляющих ребефинг, своего психотерапевта или дианетического одитора. Меньшее число людей наталкиваются на блоки памяти рождения, находясь в измененном состоянии сознания — «психоделическом» состоянии, во сне, при фантази­ровании или медитации. Еще меньше взрослых утверждают, что они всегда помнили, хотя и обрывочно, процесс своего рождения, но не решались рас­сказать об этом, опасаясь насмешек. Но поскольку атмосфера принятия па­мяти рождения становится более благоприятной, все больше взрослых лю­дей решаются об этом рассказать. Если вы один из них, я бы хотел, чтобы вы записали ваши воспоминания и отослали их мне.

До настоящего времени непрерывные, последовательные, подробные рас­сказы о рождении могут быть получены под гипнозом, которым владеет лишь весьма ограниченный круг профессионалов. Эти рассказы впервые представлены здесь широкой публике, с великодушного разрешения муж­чин, женщин и детей, их рассказавших. Дословные рассказы были отре­дактированы с точки зрения грамматики, несколько сокращены повторы, а для более легкого чтения мои собственные слова в ходе сеансов были опущены.

В своих воспоминаниях рождения «младенцы», а теперь уже взрослые опи­сывают то, что они испытывали во время рождения, как с ними обращались во время родов врачи и медсестры и что говорили и делали их родители.

Подобные воспоминания беспокоят родителей, вносят смятение в среду ученых и не всегда имеют объяснения в рамках современных знаний.

То, что мы находим в памяти рождения, согласуется с тем, что обнаружива­ют современные исследования: мозг новорожденного, нервная система, физические чувства активны и скоординированы. Имеется в наличии и проявляется набор обычных человеческих эмоций. И в то же время мозг новорожденного настороже, впитывает, исследует и занят накоплением нового опыта.

Пока детей считали бесчувственными и глупыми, по логике, памяти у них не могло быть, и доказательства ее наличия были отложены. Этот скепти­цизм присутствует до настоящего времени. Профессиональные издатель­ства, специализирующиеся на литературе по психологии и гипнозу, упор­но отказывались печатать статьи о памяти рождения. В результате амери­канские ученые, работающие в этой области, часто были вынуждены пуб­ликовать свои работы за границей из-за более благосклонного к ним отно­шения.

В Вене в 1971 году европейские психиатры основали профессиональную ассоциацию, теперь называющуюся Международным обществом пренатальной и перинатальной психологии и медицины (International Society Pre­natal and Perinatal Psychology and Medicine — ISPPM), и журнал (в Герма­нии), специально посвященный пренатальной психологии. В 1983 году из-за отказов профессиональных обществ, основанных ранее, рассматривать предлагаемые работы и проводить симпозиумы, исследователи и врачи в Канаде и США организовали общество, называемое сейчас Ассоциацией пренатальной и перинатальной психологии и здоровья (АРРРАН). Я был од­ним из них. На первой же встрече этой новой группы 500 участников за­слушали 55 докладчиков из 9 стран. С тех пор подобные конгрессы прово­дятся каждые 2 года.

Благодаря убедительным доказательствам способностей детей и впечатля­ющим прорывам в понимании мозга, мышления и сознания мы сейчас мо­жем более благосклонно оценить воспоминания рождения. Эти блоки па­мяти заслуживают пристального внимания. Те уроки, которые мы извлека­ем из этого, могут изменить нашу настоящую жизнь, наше понимание родительства, зачатия, беременности, родов и нашего взаимного обучения. Некоторые воспоминания рождения разрушают общепринятые научные утверждения и ожидания родителей. Внимательному слушателю они мно­гое говорят о различиях между мозгом и мышлением, пагубных послед­ствиях родовых травм и, что важнее всего, о новых измерениях человечес­кого сознания.

Рассказы о рождении — это мини-документы, частные истории, которые имеют общественную значимость. Прослушав много таких историй, я по­нимаю, как святые моменты могут быть испорчены, что ведет к фрустра­ции и чувству унижения. Плохое рождение, словно заноза в пятке, поддер­живает воспаление и причиняет боль. Эти истории также отражают каче­ство жизни, привнесенное матерями и отцами и добросовестными профес­сиональными помощниками. Эти рассказы напоминают нам, что безопас­ное, осмысленное рождение является не случайным, а «благословенным» событием, вдохновляющим всех его участников.

В течение XX века место рождения резко переместилось из дома в родиль­ные дома. То, что всегда было семейным событием, превратилось в событие медицинское. Пострадало психологическое качество рождения. Дети дра­матизируют это в своих воспоминаниях. Принимая во внимание эти свиде­тельства, мы опоздали с признанием воздействия негативных эффектов рождения на тело и мозг. Мы должны осознать необходимость хорошего рождения.

Вы можете оказаться неподготовленными к мудрости и зрелости этих рас­сказов. Мысли, возникающие в мозге ребенка, по глубине и качеству выхо­дят далеко за пределы того, что предполагает их хронологический возраст или физический статус их мозга. Вот почему в некоторые истории многие просто отказываются поверить, но факты говорят сами за себя. Старые мифы, которые в течение длительного времени обрекали младенцев на низший статус, оспариваются в этой книге.

Когда вы будете читать ее, в вашем сознании может медленно зарождаться мысль, что это новое поле информации о новорожденных — не только о них. В определенном смысле это жизненная информация о нас — окно, че­рез которое мы можем взглянуть на то, что делает нас личностями. Что-то на этих страницах может заставить вас задуматься о том, как ваше соб­ственное рождение повлияло на вас. И хотя эта книга о младенцах, а не о терапии, читатель найдет намеки о связи между рождением и дальнейшей жизнью в различных разделах книги и некоторых сносках в разделе «Ис­точники и материалы для чтения».

Когда вы будете читать о зрелости новорожденного и развитии жизни до рождения, вы неизбежно задумаетесь о том, какое отношение все это мо­жет иметь к проблеме аборта. Для читателей, желающих знать мои личные убеждения и симпатии, я написал краткие комментарии в приложении 1.

Я знаю, как беспокойные родители могут волноваться и обвинять себя за вред, нанесенный ребенку своими действиями во время беременности и рождения. Я посвящаю им слова утешения и предостережения в прило­жении 2.

До этого вы найдете рассказы о счастливых и несчастных днях рождения. Вы внезапно обнаружите мудрость, «исходящую из уст младенцев», и фак­ты, которые, как вам покажется, не имеют отношения к возрасту. Возмож­но, эта информация удивит вас, возбудит любопытство к вам самим, под­твердит тайны ваших детей, о которых вы интуитивно догадывались, и до­бавит вам почтительности к жизни.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть первая

 

 

ВАШ НЕОБЫЧНЫЙ  НОВОРОЖДЕННЫЙ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 1

РАЗВИТИЕ ТЕЛА И МОЗГА

Женщины производили на свет детей с самого начала существования чело­веческой расы, но взгляд на это явление изнутри стал возможен лишь се­годня. Зачатие, происходящее в темном чреве матери, перестало быть тай­ной и теперь открыто для понимания. Через многие «окна», распахнутые наукой, можно увидеть, что происходит внутри.

Через окно, открытое эмбриологией, можно увидеть, как развиваются части тела ребенка по дням, неделям, месяцам. Это помогает понять, что форми­руется на данный момент. График развития ребенка в матке полон сюрпри­зов; их знание подскажет вам, что вы можете сделать для вашего ребенка.

Сквозь другое окно, открытое неврологией и биохимией, вы можете взгля­нуть на разум с новой точки зрения и понять, как ваш ребенок проявляет признаки разума задолго до рождения. Это знание поможет вам понять как самих себя, так и вашего ребенка. Новая информация показывает, что ма­тери и отцы не должны ждать, когда начнется их значимое взаимодей­ствие с неродившимся ребенком. Ключом к общению с молчащей маткой является знание того, что там происходит.

ТАИНСТВО ЗАЧАТИЯ

Ли Энн отмечала свою температуру и чередование менструальных циклов на календаре. Однажды ночью, после того как она и ее муж занимались лю­бовью, Ли Энн лежала в полудреме, и у нее возникло отчетливое впечатле­ние, что с ее телом происходит нечто божественное. Проснувшись на сле­дующее утро, она объявила: «У нас будет ребенок!». Она отметила дату на календаре и написала: «Зачатие». Ли Энн сказала, что чувство, которое она испытала, было уникальным и особым. Это оказалось правдой.

Как может женщина чувствовать зачатие? Этот процесс не является опре­деленным и уловимым. Примерно через две недели после менструации одна созревшая яйцеклетка ждет прибытия потока сперматозоидов, вы плеснувшихся во время полового акта. Около 200 миллионов сперматозои­дов, попавших во влагалище, направляются к ней. С помощью сканирующе­го электронного микроскопа видно, что при соприкосновении с яйцеклет­кой сперматозоиды попадают в крепкие «объятия», пока один из них не бу­дет вовлечен вовнутрь. После этого мембрана яйцеклетки изменяется и становится непроницаемой для всех остальных спермиев. Если этот про­цесс оказался успешным, что происходит в 40% случаев, то наступает бе­ременность.

В первые 24 часа после оплодотворения яйцеклетка делится на две части. Это повторяется снова и снова, сопровождаясь процессом трансформации и дифференциации, пока несколько сотен биллионов клеток не организуют­ся в структуры тела и органы ребенка. В настоящее время на фотопленке зафиксированы стадии развития всех частей тела.

В течение 10 дней после зачатия маленький комочек размножившихся кле­ток (называемый бластоцистой), еле различимый невооруженным глазом, совершает маленькое путешествие по направлению к матке. Здесь бластоциста — в случае 40% успеха — находит безопасное убежище в лоне матки.

Только после трех недель у эмбриона начинают различать головной и хвос­товой отделы, он плавает в жидкости, выделяемой амниотическим мешком, и развивает сегменты, из которых формируется мозг и позвоночник. На четвертой неделе начинают формироваться зачатки сердца, кровеносные сосуды и пищеварительный тракт. Руки и ноги начинают выступать на пя­той неделе. Сердце сразу же начинает перегонять кровь, хотя одновремен­но происходит формирование его четырех камер из одной, что завершает­ся полной взаимосвязью клапанов; этот процесс занимает два месяца.

Пока вы еще размышляете, беременны вы или нет, мозг, глаза, печень и уши вашего ребенка развиваются. Через шесть недель после зачатия эмбрион длиной 3/5 дюйма плавает в безопасности в своем серебристом мешочке. На седьмой неделе лицо, нос, глаза, губы, язык уже видны, как и зачатки зу­бов и костей. На восьмой неделе пальцы и руки хорошо выделены и очерче­ны, пальчики ног четко выражены, начинаются мышечные движения. На де­сятой неделе все основные части тела находятся на своих местах.

НЕРВНАЯ СИСТЕМА МЛАДЕНЦА

Первые доказательства функционирования нервной системы неродившего­ся ребенка получены при изучении деятельности сердечной мышцы на пя­той неделе и электрической активности мозга на шестой неделе.

Менее чем через два месяца после зачатия на раздражение тонким волосом кожи щек ребенок реагирует движением головы, перемещением туловища и таза назад, вытягиванием рук и кистей, чтобы убрать волос. Хотя эти движения обычно описывались как рефлексы, я полагаю, что, скорее всего, это нужно понимать как первое проявление тактильной чувствительности.

Как свидетельствуют исследования, с момента первой реакции на поглажи­вание по щеке происходит распространение чувствительности на осталь­ные части тела. Доказательства этому были получены в 1932 году, когда ученые Питтсбургского университета (США) обнаружили движения неро­дившегося ребенка.

Это неудивительно, поскольку в течение первых нескольких месяцев лицо младенца реагирует активнее всех частей тела, начиная с движений губ, рта, языка и глотания. Наши лица чувствительны, восприимчивы и вырази­тельны в течение всей жизни. Такие изменения мимики, как умение ска­шивать глаза, насмешливо улыбаться, были обнаружены и сфотографиро­ваны уже на четырнадцатой неделе после зачатия. Поскольку такая мими­ка нередко возникает в ответ на насильственное сокращение матки, можно допустить, что она выражает осознанную реакцию на то, что происходит в это время. Надутые губы, хмурый взгляд, напряжение мышц вокруг глаз, ассоциируемые с плачем ребенка, зафиксированы уже на шестом месяце беременности. Соответствующее выражение лица и голосовая выразитель­ность позволяют допустить, что некоторые части «центрального разумного представительства» уже связывают тело и мозг.

Лицо — не единственная область, где обнаруживается ранняя активность нервной системы в период внутриутробной жизни. Генитальная область реагирует на похлопывание на десятой неделе, ладони — на одиннадцатой неделе, подошвы ног — на двенадцатой неделе беременности. Это важные области поверхности кожи, которые будут иметь увеличенное количество нервных клеток у взрослого.

К одиннадцатой неделе руки и ноги неродившегося демонстрируют чув­ствительность к раздражению волосом. Между пятнадцатой и семнадцатой неделями обнаруживается чувствительность живота и ягодиц. Если бы вы могли дотянуться и прикоснуться к своему неродившемуся ребенку, то обнаружили бы, что все части его тела отвечают на легкое прикосновение еще до семнадцати недель беременности.

БЫСТРЫЙ РОСТ

Ребенок в чреве матери растет быстро, увеличиваются и совершенствуют­ся его основные структуры и развивается более сложный комплекс взаи­моотношений между кровеносными сосудами и нервами. Спустя три месяца после зачатия глаза и уши занимают нормальную позицию и скелет чет­ко определен. Ручки соединяются вместе, и начинается уже посасывание большого пальца (при рождении некоторые дети имеют небольшую мозоль на большом пальце, свидетельствующую о том, что происходило в матке). Дыхательные пути ребенка, которые начинаются с носа и продолжаются до легких, уже готовы для первых дыхательных движений.

В следующие месяцы ваш младенец при длине от 12,5 до 15 см имеет уже четко обозначенный рот и губы, «вдыхает» и «выдыхает» амниотическую жидкость через рот. Такое дыхание жидкостью гарантирует: когда жид­кость будет заменена воздухом при рождении, дыхательные мышцы будут хорошо развиты и приспособлены для длительной, без устали, работы. Ма­ленькие мешочки (альвеолы), с которыми соприкасается воздух в легких, будут увеличиваться в числе и размерах в течение всей беременности и восьми лет после рождения. Вот почему дети нуждаются в поступлении большого количества чистого и свежего воздуха для дыхания.

Принятие вами никотина, кофеина, алкоголя или наркотиков будет уско­рять или замедлять дыхание вашего ребенка жидкостью во время его жиз­ни в матке. Измерения, сделанные докторами, показывают, что замедлен­ное дыхание — негативный фактор для здоровья ребенка. Ускоренное ды­хание, которое наблюдается в тех случаях, когда мать курит, объясняется напряженной попыткой ребенка получить достаточное количество кисло­рода. Эти факты указывают на то, что дыхание — одно из первых проявле­ний, на которое влияет стиль жизни и культура матери.

К двадцатой неделе преодолен половинный рубеж в развитии, и ребенок в матке достигает фута (30,48 см) длиной и фунта (453,59 грамма) весом. Веки и брови хорошо развиты, и его тело начинает полнеть. В это время вы замечаете, что тоже округляетесь. Приложив ухо к животу, отец ребен­ка может услышать биение сердечка малыша. Примерно в это время вы на­чинаете ощущать различие между руками, ногами, головой и ягодицами, так как ваш ребенок толкается, прыгает или вертится. Странные маленькие ритмичные толчки периодически сообщают о том, что у вашего ребенка появляется икота.

В последующие три месяца ребенок становится намного тяжелее. Защит­ная жировая прослойка развивается на восьмом месяце, чтобы защитить его от холода после рождения. Удары и толчки младенца становятся более сильными. На девятом месяце возникают судороги, и вы можете чувство­вать движения рук и ног вашего младенца, ползающего в вашем животе.

В последние месяцы ваше тело накачивает вашего ребенка антителами — это протеин, защищающий от инфекции, который вы формировали в течение многих лет. Это подарок, передающийся из поколения в поколение, то есть дочь передает это свойство следующему поколению. Большинство ан­тител накапливаются в молозиве, которое появляется раньше, чем грудное молоко. В дополнение к этому плацента производит гамма-глобулин как для вас, так и для вашего ребенка, обеспечивая дополнительную защиту от болезни в последнем триместре и после рождения.

По мере приближения к сороковой неделе ваш ребенок демонстрирует бо­лее четкий и ясный ритм пробуждения и засыпания и более отчетливый крик. Измерение мозговых волн в течение последних трех месяцев пока­зывает хорошую организацию, постоянную активность и синхронность между левым и правым полушариями мозга.

И, наконец, примерно на сороковой неделе ваш младенец посылает гормо­нальный сигнал (о котором ученые хотели бы узнать больше) вашему телу, требующему окончания беременности. Сокращения матки, которые вы чув­ствуете, говорят вам, что процесс родов начался.

ПРЕНАТАЛЬНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ

Меньше чем через два месяца после зачатия начинает формироваться вес­тибулярная система — та часть нервной системы малыша, которая связана с силой тяжести и равновесием в пространстве. Эта система обеспечивает синхронность, существующую между вашими движениями и движениями ребенка. Если вы стоите на голове или танцуете, ваш ребенок почувствует изменение в позиции, скорости, направлении и попытается приспособить­ся. Если вы поворачиваетесь, ваш ребенок будет поворачиваться вместе с вами — хочет он того или нет.

Помимо этого, для приспособления к вашим движениям младенец исполь­зует собственную вестибулярную систему, для того чтобы начать свою программу боди-билдинга. Задолго до того, как вы можете это почувство­вать, ваш младенец делает регулярные упражнения и останавливается для коротких передышек. Между десятой и двенадцатой неделями начинается внезапный рост активности ребенка: покачивание из стороны в сторону, вытягивание, а затем сгибание спины и шеи, помахивание руками, пинки ногами. Ножки сгибаются и вытягиваются, быстро ударяя по стенке плод­ного мешочка, в котором созревает ребенок.

Доктора из Йоханнесбурга (Южная Африка), изучавшие двигательную ак­тивность ребенка у 46 беременных женщин, утверждают, что в таких «тре­нировках» принимают участие практически все мышцы младенца. Самое длинное «упражнение» продолжалось семь с половиной минут, а самый продолжительный «отдых» длился всего пять с половиной минут.

Голландские ученые говорят, что такие грациозные, свободные и спонтан­ные вращения являются примером рано появляющейся инициативы и са­мовыражения у части неродившихся детей. (Вам, возможно, понравится мысль, что вы к этому не имеете никакого отношения и что у вашего мла­денца уже существует своя собственная «повестка дня»!) Эта созидатель­ная гимнастика является косвенным свидетельством наличия интеграции мозг-тело.

РОСТ МОЗГА

Мозг в основном отвечает за то, что происходит в вашей голове. Это не просто орган, а комплексная система с различными способностями. Тот факт, что части функционируют вместе с помощью сложных взаимосвязей, является особенно сложным для понимания. Хотя многое уже изучено, все же до сих пор работу этих отделов окружает немало тайн и парадоксов.

Вот как развивается мозг вашего младенца: около трех недель от зачатия начинают появляться основные части позвоночника и спинного мозга. На двенадцатой неделе они уже сформированы. Верхняя часть спинного мозга развивается в основание головного мозга. Нижняя часть головного мозга растет очень быстро: в течение первых семи недель поднимается немного вверх, расширяется в средний и передний отделы мозга. Извилистая верх­няя поверхность переднего отдела образует кору головного мозга — самое позднее эволюционное дополнение человеческого мозга. Четкие морщины и извилины коры не случайны. Это оригинальное строение позволяет го­раздо большему количеству клеток мозга (нейронам) разместиться в огра­ниченном пространстве.

В зависимости от условий мозговые клетки младенца увеличиваются и рас­тут, пока не достигают количества от 20 до 200 биллионов. Ученые полага­ют, что большое количество функционирующих клеток создает младенцу благоприятные условия для хранения и обмена большим объемом инфор­мации. Клетки мозга отличаются друг от друга своей формой, но все они имеют характерные короткие (дендриты) и длинные (аксоны) разветвле­ния, что придает им вид деревьев без корней. Эти ветви простираются к соседним клеткам, образуя коммуникационные соединения (синапсы). Здесь происходят химические чудеса, когда они обмениваются «посланиями» в виде нейротрансмиттеров. Эти экзотические соединения содержатся в ма­леньких пузырьках, количество которых достигает 50000 в отдельной клетке коры головного мозга. Несмотря на сложность, сигналы носятся взад и вперед по запутанной сети нервов и попадают в необходимые мускулы, железы и органы, упорядоченно и своевременно.

В течение последних 50 лет эксперты сомневались в эффективности пере­дачи нервных сигналов у неродившихся и родившихся младенцев. Эти со­мнения основывались на медленном развитии миэлина, толстого изолиру­ющего покрытия, которое обволакивает все нервы. Считалось, что все не­рвы, не имеющие миэлина, не могут достаточно эффективно передавать сигналы. Опираясь на это положение, эксперты игнорировали многочис­ленные проявления талантов новорожденных.

Но миэлинизация прогрессирует постепенно и зависит в основном от не­рвной системы. Хотя она очень несовершенна при рождении, это не имеет большого значения; некоторые нервы остаются не изолированными полно­стью до пубертатного возраста, то есть задолго до того, как мозг достигает высокой степени развития. Учитывая многие способности ребенка, кото­рые проявляются как до, так и после рождения, создается впечатление, что миэлинизация не имеет к этому никакого отношения.

В прошлом столетии ученые, как правило, изучали мозг по частям в соот­ветствии с их формированием по времени и месту положения; те части, которые расположены ближе к спинному мозгу, развиваются первыми и составляют основание мозга. Считалось, что они находятся в подчинении у тех частей мозга, которые формируются в последнюю очередь, то есть у коры головного мозга. Полагали, что без коры головного мозга младенец в матке не может обретать опыт. Доктора были уверены, что дети не могут понимать, осознавать и запоминать те события, которые происходят с ними в матке или при рождении. Обычная акушерская практика была основана и построена на этом же предубеждении.

Кора головного мозга неродившегося ребенка является объектом интен­сивных исследований, стремящихся установить момент завершения ее формирования и готовности к работе. Ученые судят о сформированности коры мозга по наличию дендритов и дендритных отростков, нервные раз­ветвления получают информацию, поступающую со всех частей тела. С по­мощью электронного микроскопа они обнаружили, что дендриты и их от­ростки формируются между 20-й и 28-й неделями беременности. Таким об­разом, сейчас уже неправильно считать, что неродившиеся и родившиеся младенцы не имеют вегетативных центров. Эти структуры как до, так и после рождения, продолжают прирастать в количестве и усложняться.

Дальнейшим доказательством функционирования коры головного мозга младенца является измерение волн ее электрической активности. Они показывают, что не позднее 17-й недели беременности мозг отвечает на зри­тельную, осязательную и слуховую стимуляцию. Это подтверждает предпо­ложение, что ваш младенец уже в матке способен осознанно отвечать на происходящее.

Но эти измерения не объясняют те многочисленные признаки разума, ко­торые были обнаружены у плода намного раньше.

Неудачи экспертов, пытавшихся обнаружить компетентность у неродив­шихся и новорожденных младенцев, привели к возникновению новых тео­рий о мозге и взаимоотношений мозга и тела. Новые теории воодушевляют родителей, стремящихся понять, может ли ребенок в матке или во время родов слышать, страдать, запоминать и что-то изучать. Согласно теории ав­стралийского нейрохирурга Ричарда Бергленда (Richard Bergland), мозг сам по себе является гигантской железой, потому что производит гормоны, имеет рецепторы для гормонов, производимых в теле, сам функционирует под их воздействием и имеет гормоны, движущиеся туда и обратно по во­локнам отдельных нервов. Отсюда новое понятие — жидкий мозг. Это в корне меняет всю хронологию начала работы «мозга» неродившихся мла­денцев.

Одно из захватывающих открытий, связанных с этим новым «жидким» моз­гом, состоит в том, что многие жизненные части разумной системы тела младенца находятся за пределами головы. Эта коммуникационная сеть была открыта с помощью радиоактивных веществ. Было доказано, что опреде­ленные гормоны соответствуют определенным рецепторам, как ключи под­ходят к соответствующим замкам. В Национальном институте психическо­го здоровья Кендейс Перт (Candace Pert) и его коллеги систематизировали рецепторы к более чем 50 нейропептидам, аминокислотным соединениям, синтезируемым непосредственно нервными клетками. Эти важные веще­ства выполняют информационную функцию, перемещаясь туда и обратно через все жидкости организма. Другие молекулярные посланники между мозгом и телом движутся туда и обратно по нервным каналам.

Знание точных мест в мозге и теле, где циркулируют определенные по­сланники, позволило Перту с уверенностью утверждать, что нейропептиды объединяются в три системы:

  • нервную (головной и спинной мозг и органы чувств);
  • эндокринную систему (гормоны);
  • иммунную систему (селезенка, костный мозг, лимфоузлы и дру­гие специфические клетки, которые борются с заболеваниями).

Эта большая разумная работа ведется как в мозге, так и вне его.

Родители и дети в одинаковой мере участвуют в совершенствовании разу­ма и иммунной системы. В отличие от мозговых структур, которые закреп­лены на одном месте, клетки иммунной системы перемещаются по всему телу, определяя и уничтожая измененные клетки и чужеродные тела, за­живляя раны, борясь с заболеваниями в сотрудничестве с нейропептидами. Они не снабжены рецепторами для нейропептидов, но могут манипулиро­вать нейропептидами и другими химическими веществами, которые ока­зывают влияние на здоровье тела и эмоции. Среди других веществ иммун­ные клетки могут вырабатывать эндорфины, собственные естественные «молекулы удовольствия» (опиаты). Перт говорит: «Я не могу отделить мозг от тела».

Эта исследовательская работа переключила внимание с нервных синапсов как основных соединений для обработки информации на рецепторы тела и мозга ребенка, куда приходит информация от нейропептидов. b-эндорфины — «молекулы удовольствия», вырабатываемые в основном в гипофизе, обнаруживаются в кровотоке, уже начиная с семнадцатой недели беремен­ности. К двенадцатой неделе функционирующий гипофиз уже похож на гипофиз взрослых. Другие пептиды появляются во втором триместре. Об­ласть гипоталамуса (которая тесно связана с гипофизом) полностью фор­мируется менее чем за четыре месяца. Исследования показывают, что на­личие этих веществ и структур не случайно, и возможно, они начинают функционировать, как только появляются.

Самым важным в вопросе осведомленности неродившегося является откры­тие плотных гроздьев нейропептидных рецепторов в основании мозга. Перт полагает, что столь большое их количество делает основание мозга частью лимбической системы, которая изначально затрагивает эмоции и память. Поскольку основание мозга является одной из наиболее рано раз­вивающихся его частей, это открытие выдвигает новые доказательства на­личия памяти у младенцев в первом триместре беременности.

ПИТАНИЕ ДЛЯ РОСТА МОЗГА

Рост мозга происходит скачкообразно в течение всей беременности и про­должается многие годы после рождения. Родители должны многое знать о качестве этого роста. Раньше был популярен миф о том, что «мозг защи­щен при недостаточном питании», то есть даже если мать плохо питается, мозг ребенка в первую очередь получает необходимые питательные вещества из ресурсов ее тела. Только в последнюю четверть XX столетия эта те­ория, принимавшая желаемое за действительное, была отвергнута.

Многие современные исследования показывают, что недостаточное пита­ние в пренатальном периоде сказывается на весе, длине и размерах мозга ребенка. Страдают все части обделенного мозга: нейроны, синапсы, нейро-трансмиттеры и миэлин. Недостаточное питание в первую очередь нано­сит жестокий удар по печени младенца, так как именно печень воспроиз­водит глюкозу, это своеобразное топливо для работы мозга. Недоразвитая печень изо всех сил старается обеспечить мозг, однако его потребности в глюкозе в два раза больше, чем она производит.

Если матери хорошо питаются во время беременности, они делают жизнен­но важный подарок для своих младенцев — хорошо сформированный мозг.

Построение тела и мозга вашего ребенка может быть заторможено различ­ными химикатами, наркотиками, вирусами, токсическими веществами, ко­торые известны как тератогены (субстанции, которые могут приводить к порокам развития ребенка). Эта проблема настолько серьезная, что некото­рые штаты США и другие государства составили четкий реестр тератоген­ных веществ с целью широкого информирования населения об их вреде для неродившегося ребенка. В книгах также имеется нужная информация. Этот вопрос слишком обширен для детального рассмотрения в этой книге, но и отцы, и матери должны осознавать, что они могут подвергаться воз­действию токсических химикалий на работе, что может явиться причиной бесплодия или дефектов развития ребенка.

Наркотики, прописанные (врачом) или не прописанные, могут быть вред­ными для неродившегося младенца. Один из самых обычных тератогенов — алкоголь. Еще в Древней Греции Платон предупреждал родителей, что пьянство может оказывать влияние на их еще не родившихся детей. Современные исследования доказали, что он был прав. В одном исследова­нии, содержащем тревожные для родителей выводы, показано, что приня­тие алкоголя во время зачатия может привести к разрушительному эф­фекту. Пьянство в этот промежуток времени сопровождается большим рис­ком неправильного формирования глаз, ушей, губ, головы и лица.

АКТИВНЫЕ ПРИНЕЙТЫ

С точки зрения матери, сигналы сознательной внутриутробной жизни ре­бенка слабы и мало заметны. Слабые толчки, которые вы чувствуете между шестнадцатой и двадцать второй неделями, часто относимые к началу шевелений, в действительности не самые первые движения ребенка, а просто первые из тех, которые вы можете почувствовать. Сэр Уильям Лайли (William Liley) из Новой Зеландии, один из первых исследователей плода, объяснял, что матка, как и большинство внутренних органов, нечувстви­тельна к прикосновениям, но когда стенка матки растягивается, то движе­ния плода ощущаются с помощью стенки живота.

Ваш младенец чувствует многие вещи и занят созданием для себя комфор­та внутри. Постоянно меняя положение, чтобы приспособиться к вам внут­ри, неродившийся ребенок будет избегать любого давления от инструмен­тов, которые врач располагает на вашем животе, и будет отстраняться от них. Лайли обнаружил, сколь активны и чувствительны маленькие тельца, когда пытался произвести диагностические и медицинские исследования в матке. В сущности, все движения матери вызывают движения плода. Для того чтобы он мог работать с младенцем, находящимся в матке, мать долж­на была спокойно лежать в течение пятнадцати минут, чтобы плод успоко­ился. Кроме того, врачи должны были избегать прикосновений к животу для предотвращения перемещений плода, которые могли извратить резуль­таты исследований.

В первой половине беременности пространство матки относительно боль­шое и круглое. Микроклимат внутри теплый и влажный, настроение ре­бенка изменяется от сонливости до активного бодрствования. Температура тела ребенка на один градус выше, чем ваша, и, следовательно, если у вас повышенная температура, у ребенка она тоже будет повышенной. Объем амниотической жидкости достигает максимума между 28-й и 33-й неделя­ми беременности, до этого времени маленький пассажир может лежать в матке, хорошо вытянувшись. Но по мере уменьшения объема жидкости и увеличения размеров тела младенца, появляются сомнения, сохраняются ли в матке комфортные условия для него.

Поскольку ваша матка становится тесной, а младенец продолжает расти в длину, ему трудно лежать вытянувшись. В зависимости от своего желания согнуть или расправить колени, младенец предпочитает различные углы матки. Лайли обнаружил, что младенец перемещается из одной части мат­ки в другую, вращаясь с помощью стоп и ног, поскольку изменения поло­жения требуют спирального вращения, с поворотом туловища приблизи­тельно на 180 градусов.

Фильмы Лайли показывают, что эти пренатальные балетные движения на­чинаются с вытягивания и вращения головы. Затем начинают вращаться плечи. И, наконец, начинают вращаться поясничный отдел и ноги, исполь­зуя продольные мышцы спины. Это наблюдается уже на 2б-й неделе. Такие акробатические трюки за пределами матки он не может повторить даже в первые 2—3 недели после рождения. Это демонстрирует уникальное пре­имущество водного окружения в матке, которое в течение месяцев обеспе­чивает младенцу возможность относительно легко проявлять активность и самовыражение. В каждом таком движении проявляется превосходнейшая координация мозга и тела.

Тело вашего младенца, полностью подготовленное к рождению, снабжено очень подвижными и податливыми внутрипозвонковыми дисками и соеди­нениями, готовыми складываться в узких местах. Головные пластинки, за­щищающие мозг, будут сопротивляться давлению, смещаться, а затем после рождения постепенно расправляться до нормального вида. Так вы вырасти­ли младенца, готового к безопасному путешествию по родовому каналу.

 

 

Глава 2

БДИТЕЛЬНОСТЬ И ЗНАНИЕ

Новорожденные прошли долгий путь борьбы, чтобы убедить нас в своей способности чувствовать, слышать и видеть, определять вкус и запах. В те­чение многих лет матери скорее, чем отцы, а отцы скорее, чем врачи, гото­вы были поверить в это. На первый взгляд, новорожденные так малы и не­совершенны, не приспособлены к жизни, что вызывают жалость. Однако их размеры и состояние сонливости обманчивы. Еще больше сбивает с толку их заторможенность или частичная заторможенность.

Пока вы знакомитесь с вашим новорожденным, он знакомится с вами теми же способами и с помощью тех же чувств. Возможно, для вас будет сюр­призом, что ваш младенец использует те же средства, что и вы. Это новые знания, к которым трудно было прийти, а для многих — сложно принять.

В 1891 году психолог Уильям Джеймс (William James) предположил, что но­ворожденные «с жаром набрасываются одновременно ушами, глазами, но­сом, кожей и внутренними органами» на окружающий мир, исследуя его как «один огромный, цветущий, гудящий беспорядок». Это предположение не было основано на исследованиях младенцев — в то время невозмож­ных, — но исходило из логики, которой следовали многие люди. Если предположить, что подобные ложные взгляды превалировали более тысячи лет до Джеймса и около ста лет после него, то вы поймете, против чего сражались младенцы.

В течение последних ста лет профессионалы придерживались мнения, что мозг младенца еще недостаточно развит и поэтому мало используется при рождении. Родители хотели думать, что их дети очаровательны, но вынуж­дены были признавать тот факт, что они глупы. Ученых не интересовало изучение чувств новорожденных, так как они полагали, что функция мозга новорожденного не выходит за рамки способности координировать и вос­принимать чувства.

Несмотря на большое количество новых исследований, свидетельствующих о наличии чувств у младенцев, сейчас даже многие акушеры все еще в этом сомневаются. Практика родоразрешения в основном остается пре жней: яркий свет, холодная комната, болезненные для ребенка процедуры. Очень часто профессионалы допускают непоправимые ошибки во время родов, игнорируя чувства ребенка и полагая, что такие чувства у него от­сутствуют. Родители совершают ту же ошибку во время беременности, не осознавая, что чувства ребенка уже работают.

Младенцы обретают такие чувства постепенно и спокойно в течение пренатального периода, находясь в матке. Появление и распространение так­тильной (осязательной) чувствительности происходит достаточно быстро: от области лица на восьмой неделе после зачатия до всей кожной поверх­ности к семнадцатой неделе.

Когда вы находитесь еще на десятой-двенадцатой неделе беременности, ваш младенец начинает делать регулярные упражнения, демонстрируя на­личие чувств, связанных с движением мускулов, сухожилий и суставов. Некоторые механизмы равновесия так же легко проявляются в это время, и все части системы, регистрирующие движения головы и тела вашего ре­бенка и силу гравитации, находятся в полной готовности уже ко второй половине беременности.

ОЩУЩЕНИЕ ТЕМПЕРАТУРНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ

Теплоощущение вашего младенца обнаруживается в его реакциях на смену жара или холода в матке, хотя общая теплорегуляция осуществляется ма­терью. Во время беременности температура тела младенца на один или два градуса выше вашей. Истинная саморегуляция температуры тела развива­ется в течение недели после рождения. Это означает, что внезапное поме­щение младенца в холодную родильную комнату будет для него шоком.

Исследования показывают, что температура тела новорожденного лучше регулируется, когда младенец находится в тесном контакте с матерью. Младенцы не потеют и не задыхаются, когда испытывают чрезмерную жару, но при этом их кожа краснеет, они становятся менее активными, за­сыпают или вытягиваются в позу, как «при загорании» — делают все, что­бы обеспечить охлаждение. Младенцы правильно реагируют на резкий подъем и снижение температуры, подстраивая объем получаемых калорий в день. Интересно, что во время подъема или снижения температуры окру­жающей среды на десять градусов младенцы изменяют процентное соотно­шение выпиваемой воды или молока, в то же время сохраняя общий объем принимаемой жидкости.

Чувство вкуса и слух развиваются рано и используются вашим младенцем еще за несколько месяцев до рождения. Чувство запаха и зрение уже гото­вы к использованию во время рождения.

Чувство вкуса — один из основных способов, с помощью которых мы узна­ем об окружающем нас мире. Младенцы делают это все время. Вы должны внимательно наблюдать за ними, потому что они все что угодно могут тя­нуть в рот. Они это делали еще в матке.

Способность вашего младенца к вкусовым ощущениям реализуется с помо­щью пяти тысяч вкусовых сосочков, каждый из которых состоит примерно из пятидесяти или более вкусовых клеток, обнаруживаемых на шершавой поверхности языка и соседних структурах. Эти вкусовые клетки связаны с основанием мозга двумя нервами, которые иннервируют область лица и рта. План развития этих тонких структур, связанных с вкусовой способно­стью (вкусовых клеток, сосочков, пор и микроворсин), остался нераскры­тым при микроскопическом исследовании.

Вкусовые сосочки начинают появляться на восьмой неделе и достигают зрелой формы к тринадцатой неделе беременности. Еще через одну неде­лю они окружаются порами и клетками с микроворсинами, которые завер­шают систему. После этого существенных изменений в этих рецепторах не происходит, кроме того, что увеличиваются их число, а также они развива­ются вширь и вглубь. Исходя из сказанного выше, полагают, что вкусовые сосочки начинают функционировать к пятнадцатой неделе.

Другие исследования показали, что ваш младенец начинает глотать к две­надцатой неделе. Проанализировав полученные данные, ученые пришли к заключению, что младенцы обладают вкусовым опытом к двадцать пятой неделе от зачатия. В это время они пробуют на вкус амниотическую жид­кость, которая их окружает. Эта жидкость достаточно сложна по составу и может служить «дегустационным» контролем. В таком своеобразном продо­вольственном магазине доступны такие «закуски», как глюкоза, фруктоза, молочная, пировиноградная и лимонная кислоты, жирные кислоты, фосфолипиды, креатинин, мочевина, мочевая кислота, аминокислоты, полипепти­ды, протеины, соли и другие естественные продукты. Мы можем только до­гадываться, какова на вкус эта органическая пища. Как показывают ультра­звуковые исследования (УЗИ) и внутриматочные фотографии, младенцы в матке сосут пальцы своих рук и ног.

Исследования с использованием радиоактивных меток показали, что мла­денцы в третьем триместре беременности пьют от 15 до 40 мл амниотической жидкости в час. Если глотание нормальное, то это добавляет к пита­нию до 40 калорий в день. Крупные, хорошо питающиеся младенцы, погло­щают большой объем пищи, а маленькие, недокормленные дети, соответ­ственно, меньший.

Если в амниотическую жидкость попадает небольшое количество вещества горького вкуса, младенцы перестают ее пить, и наоборот, если попадает са­харин, то некоторые младенцы удваивают свой рацион. Алкоголь и нико­тин подавляют аппетит; у матерей, злоупотребляющих ими, рождаются дети с низким весом. Постоянные пьянство и курение матерей обычно приводят к рождению маленьких детей с низким весом, которые подверже­ны большому риску заболеваний и смерти в первые годы своей жизни.

После рождения у вашего малыша будут определенные вкусовые предпоч­тения. «Сладости» — это то, что объединяет младенцев и многих взрослых. При наличии сладких жидкостей сосущая активность обычно увеличивает­ся, горькие и кислые жидкости вызывают противоположный эффект. Если сравнивать взрослые и детские вкусовые различия, то оказывается, что младенцы реагируют на кислый сильнее, чем на горький, что говорит о том, что эти вкусовые чувства могут быть более тонкими, чем ваши. Ребен­ку предоставляется выбор натуральных сладких кислот. Младенцы предпо­читают сахарозу и фруктозу глюкозе и лактозе, при этом чем слаще, тем больше они их любят. Это означает, что вам не нужно учить ребенка лю­бить сладости, но сладости должны присутствовать, чтобы воспитать у мла­денца представление о вкусовых различиях.

Чтобы определить, насколько чувствительны вкусовые сосочки новорож­денного, психолог Льюис Лайпсит (Lewis Lippsitt) с коллегами из Брауновского университета создали специальное устройство, контролируемое све­том и звуком и непрерывно записывающее на мониторе сосательную, ды­хательную и сердечную деятельность. Они изобрели «измеритель соса­ния» — специальную приставку с насосом для определения сосательной активности и количества капель высасываемой жидкости. Они предлагали младенцам различные точно приготовленные вкусовые тесты и их комби­нации. Аппараты фиксировали периоды ускорения и замедления сосания, продолжительность периодов отдыха и количество сосаний за определен­ный промежуток времени.

Результаты: новорожденные младенцы очень чувствительны к малейшим изменениям в химическом составе жидкостей, которые попадают им на язык, определенное сосательное поведение четко соотносилось с опреде­ленным вкусом различных жидкостей.

При проведении этих экспериментов младенцы очень быстро запоминали и обучались на опыте. Например, малыши, которые делали больше соса­тельных движений за одну минуту, чтобы получить сладкую жидкость, мо­ментально уменьшали интенсивность сосания, если им давали простую воду. Один вкусовой опыт влияет на следующий. Зная это, няньки могли вводить в заблуждение малышей, давая им разные напитки — сладкую воду или другую, когда малышей еще кормили грудью.

 

В одном из экспериментов простую воду, потом слегка подслащенную или слегка подсоленную, давали в определенные промежутки времени и изме­ряли продолжительность сосательного периода. Новорожденные быстро вычисляли сладкие капли и сосали их дольше, чем простую воду. Соленые капли они сосали очень недолго. Они определяли соль в очень малых кон­центрациях.

Другие опыты свидетельствуют о том, что вы можете положиться на выра­жение лица вашего младенца и определить, нравится ему эта жидкость или нет. В серии опытов, проведенных в Еврейском университете в Иерусали­ме психологом Яковом Стайнером (Jacob Steiner) новорожденным предла­гались сладкие, горькие и кислые жидкости. Их реакции записывались на видеокамеру, затем запись показывали независимым наблюдателям и пред­лагали им определить, какую жидкость давали ребенку. Реакция младенцев была настолько явной, что по выражению их лиц эксперты точно опреде­ляли, какую жидкость им давали.

Все человеческие существа, кажется, одинаково реагируют мимикой на различные вкусовые тесты. Стайнер обнаружил это, испытывая жидкости на недоношенных, слепых детях и взрослых. Во всех случаях кислота вы­зывала надутые губы, горький вкус вызывал рвоту и выплевывание, а слад­кий вкус отражал во взгляде радость и удовольствие.

СЛУХ

Слух — это акустическая связь для познания между вами и вашим младен­цем, мост для обучения и общения между вашим младенцем и большим окружающим миром. Восприятие звука делает возможным рождение речи. Отсутствие слуха приводит к серьезному ущербу в развитии, дар слуха — это бесконечные приключения. Во время беременности слух подобен част­ной телефонной линии, позволяющей младенцу общаться с семьей задолго до своего рождения.

Первые признаки появления ушей заметны через неделю после зачатия. В середине беременности уже видны сложные лабиринты, слуховые ходы с чувствительными нервами и сложными связями с мозгом. Слуховой нерв, идущий от улитки уха и напрямую связанный со слухом, получает миэлиновую изоляцию достаточно рано. Он и височная доля мозга, куда ухо посыла­ет информацию, полностью миэлинизируются к рождению, в то время как другие участки мозга и нервной системы ребенка только частично миэли­низируются; поэтому, кажется, что слух имеет очень большие приоритеты.

Известный французский исследователь слуха Альфред Томатис (Alfred Tomatis) указывает, что специальные чувствительные клетки Корти, которыми так плотно упаковано ухо, похожи на клетки, обнаруживаемые в коже. Это позволяет говорить о клетках Корти как о разновидностях кож­ных клеток или еще интереснее: рассматривать кожу как продолжение уха — кожу как очень большое ухо!

Информация достигает уха по двум разным маршрутам — воздушной про­водимости и костной проводимости, так что можно рассматривать весь ске­лет как принимающую тарелку-антенну, которая помогает фокусировать звук.

Исследователи полагают, что младенцы начинают слышать уже на восем­надцатой неделе беременности. К двадцать восьмой неделе эти отклики младенца на звук столь постоянны, что с уверенностью можно говорить о функциональном, взаимном слушании.

В одном из особенно ранних наблюдений, проведенных в Лондонской жен­ской больнице и доказывающих наличие слуха, использовалась музыка для еще не родившихся детей между четвертым и пятым месяцами. Музыка Бетховена и Брамса, а также тяжелый рок вызывали у них беспокойство, Вивальди и Моцарт их успокаивали.

Многие беременные матери рассказывают истории о реакциях детей на звук. В Эссексе (Англия) беременная женщина пошла на концерт очень громкой рок-музыки. Младенец толкал ее так сильно, что она пришла до­мой со сломанным ребром. Другая пара вспоминает, как сильно толкался их младенец, когда они смотрели триллер «Грабеж потерянного корабля». Мой собственный внук в матке так сильно реагировал на фильм о войне во Вьетнаме, что его мать вынуждена была покинуть кинотеатр. Кажется, что дети в матке говорят нам, что они слышат очень громкие звуки и это им не нравится. Они не просят тишины, но, с моей точки зрения, по крайней мере, просят больше покоя и гармонии.

Другое доказательство внутриутробного слуха получено с помощью с вы­сокотехнологических исследований ранних криков младенцев. В 1955 году американский специалист в области языка Генри Траби (Henry Truby), ра­ботавший с международной группой в Стокгольме, изучал детские крики, используя новейшие акустические изобретения. Один из приборов фикси­ровал звук с частотой четыре тысячи колебаний в секунду. Спектрограф воспроизводил сложные детальные звуковые портреты, «криптограммы», которые оказались такими же индивидуальными, как отпечатки пальцев.

Сходство в звуковых образцах идентифицировали члены его группы. При помощи этого метода и рентгеновских киносъемок они открыли, что мла­денцы в матке не только слышат, но, очевидно, и изучают речь, и «практи­куют» нервно-мышечные движения голосового аппарата, которые после рождения используются для крика и звука.

 

В криптограммах недоношенных младенцев в возрасте пяти месяцев, весом всего 900 граммов, они обнаружили воспроизведение интонаций, ритмов и других разговорных особенностей, свойственных их матерям. Это револю­ционное открытие означает не только то, что младенцы слышат своих ма­терей, но и то, что они берут у них звуковые уроки. Неродившиеся мла­денцы уже перенимают у своих матерей личные акценты и звуки речи.

Младенцы в пренатальном возрасте с нормальным слуховым аппаратом ре­агируют на звуки, поступающие в матку; те из них, кто оказывались глухи­ми при рождении, не отвечали на подобные звуки в утробе. Младенцы в пренатальном возрасте могут лишиться слуха еще в матке, если их матери немые, глухие или спокойные и замкнутые. В день рождения такие дети кричат напряженно или совсем не кричат, обнаруживая все упущенные ре­чевые уроки.

Существует несколько причин, почему голос матери оказывается таким важным для ее младенца. Во время внутриутробной жизни младенец луч­ше приспособлен слышать высокочастотные звуки голоса матери, чем низ­кочастотные звуки голоса отца. Доктор Томатис объясняет, что области слуха, воспринимающие высокочастотные звуки голоса, лучше развиты до рождения, между тем низкие частоты не воспринимаются до пубертатного периода. Этот удивительный факт объясняет, почему мужские голоса пони­жаются на октаву, а женские голоса понижаются на несколько нот в пубер­татном периоде — еще один пример того, как слух влияет на речь.

Вторая причина, почему предпочтение отдается не голосу отца, а голосу матери, состоит в том, что младенец слышит больше благодаря проводимо­сти костной системы, а не проводимости воздуха, а матка — это звуковая камера. Чтобы быть услышанными, отцы должны прилагать особые усилия. Используя костную и нервную воспринимающие системы, отцам нужно на­ходиться близко, говорить ясно и немного громче обычного.

Младенец никогда не находится вне влияния материнского голоса. Ваш го­лос — это константа, это постоянство; ваш младенец купается в нем. Это может быть и большой ответственностью. Кто еще может слышать все наши звуки и днем, и ночью? Доктор Томатис предупреждает матерей, что ранние звуковые впечатления в матке могут оказывать как стимулирую­щий, так и подавляющий эффект на желания вашего младенца слушать и общаться. В чрезвычайных случаях, когда матка подобна шумовой коробке, младенец, возможно, захочет спрятаться от жизни. Если ваш голос всегда повышен, сердит или в нем звучат тревожащие нотки, возможно, ваш мла­денец научится бояться его. Попытайтесь напевать вполголоса, задушевно, петь только мелодию, без слов, говорить мягко. Эти советы годятся и для отцов по тем же причинам. Ваша связь с ребенком начинается уже в матке с этой личной «телефонной линии».

 

Конечно, существуют и другие звуки, о которых следует подумать. Внезап­ный шум в тихой комнате может озадачить, напугать вашего ребенка; вы можете увидеть это на экранах ультразвуковых аппаратов. На 25-й неделе ваш младенец может удивить вас тем, что начнет подпрыгивать в такт му­зыке на концерте. Звуки, посылаемые младенцу, заставляют его сердечко усиленно биться и приводят его тело в движение. Это было обнаружено в 1947 году Лестером Зонтагом (Lester Sontag), одним из первых исследова­телей поведения детей в матке.

Ваш живот сам по себе имеет достаточное количество звуковых развлече­ний. Самые громкие звуки внутри, которые доходят до вашего младенца, возможно, исходят из вашего желудка и кишечника и достигают 85 деци­бел. Звуки, слышимые на уровне 55 децибел, включают мощный грохот крови в больших артериях, подходящих к матке и плаценте и пульсирую­щих синхронно с ритмом вашего сердца. В настоящее время аудиозаписи, игрушечные медведи и даже больничные палаты способны воспроизводить такие звуки в матке. Они имеют уникальное значение и потенциал для ва­шего новорожденного.

После изучения сотен статуй и картин, изображающих мадонн, психолог Ли Сэлк (Lee Salk) заметил, что на 80% из них матери держат младенца на левой стороне груди. Он полагает, что это может быть интуитивным под­тверждением звука, который новорожденный знает лучше всех и запоми­нает с радостью. Ваш младенец, кажется, испытывает особый комфорт, ког­да вы держите его на левой стороне груди над сердцем. Все это объясняет, почему младенцы склонны успокаиваться при медленном тикании часов или звуке метронома, производящего от 50 до 90 ударов в минуту.

Селк произвел известный опыт со звуком, воспроизводящим биение сердца, в детской палате больницы. Он следил за приемом пищи детьми и тем, как они набирают вес. Одной группе детей давали слушать звуки, воспроизво­дящие биения сердца с нормальной частотой — семьдесят два удара в ми­нуту. Он записывал их звуковые реакции с помощью микрофона. Сэлк сравнивал результаты с результатами подобной группы, не слышавшей звуки сердцебиения. С учетом одинакового объема принимаемой пищи 70% детей из первой группы набрали больший вес, они лучше спали и меньше плакали. Не объясняется ли эта положительная реакция, тем, что им напоминали об их матерях?

Интересная сноска к исследованиям Сэлка: какое-то время он пробовал из­давать звуки сердцебиений, насчитывающих 120 ударов в минуту. Младен­цы не могли переносить такую частоту. Они настолько расстраивались, что эту часть эксперимента пришлось прекратить.

Как вы уже понимаете из всего сказанного выше, ваш младенец обладает хорошим слуховым аппаратом при рождении. Фактически нормальные новорожденные слышат все так же хорошо, как и взрослые, что было уста­новлено измерением слуха с помощью электрической аудиометрии (BERA) у основания мозга. Новорожденные даже улавливают тишайшие единицы звука (фонемы) лучше, чем взрослые. Судя по кардиологическим измере­ниям в ответ на звук, младенцы способны улавливать звуковой сигнал ниже 40 децибел и звуки длительностью более 300 миллисекунд. Отметим, что многие звуки в естественном окружении ребенка находятся в этих пределах.

Ваш новорожденный может определять месторасположение звука и пово­рачиваться в том направлении, желая что-то увидеть. Этот кажущийся про­стым акт вовлекает в процесс одновременно три сенсорные системы: звук, движение и зрение. Младенцы могут отвечать на звуки слева и справа, но лучше воспринимают звуки, направленные прямо. Это навело одного из исследователей на мысль, что данная способность врожденная.

Даже во время сна младенец слышит звуки, о чем свидетельствует один опыт, где использовалось измерение и запись мозговых волн. Если вы хо­тите поругаться со своим супругом, пока ребенок спит, то вы обманывае­те только себя, а не младенца. Простые щелкающие звуки на уровне 60 децибел улавливаются мозгом новорожденного в активной и пассивной стадии сна.

Ваш младенец также способен оценивать звуки плача. Новорожденные умеют улавливать разницу между записями реального детского плача, бе­лого шума (неопределенного вида статический шум) и плача, симулируе­мого с помощью компьютера. Малыши бывают очень обеспокоены, когда слышат истинный плач, и еще более обеспокоены плачем детей, близких им по возрасту, показывая, что они «говорят на том же языке». Мы не зна­ем, как они научились определять специфический тембр и качество голоса их возрастной группы, не имея при этом опыта.

Тот факт, что младенцы волнуются, услышав плач других детей, натолкнул некоторых исследователей на мысль, что эмпатия может быть врожденным человеческим качеством.

ЗАПАХ

Ваш младенец может дышать в окружающей среде, как только воздух начи­нает поступать в носовую полость. Последние исследования показывают, что обоняние у людей не так хорошо развито, как слух и зрение. Между тем способность улавливать запахи играет очень важную роль: это пред­упреждение о потенциальной опасности, помощь в поисках пищи, дополни­тельное удовольствие во время приема пищи, даже улучшающее пищеварение. Способность улавливать запахи входит в репертуар вашего младенца при рождении. На это определенно указывают реакции, которые вы на­блюдаете: выражение лица, движение частей тела, изменения в частоте сердцебиения и дыхания, когда ваш малыш избегает или тянется к опреде­ленным ароматам.

Место, где находятся эти чувствительные обонятельные рецепторы, — ма­ленькая область в верхней части каждой ноздри. Выстилающая слизистая оболочка содержит большое количество рецепторных клеток, окаймленных тонкими волосками, которые выступают в воздухоносных ходах через ноз­дри. Волоски, находящиеся внутри, связаны с нервными волокнами, кото­рые переносят информацию вверх к основанию мозга. Рецепторы в носу непосредственно воспринимают находящиеся в воздухе субстанции, что сопровождается быстрыми и порой болезненными ощущениями — такими, например, как от запаха нашатырного спирта. «Задымление» сигнальной системы немедленно защищает как детей, так и родителей.

В матке нос вашего младенца начинает развивать свои специфические фун­кции уже на шестой неделе, и становится хорошо сформированным к пят­надцатой неделе. С помощью такого потрясающего инструмента ваш младе­нец может различать несколько сотен запахов. При рождении ваш малыш будет четко различать запахи, не имея при этом собственного опыта.

Яков Стейнер (Jakob Steiner), который фотографировал реакцию новорож­денных на определенные вкусовые тесты, повторил такую же процедуру, чтобы посмотреть, как они реагируют на запахи, нанесенные на хлопковую ткань и поднесенную к ноздрям. Участники исследования отобрали из большого числа искусственных запахов те, которые относились к «свежим» и «гнилым». Искусственный запах тухлых яиц, концентрированный запах рыбы были квалифицированы как неприятные и отталкивающие, в то вре­мя как легкий аромат искусственного масла был определен как «молоч­ный», относительно приятный; банановый, ванильный, шоколадный и клубничный запахи также были определены как приятные, доставляющие удовольствие.

Только что родившиеся младенцы перед первым кормлением в эксперимен­те Стейнера хорошо демонстрировали знаки отвращения и удовлетворения в ответ на различные пищевые ароматы. Выражение лица в ответ на при­ятные ароматы напоминало реакцию на приятные вкусовые вещества, что было зафиксировано в ранее проведенных экспериментах со вкусом; реак­ция на отталкивающие ароматы была подобна реакция отвращения на горький вкус. Даже младенцы, родившиеся с пороками развития коры го­ловного мозга, реагировали так же, как и другие, показывая раннее разви­тие этого чувства.

 

Ваш младенец быстро начинает различать ваш запах, и эта информация становится одним из важных связующих звеньев с вами. Эксперименты по­казали, что если использованные и неиспользованные грудные прокладки положить по разные стороны головки малыша, он повернется лицом в ту сторону, где находятся использованные прокладки, показывая тем самым, что он узнает запах. Малыши проделывают это уже через несколько дней после рождения. По истечении еще нескольких дней ваш малыш, находясь рядом с вами, может отличить ваши использованные грудные прокладки от прокладок других матерей.

Если вы кормите грудью, то ваш малыш учится различать ваш особый под­мышечный запах. В опыте с двухнедельными малышами дети улавливали и отличали своих матерей от других на основе уникальной подмышечной «подписи». Младенцы, которых кормили из бутылочки, не могли этого сде­лать. Это еще один пример обучения, основанного на опыте.

Ваш младенец также способен узнавать сложные специфические запахи. Исследователи использовали для опыта различные комбинации корицы, чеснока, уксуса и алкоголя. Новорожденные могли четко определить раз­ницу между парой запахов, предложенных в разные отрезки времени, меж­ду отдельными компонентами сложного запаха.

ЗРЕНИЕ

Зрение — это, вероятно, самая важная из всех связей, которая существует между вашим ребенком и вами. После всех дней ощущения, обоняния и слышания внутри матки младенцы жаждут взглянуть на лица своих мате­рей и отцов. Новорожденные имеют сверхъестественные способности от­личать своих родителей от других людей при рождении. Они прибывают в этот мир в естественном состоянии бдительности и готовности глубоко всматриваться в мать или отца в течение часа или больше перед тем, как уснуть.

Зрение — наиболее сложное из всех чувств и привлекает к себе наиболь­шее внимание исследователей. Тайна детского зрения раскрывается с каж­дым новым достижением исследователей благодаря их изобретательности и методологии. Это можно сказать и об исследовании всех остальных орга­нов чувств. Еще только два десятилетия назад учебник для педиатров гла­сил, что зрение новорожденного чувствительно только к свету. Теперь мы уже знаем, что младенцы готовы использовать свои глаза при рождении. Зрение во всем комплексе, возможно, еще несовершенно, но достаточно развито и адекватно для обеспечения элементарных потребностей. Ново рожденным не нужно читать дорожные знаки и микрофильмы; все, что они хотят увидеть, — это глаза своих родителей.

Зрение включает в себя развитие и координацию нескольких составных частей: самого глаза; мышц, которые приводят его в движение; специаль­ных фоторецепторов, с помощью которых глаз становится чувствительным к свету и цвету; а также глазного нерва и регулирующих его отделов (ос­нование мозга и таламус), которые связаны со зрительной областью коры головного мозга. Хорошее зрение требует кооперации всех частей этой удивительной цепи.

По сравнению с остальными частями тела вашего новорожденного, кото­рые со временем увеличат свои размеры во много раз, глаз увеличит свой общий объем только в два или три раза, это произойдет в первые два года. Отражение тех вещей, на которые ребенок смотрит, будет восприниматься сетчаткой, так как она в течение первого года принимает размеры взрос­лого. Это делает зрение намного более продуктивным. Ученые пытаются оценить эффекты тех многих изменений, которые происходят в течение этого периода быстрого развития. Многие зрительные функции вашего но­ворожденного еще покрыты тайной.

Когда зрение начинает функционировать, импульсы от глаз переносятся через зрительный нерв к различным частям мозга, где они расшифровыва­ются. Первые части этой системы обнаруживаются между седьмой и деся­той неделями после зачатия. Построение и рост некоторых частей продол­жается в течение двух лет после рождения.

Зрачки вашего новорожденного начинают моментально приспосабливаться к интенсивности света. Это справедливо как для недоношенных, так и для доношенных детей. Они моргают и отбрасывают свои головки назад, когда на них падает слишком много света. Изменение световой активности вы­зывает существенные изменения не только размеров зрачка, но и частоты сердцебиения и дыхания. Во время опытов младенцам предлагали спарен­ные панели различной степени яркости; оказалось, что младенцы предпо­читали уровни средней яркости.

Результаты исследований выявили способность новорожденных к аккомо­дации или фокусированию зрения на объектах, расположенных на различ­ном расстоянии. При благоприятных условиях младенцы могут хорошо различать четкие детали и даже проявлять остроту зрения, характерную для взрослого. На близком расстоянии в один или два фута зрение ново­рожденного хорошо сфокусировано. Один исследователь сравнил остроту зрения новорожденного с остротой зрения домашней кошки — неплохая оценка.

 

Некоторые исследования показали, что новорожденные могут наблюдать и следовать глазами за объектами почти так же хорошо, как и взрослые, при­нимавшие участие в этом опыте. Исследования показали также, что ново­рожденные способны фокусировать свои глаза на полосках или точках, пе­ремещающихся в поле зрения в пределах 180 градусов. Два глаза хорошо скоординированы, и зрительные движения целенаправленны. Изучая раз­витие зрения на первом году жизни, исследователи установили, что его ос­трота на первом месяце внеутробной жизни намного лучше, чем предпола­галось ранее, и была прекрасной к восьмому месяцу. Используя различные методы, исследователи также обнаружили, что в определенных условиях младенцы могут очень хорошо фокусировать зрение уже на первом месяце, тогда как ярко выраженное улучшение фокусирования предполагалось только в первые два или три месяца после рождения.

У новорожденных младенцев глаза широко раскрыты. Когда они не спят, они всегда глядят на что-то, и глаза двигаются каждые полсекунды. Двига­тельное сканирование окружающих объектов начинается сразу же после рождения. Камеры с инфракрасным излучением показали, что попытки сканировать продолжаются даже в темноте.

Если вы уловите момент, когда новорожденный спокоен и наблюдает, вы сможете увидеть, как хорошо его глаза преследуют медленно двигающуюся мишень. На четвертый день после рождения к движениям глаз добавляется движение головы, чтобы увеличить широту обзора. Слежение глазами в направлении вверх и вниз сложнее, но наличие слежения любого вида де­монстрирует хорошую двигательную координацию. Постоянная коррекция глазных мышц обеспечивает способность вашего младенца держать двига­ющийся объект в поле зрения.

Вас может заинтересовать вопрос: видит ли ваш новорожденный жизнь в ярких красках так же, как вы? Ученые долго и упорно работали, чтобы оп­ределить, когда младенцы начинают различать цвета. После тщательной исследовательской работы ученые полагают, что новорожденные начина­ют рано использовать палочки и колбочки сетчатой оболочки глаза, необ­ходимые для цветового зрения. Многие исследования с одно-, двух- и трех­месячными младенцами показали, что их реакция на цвет подобна реакции взрослых. Оказывается, цвет — это универсальный «язык», который ваш младенец разделяет с вами.

В четырехмесячном возрасте младенцы различают и классифицируют цве­та так же, как это делают взрослые. Это обнаруживается, когда они вылав­ливают новый цвет в известной группе, и затем определяют различные его оттенки. Психологи видят в этом свидетельство формирования концепции.

 

По существу, младенцы «знают», что цвет — это классификационная схема. Это требует удивительной зрелости мозга и нервных ресурсов.

Открытию того, на что ваш новорожденный предпочитает смотреть, спо­собствовала простая техника, разработанная Робертом Фэнцем (Robert Fantz) из Западного научного-исследовательского университета. Фэнц на­блюдал через смотровое отверстие за глазами новорожденного, когда мла­денец смотрел на визуальный объект. Записывая в течение длительного времени отражение этого объекта на роговой оболочке глаза, он мог ска­зать, не только на что смотрел, но и как долго смотрел на это младенец — в меру его интереса.

Первые результаты исследований Фэнца показали, что младенцы с самого рождения могут фокусировать свой взгляд на определенных формах и от­личать их друг от друга. Другими словами, младенцы начинают сразу же после рождения отчетливо определять, что происходит вокруг них, и «на­чинают собирать знания об окружающем мире с первого взгляда».

При выборе объекта младенцы отдавали предпочтение узорчатым цвето­вым поверхностям перед гладкими, сложным узорам перед простыми, изви­листым линиям перед прямыми, цветным материалам перед черно-белыми, трехмерным пространствам перед двухмерными и лицам перед другими объектами. Все это доказывает, что ваш новорожденный имеет инстинк­тивную потребность в разнообразии, сложности, цветовой насыщенности, реалистических формах и людях.

Нормальное зрение предполагает глубину восприятия объектов, располо­женных на расстоянии, и определение их высоты относительно нашей соб­ственной.

Новорожденные, если их хорошо поддерживают и их руки остаются сво­бодными, тянутся и хватают предметы. Они еще не очень хорошо это дела­ют, поскольку им требуется больше опыта для контроля над мышцами рук и ладоней, но их попытки демонстрируют интерес, целенаправленность и глубину восприятия.

В одном опыте Том Бауэр (Tom Bower) из Эдинбургского университета ис­пользовал большую круглую губку, двигая ее прямо на новорожденных. Они отвечали расширением зрачков и откидыванием головки назад, а так­же выставляли вперед руки между объектом и лицом — умная защита. Когда Бауэр создал иллюзорный объект с помощью поляроидных фильтров и защитных очков, новорожденные протягивали ручки вперед и хмури­лись, когда не могли прикоснуться к объекту. Очевидно, они использовали способность глубокого восприятия, но были обмануты защитными очками. Младенцы выглядели озадаченными, когда разрушались их планы и ожидания. Бауэр заключил, что многие визуальные способности скорее врожден­ные, чем приобретенные, хотя многосторонность их использования прихо­дит с опытом в первые несколько месяцев после рождения.

Дальнейшие доказательства целенаправленного движения и глубины вос­приятия получены в экспериментах психолога Хофстена (Claes von Hofsten) из Швеции. Круглый клубок из красных, голубых и желтых нитей был подвешен на двигающемся стержне. Когда клубок двигался кругами перед глазами младенца, телевизионные мониторы записывали движения рук, ладоней, лица и глаз.

Новорожденные были способны ориентировать свои глаза и руки в соот­ветствии с движущимся клубком ниток. Большинство движений ладоней и ручек шло с опережением, указывая желания. Когда младенцы хорошо фиксировали взгляд на движущейся нити, камеры записывали, как их руч­ки устремлялись вперед при приближении объекта и замедляли свое дви­жение, когда они его достигали.

Если младенцы случайно касались невидимого шарика во время случайных движений рук, их глаза тут же сосредоточивались в этом направлении, в то же время, если глаз первый определял объект и устанавливал контакт, рука моментально направлялась в эту сторону, указывая тем самым на скординированность движений глаз и рук.

Младенцы не пытались схватить клубок нити, но показывали, что они про­являют к нему внимание, двигаясь вперед и глядя на него. Координация зрения, движений и прикосновения не являются врожденными, а возника­ют в процессе приспособления. Таким образом, трехмерное пространствен­ное зрение, координация глаз и рук проявляют способности, которые ваш младенец готов использовать с момента рождения.

Исследуя отдельно чувства, нетрудно изумиться тому, как новорожденный гениально комбинирует и интегрирует их, оборачиваясь на источник зву­ка, отворачиваясь от неприятного запаха, начиная сосать быстрее, чтобы получить жидкость определенного вкуса или звук, наклоняясь вперед за чем-то видимым. Плавное сочетание всех видов сенсорного опыта — впе­чатляющее свидетельство интеграции мозга и чувств вашего младенца с рождения.

 

 

 

 

 

Глава 3

ИЗУЧЕНИЕ И ЗАПОМИНАНИЕ

Долгое время считалось, что младенцы не имеют ни хорошо развитого моз­га, ни хорошо развитых органов чувств, поэтому трудно было всерьез предполагать, что они могут запоминать и обучаться. Даже родители, кото­рые разговаривали с младенцами в матке, не были уверены, что это целе­сообразно и даст практические результаты. Окружающие рассматривали их поведение как немного странное, но все-таки проявление родительства.

Времена изменились. Сегодня вас уже могут спросить: почему вы не разго­вариваете с вашим младенцем? Книги и школы готовят вас к тому, когда начать и что говорить. В психологических лабораториях десятки тестов показали, что младенцы учатся теми же классическими путями, что и мы. Доказательства обучения предполагают доказательства памяти, так как обучение невозможно без памяти.

Если вы попытаетесь найти признаки знаний и памяти у вашего младенца, то обнаружите, что их у него достаточно много. Вы увидите, что глаза и уши вашего младенца обращены к окружающей среде с особым интересом. Сонливость в сторону, ваш младенец погружается в жизнь, полный энтузи­азма, с хорошо взаимодействующими чувствами, быстро приспосабливаясь к запахам и звукам и демонстрируя положительную инстинктивную по­требность к опыту.

Даже когда младенцы голодные, они могут прервать процесс еды, прислу­шиваясь к интересным звукам. Открытие того, что очень маленькие дети могут скорее слушать, чем есть, стало сюрпризом для психологов, которые считали, что голод — одна из основных движущих сил, лежащих в основе человеческого поведения. Триумф любопытства над голодом говорит нам о том, как психически насторожены младенцы.

Они, похоже, получают удовольствие от обучения и преуспевают при сти­муляции. Наши новые знания о рано возникающей координации тела и мозга сделали возможным объяснение подобных явлений.

 

В первых двух главах мы видели, как быстро неродившийся ребенок начи­нает реагировать чувствами (восемь недель) и когда его поведение выгля­дит организованным (двенадцать недель). Некоторые признаки очень ран­него поведения могут быть свидетельством памяти и запоминания. Опре­деленные упражнения, которые наблюдаются на третьем месяце и далее в течение всей беременности, дети в последующем могут повторять по памя­ти. «Балетные» покачивания, наблюдаемые на шестом месяце беременно­сти, могут быть хорошо повторяемыми гимнастическими достижениями, основанными на памяти и запоминании. Этот тип памяти известен как процедурная память (как делать).

Сосание большого пальчика, которое наблюдали в матке у неродившегося малыша в возрасте четырех с половиной месяцев, возможно, является пер­вым уроком, он запоминается и в последующем используется вашим ребен­ком. Привычка внутриутробного (амниотического) дыхания, которое мо­жет замедляться или ускоряться вследствие хронического попадания ток­сических веществ, может сохраниться после рождения, когда эти химикаты уже не присутствуют, — другой пример обучения в матке.

В эксперименте по Ли Сэлку (см. главу 2) реакция испуга младенца в ответ на звук выразилась в ускорении частоты пульса до 128 ударов в минуту и, возможно, представляла собой вспышку памяти, относимую к более ранне­му опыту. Когда мать очень напугана, скорость сердцебиения в матке мо­жет удваиваться. Возможно, новорожденный младенец помнит это и поэто­му волнуется, когда в последующем слышит быстрое биение сердца.

РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ ПАМЯТИ У НЕРОДИВШЕГОСЯ РЕБЕНКА

Память перед рождением была открыта при расшифровке криптограмм шведскими исследователями, которые изучили определенные речевые ха­рактеристики их матерей. Такие свидетельства наличия памяти и знания были получены в пять месяцев после зачатия. Это указывает на то, что ваш младенец внимательно прислушивается к вашему голосу, воспринимает определенные характеристики вашей речи, доказательством чего являются похожие голосовые спектрограммы.

Ваш новорожденный может также вспомнить музыку, которую он слышал до рождения. В книге «Тайная жизнь вашего неродившегося ребенка» Томас Верни (Tomas Verny) рассказывает историю дирижера Бориса Бродта из Гамильтонского симфонического оркестра, Онтарио. Еще молодым человеком Бродт обнаружил, что он может играть определенные музыкальные произ­ведения, не глядя. Дирижируя партитуру в первый раз, он сказал, что партия виолончели ему знакома; он знал ее до того, как открыл страницу партитуры. Бродт объяснил этот факт тем, что его мать, профессиональная виолончелистка, разучивала эти музыкальные произведения снова и снова еще во время беременности.

Колыбельные, которые вы поете во время беременности, могут оказать необычайное воздействие, успокаивая вашего младенца после рождения. Папы, которые давали о себе знать, произнося слова: «Это говорит твой папа…», — рассказывали мне, какое завораживающее впечатление произ­водит на ребенка эта фраза, произносимая уже после рождения.

Замечателен тот факт, что ваш новорожденный может запоминать слова и произносить их одно за другим. Так называемая семантическая память — один из начальных видов памяти, которые исследуются в настоящее время. Психологи из Бостона просили матерей произносить незнакомые слова «тиндвр» и «биэгл» по десять раз и повторять это шесть раз в день в тече­ние двух недель, начиная уже недели через две после рождения. В конце опыта и после паузы в 42 часа младенцы продемонстрировали точные при­знаки узнавания слов движением глаз, поворотом головы и подниманием бровей. В течение опыта младенцы узнавали и реагировали на эти стран­ные слова лучше, чем на свои собственные имена. Исследователи заключи­ли, что частота и регулярное повторение этих слов привели к успеху.

Та же команда обнаружила удивительные доказательства того, что процесс речи новорожденных такой же, как и у взрослых. Новорожденные в возра­сте 72 часов узнавали слова, которые раздавались с правой и с левой сто­роны, поворачивая при этом голову в соответствующую сторону. Из двух слов «тиндвр» и «биэгл» одно использовалось как стандартное, повторяе­мое слово, а другое — как альтернативное. Новорожденные реагировали на известное им повторяемое слово так, как ожидалось, обращая на него все меньше и меньше внимания. Когда же произносилось альтернативное слово, новорожденные узнавали его. Это показывает, что они обращались в памяти к часто повторявшемуся слову, сравнивая его с новым.

Неродившиеся дети могут также познакомиться с историями своих семей еще до рождения. Это открытие было сделано психологами Энтони Де-Кас-пе (Anthony De-Casper) и Мелани Спенс (Melanie Spence) из Университета штата Северная Каролина. Они просили беременных женщин читать вслух сказку доктора Сюсса (Seuss) «Кот в сапогах» два раза в день в течение последних шести недель беременности. Через несколько дней после рож­дения младенцам была предоставлена возможность послушать две запи­санные сказки — одну уже известную и другую, тоже доктора Сюсса, но ранее не слышанную ими. Дети были оснащены специальными наушника­ми и специальной соской, позволяющей измерять скорость сосания. Десять из двенадцати новорожденных изменили скорость сосания, чтобы услы­шать известную им сказку.

Это говорит о том, что младенцы слушали и запоминали сказку, могли об­наружить различие между двумя сказками и «отбирали» ту, которую они уже знали. Конечно, мы не можем сказать, что они запомнили и что озна­чает для них сказка. Может быть, приятные слова или сладкое ничто?

Частично ответ на этот вопрос приходит из другого исследования, прове­денного по той же методике в Париже. Французские новорожденные дока­зали, что они могут выделять голос матери из множества других голосов. Они также отдавали предпочтение голосу их собственной матери, немед­ленно изменяя скорость сосания, как только слышали ее голос, но только если мама читала нормально. Но если мама читала слова наоборот, младен­цы переставали слушать. Простого звука ее голоса было недостаточно.

ВАЖНОСТЬ ПАМЯТИ

Без памяти и знаний жизнь не может протекать гладко и безопасно. Что произойдет, если вы потеряете память, когда ведете машину по шоссе, или проснетесь рано утром и забудете, как говорить? Опыт бесценен, но без па­мяти и без знания он не имеет значения. Такое несчастье обрушивается на семью, когда один из ее членов теряет память из-за болезни мозга. Они долго не могут узнать близких родственников и помнить то, что им только что сказали. Поддержание родственных отношений с кем-то означает проведение в жизнь некоторых памятных историй. Запоминание своей соб­ственной биографии дает нам чувство самоощущения, чувство индивиду­альности.

К счастью, у большинства из нас память функционирует нормально, и мы можем извлекать что-то новое из каждого опыта. Это означает, что мы учимся. Иногда мы учимся быстро, иногда медленно, но рано или поздно мы улавливаем и адаптируем свое поведение к тому, что запомнили.

Младенец легко может научиться показывать простой опыт с двумя соска­ми. Новорожденным сначала давали соску, предварительно закрыв им гла­за для ограничения доступа информации и активизируя чувство осязания. Одна соска была обычная, другую — узловатую с шишечками — они виде­ли. Позднее, когда им показывали эти соски, младенцы дольше глядели на ту, которая была предложена в начале опыта, изученную путем прикосно­вения и теперь оказавшуюся доступной зрению.

Когда вы держите своего ребенка, вы как бы сливаетесь с ним, и он изу­чает ваши контуры. Секрет этого заключается в интеграции внутренних и внешних ощущений с памятью. В исследовании, проведенном в Женев­ском университете в Швейцарии, женщин попросили поднять новорож­денных младенцев в темноте, сохраняя при этом полную тишину. Младен­цы становились более расслабленными и полностью приспосабливали себя к возникшему положению, когда их поднимали собственные мате­ри, — то есть при отсутствии даже визуальных и слуховых сигналов мла­денцы узнавали своих матерей. Как отмечалось в главе 2, младенцы узна­ют вашу уникальную грудь и запах подмышечной области уже на первой неделе после рождения.

В первые ваши совместные дни младенец будет изучать разницу между днем и ночью вместе с вами. Вы должны быть рядом с малышом, когда это происходит. Бостонская группа записывала проявление активности ново­рожденных, которые находились в кроватках вместе с другими младенца­ми в детской палате, и у тех, кто находился вместе со своими матерями. Дети, которые были вместе с матерями, запоминали разницу между днем и ночью и приспосабливали свой сон уже через три дня. Те младенцы, ко­торые оставались без матерей, не обнаружили этого даже через одиннад­цать дней.

Конечно, ваш малыш изучает не только вас. Когда новорожденным предла­гали графические рисунки лиц, двойные стрелки-указатели, усики и звез­ды, они оказывались способными запомнить их. Четырехдневные младен­цы очень часто рассматривают новые узоры, расположенные на известных им предметах. Даже недоношенные дети могут отличать цветовые оттенки от уже известных им ранее.

ОТКРЫТИЕ СПОСОБНОСТИ ОБУЧАТЬСЯ

Много формальных доказательств наличия знаний у младенцев получено из экспериментов, проведенных в психологических лабораториях в тече­ние многих лет, однако они содержат некоторые неточности и ошибки. Оглядываясь назад, приходится констатировать, что те первые методы, ко­торые были использованы для определения знаний у младенцев, больше подходили для животных или взрослых. Результаты были разочаровываю­щие, а исследователи иногда делали неверные заключения. Безоснователь­ные утверждения о несостоятельности младенцев на самом деле оберну­лись несостоятельностью исследователей и их методов.

Критики сейчас допускают, что способность младенцев запоминать и обу­чаться была слишком недооценена. Результаты наиболее известных экспе­риментов (например, при изучении временной вариабельности) искажа­лись, поскольку не принималась во внимание естественная сложность новорожденных. Изменчивость новорожденных сама по себе может объяс­нить тот факт, что нам удалось узнать так много из экспериментов, кото­рые обладали столь ограниченными возможностями.

Младенцы научили нас многому. Они не желали, чтобы с ними обращались как с подопытными животными. Если им надоедало, они прекращали свое участие в экспериментах. Когда они были вялыми, неподготовленными, их не интересовали тесты и, следовательно, их результаты были не слишком хороши. То, что изучили психологи, поможет вам избежать многих ошибок, когда вы захотите помочь вашему младенцу учиться. Вот четыре основных типа поведения:

  1. Общайтесь с младенцем, когда он полностью проснулся, но еще не занят чем-то определенным (иногда это называют состоянием спокойного наблюдения).
  2. Используйте простые и медленные способы стимуляции младен­ца, но достаточные для того, чтобы привлечь его внимание.
  3. Повторяйте фразы и действия достаточно часто.
  4. Внимательно следите за сигналами, показывающими, насколько ваш младенец допускает и усваивает опыт.

Поскольку младенец не может перемещать свое тело и отвечать вербально (словами), как это делают взрослые, вы должны понять и использовать его естественные формы общения. В научных исследованиях это означает, что необходимо находить нечто (жесты или поведение) и уделять больше вни­мания тому, что может являться сигналом, характерным для младенца, ко­торый можно измерить или записать. Если вы поступите таким образом, то обнаружите, как щедро новорожденные платят за внимание. Они ловят его и проделывают это настолько великолепно, что, по словам исследователя Льюиса Лайпситта (Lewis Lipsitt) из Брауновского университета, новорож­денный является «настолько компетентным обученным организмом, на­сколько он может им стать».

То, что было открыто, может как удивить вас, так и ужаснуть: новорожден­ные, кажется, учатся постоянно. Эта способность к обучению получила разные наименования: классическое состояние, укрепляющее состояние, привыкание, имитация. За этими терминами скрывается то, что, вы можете использовать для лучшего понимания себя и ваших детей.

Первые научные доказательства того, что ваши младенцы обучаются, полу­чили русские психологи, экспериментировавшие с помощью классических методов выработки условных рефлексов, впервые разработанных Иваном Павловым. Этот процесс включает в себя повторение и совмещение неродственных событий. Следуя этой системе, в 1948 году американский психо­лог Дэвид Спелт (David Spelt) за два месяца до рождения обучал младенцев отвечать на звук и чувство вибрации. Одновременно с прикладыванием вибратора к животу матери на пять секунд производился громкий шум ко­локольчиком. Предполагалось, что этот шум должен вызвать изменение по­ложения ребенка в матке. После многократных повторений таких действий народившийся младенец обучался изменять позицию в ответ только на вибратор.

Одно из наиболее ранних американских исследований (1928) включало звучание колокольчика и покалывание булавкой подошвы ножки младенца (что, конечно, не может быть использовано сейчас). Естественно, младен­цы плакали. После нескольких спаренных повторений достаточно было од­ного звука колокольчика, чтобы младенец начинал плакать.

В больницах пятки младенцев часто прокалывают, чтобы взять кровь на анализ. Уильям Лайли (William Liley) из Новой Зеландии сообщает, что младенцы должны были переносить до десяти таких уколов в пятку в пер­вые 72 часа после рождения. В течение недель и месяцев после этого, го­ворил он, младенцы кричали и отталкивали руку, если кто-нибудь зачем-то брал их ножку. Они помнили.

Среди реакций младенцев, сопровождавших эти процессы, отмечались из­менение частоты сердцебиения, расширение и сужение зрачков, мигание глаз, сосание и различные рефлексы. Нужно внимательно относиться к случайным совпадениям часто повторяющихся событий с неприятными ощущениями, которые могут происходить с вашим младенцем ежедневно. Например, в семьях, где драки часто совпадали со временем сна или при­емом пищи, даже сам процесс отхода ко сну или прием пищи может вы­звать неприятные чувства. Но существует и позитивная сторона — когда вы создаете хорошие совпадения (удовольствие от купания в ванне, весе­лые праздники), которые приводят к приятным ассоциациям.

Вы можете поэкспериментировать, используя рефлекс Бабкина, при кото­ром ребенок широко открывает рот, когда вы нажимаете на его ладони. Чтобы проявить этот рефлекс, исследователи раздвигали ручки ребенка и поднимали их к голове перед тем, как нажимать на ладошки. После опреде­ленного числа проб движение рук приводило к открытию рта без нажима­ния на ладошки младенца. Они научились также воспроизводить рефлекс Бабкина в ответ на определенные звуки.

Как и мы, младенцы учатся быстрее, когда в их поведение вносится опре­деленная последовательность, хорошая или плохая. Если поведение сопро­вождается вниманием или определенной наградой, то оно становится бо­лее ярким; если за ним следует что-то негативное (наказание), то образ действий становится более слабым или вовсе затухает.

 

Многие эксперименты с новорожденными показывают, как быстро они вы­числяют, что нужно делать, чтобы получить то, что они хотят. В одном из наиболее впечатляющих опытов, иллюстрирующих сказанное выше, одно­дневный новорожденный освоил опыт поведения, связанный с поворотом головы. Экспериментаторы исходили из известного факта, что младенцы обычно поворачивают головку, когда прикасаются к их щеке. В действи­тельности они проделывают это только в 30% случаев. Если же им давали сладости, частота поворота головки увеличивалась до 83%. Однажды пере­жив это, младенцы быстро научились поворачивать головку налево на звук колокольчика и направо на звук звонка, чтобы получить сладость. Младен­цы быстро познали сладкий вкус успеха.

Затем сигналы поменяли местами, и награда предоставлялась при другом направлении головы. Младенцы, которые выучили поворот головы налево на звук колокольчика и направо при звонке, должны были это забыть и по­ворачивать направо при звуке колокольчика и налево при звуке звонка, для того чтобы получить награду. Произошел существенный сдвиг в пове­дении, который дал новый положительный эффект. Новорожденные освоили все эти движения в течение 30 минут. В других опытах младенцы на­учились поворачивать головку, чтобы получить визуальную награду. Они мотивируются не только сладостями.

Другой тип познавательного опыта основывался на известном факте, что мы перестаем реагировать, если нечто предлагается нам снова и снова, на­пример, шумы, свет, вкусы или запахи. Мы сначала обращаем внимание, потом теряем интерес и, наконец, игнорируем это. Эта важная форма адап­тации спасает нас от ненужных усилий повышенного внимания к вещам, которые не имеют к нам никакого отношения.

Ваш младенец будет слушать один и тот же звук в течение некоторого вре­мени, но это не будет продолжаться слишком долго, младенец перестанет слушать. Такой феномен называют привыканием. Через определенное вре­мя, однако, этот звук снова вызовет реакцию (потеря привычки). Привыка­ние или потеря привычки показывают, что ваш младенец может опреде­лять разницу между знакомым и новым. Чтобы выявить эту разницу, необ­ходимо помнить, что является старым, уже известным, и определять то, что является новым, — это существенное объединение информации. Такой тип познания позволяет нам по-другому взглянуть на разум вашего новорож­денного ребенка.

Новорожденные младенцы продемонстрировали привыкание и потерю привычки на всех пяти видах чувств. 0 привыкании к звукам можно су­дить по изменению сердцебиения. У младенцев обнаруживалось уменьше­ние частоты сердцебиений при повторениях одного и того же звука. Изме­нение тональности вызывало новый интерес, и сердечный ритм быстро учащался. До того, как я узнал об этом, я напевал своему ребенку веселые детские мелодии, тем самым развлекая его, но вскоре я заметил, что наску­чил ему, и наблюдал, как он постепенно становился вялым и инертным. За­тем я удивил его изменением тональности и темпа исполнения и отметил, как он при этом просиял. Нам обоим это нравилось.

Поскольку привыкание — это нормальная реакция мозга, оно может иметь значение диагностического теста. Травматическое рождение ухудшает привыкание. Некоторые младенцы с травмой мозга не проявляют привыка­ния вообще; они сдерживают свое реагирование. Дети, матери которых по­лучили высокие дозы анестетиков в родах, могут требовать в четыре раза больше повторений, чтобы выработать привычку к стимулу, чем те, матери которых получили меньше анестезии. Эта разница выявляется при тести­ровании младенцев в течение месяца после рождения.

Ваш младенец может проявлять некоторые формы привыкания даже перед рождением. Исследования показали, что младенцы, которые провели свои пренатальные месяцы, живя рядом с аэропортом в Осака (Япония), после рождения, находясь в больнице под взлетной полосой, не беспокоились при громких звуках самолетов. В то же время младенцы из более тихих мест, оказавшись в этой больнице, не были подготовлены к шумам аэро­порта: половина таких малышей просыпалась и плакала, слыша звуки са­молетов.

Еще в матке ваш младенец прислушивается к известным и новым аспектам вашего бормотания и пения, к окружению вашего дома и к тем рассказам, которые вы читаете вслух. Если вы живете в шумном районе, ваш младе­нец привыкнет к этому шуму и, возможно, будет просыпаться, если вдруг станет подозрительно тихо.

Несколько десятилетий тому назад психологи оценивали, как быстро ма­ленькие дети копируют поведение, которое они видят вокруг себя. Имита­ция — это один из важных способов, с помощью которого мы все учимся. Однако до последнего времени исследователи детского развития были уве­рены, что дети не способны учиться с помощью имитации, пока не достиг­нут годовалого возраста. На основе теоретических рассуждений это было объявлено невозможным; когда нечто подобное случалось, эксперты гово­рили, что это, возможно, что-то другое.

В сообществах психологов еще можно услышать возражения, но экспери­менты, проведенные в различных независимых лабораториях всего мира, показали, что новорожденные действительно могут имитировать.

Это является первоклассным отражением силы детского мозга, оно пред­ставляет собой парадоксальный вид познания — познание без утомительного повторения (классические условия, привыкание) и даже без практи­ки. Это комплекс врожденной ментальной способности.

Если вы поймаете момент, когда ваш младенец спокоен и наблюдает (не занят чем-то) и высунете свой язык, то, возможно, увидите попытку имита­ции. Это было систематически изучено Эндрю Мельтцоффом (Andrew Meltzoff) и Кейт Мур (Keith Moore) в Вашингтонском университете. Они со­брали группу новорожденных, расположили их в удобных мягких кресли­цах в обычной внешней обстановке и показывали им различные жесты: высовывали язык, выпячивали губы, открывали рот или поочередно двига­ли пальцами.

Все записывалось на видеокассету, одна камера была направлена на лица младенцев, а другая — на лицо экспериментатора. Младенцы никогда прежде не видели лица экспериментатора. Все происходившие реакции оценивала группа экспертов, не знавших, какой из четырех жестов демон­стрируется. Младенцы были способны имитировать все жесты.

Они могли также запоминать жесты и имитировать их после короткой пау­зы. Исследователи клали соски в рот младенцев в течение 2,5 минут после определенного жеста, тем самым намеренно предупреждая внезапную ре­акцию. Когда соску убирали изо рта, младенцы продолжали имитировать тот жест, который они видели за 2,5 минуты до этого. Это демонстрирует как память, так и имитацию. Мельтцофф назвал это внутренним свойством, которое дает возможность новорожденному с самого рождения участвовать в социальной жизни.

Новорожденные могут также имитировать значимые эмоциональные чув­ства. В возрасте тридцати шести часов они успешно имитировали «взрос­лые» выражения счастья, печали, удивления, о чем сообщают Тиффани Филд (Tiffany Field) с коллегами из университета Майами. Выражения были точно определены наблюдателями, которые имели возможность ви­деть только рот, глаза и брови младенца. Надежность этих экспериментов была проверена видеозаписью выражений лиц младенцев и взрослых, ко­торые появлялись параллельно. Последующие эксперименты той же груп­пы показали, что недоношенные новорожденные могут делать то же самое. Филд называет имитацию «очень индивидуальным свойством».

РАДОСТЬ ПОЗНАНИЯ

 

Те ученые, которые концентрировали свое внимание на детском познании, открыли, что познание является важным стимулирующим и удовлетворяю­щим процессом для новорожденных. В ранних исследованиях использовались подвижные коляски. Одной группе младенцев были предложены ко­ляски, которые они могли двигать руками или ногами, другая группа имела коляски, на которые дети могли только пассивно смотреть. Дети, имевшие возможность двигать коляски, смеялись и восторгались. Пассивно наблю­давшие дети не выражали таких чувств. Не движение само по себе, а от­крытие возможности личного контроля вызывало восторг у младенцев.

Два всемирно известных ученых в области исследования детей Ганс Папу-сек (Hans Papousek) из Мюнхена и Том Бауэр (Tom Bower) из Эдинбурга го­ворят, что малыши в процессе познания испытывают чувство удоволь­ствия. Это, однако, не означает, что ваш малыш будет находить процесс по­знания только приятным и не требующим никакой работы. Папусек заме­чает, что младенцы проходят через всю схему предсказуемых последова­тельностей эмоций, когда они работают над какой-то проблемой так же, как и взрослые. На их лицах вы можете увидеть явные признаки озабочен­ности, неудовольствия или, наоборот, удовольствия в зависимости от того, на какой стадии решения проблемы они находятся. Выражение их лиц со­ответствует степени успеха их познавательных усилий.

Познание и решение проблемы являются игрой ума, которая приносит удо­вольствие. Когда малыши решали какую-то проблему или осуществляли контроль над чем-то, они сияли и начинали улыбаться. Бауэр рассказывает о слепом малыше, которого никогда не видели улыбающимся. Когда ножки младенца были объединены с движущейся коляской, которая производила звук при движении, малыш быстро обнаружил, что он может активизиро­вать звук, толкая коляску. Этот опыт впервые вызвал у него улыбку.

Бауэр указывает, что малыши перестают работать над экспериментальны­ми задачами в психологической лаборатории, если эти задачи слишком просты или повторяются. После того, как дети справляются с определен­ной задачей, они теряют к ней интерес и перестают обращать внимание, пока им не предлагают нечто новое. Чтобы заставить их продолжать, пси­хологи должны использовать разнообразные задачи, но это разнообразие не должно переходить границы.

Из этого принципа вы с вашим младенцем можете извлечь пользу. Успеш­ное обучение требует комфортного баланса. Когда задачи слишком не­определенные и сложные, любопытство вашего младенца может обернуть­ся страхом и дистрессом. Если задача слишком проста, то это оборачивает­ся скукой.

То, что младенцы учатся ради удовольствия, оказалось для ученых сюрпри­зом. Привыкнув к тому, что младенцы обучаются при утомительных повто­рениях пар раздражителей или при различных поощрительных стимулах, они были удивлены, обнаружив, что младенцы так же хорошо продолжают обучение, когда награды прекращаются. Исходя из этого, ученые заключили, что познание может быть внутренней наградой, удовольствием самим по себе.

ПРЕУСПЕВАНИЕ ПРИ СТИМУЛЯЦИИ

Если вы хотите помочь младенцу расти и развиваться, как можно полнее используя свой потенциал, вы должны найти поддержку и руководство в новой области исследований детской стимуляции.

Вы планируете детскую комнату для вашего ребенка? Еще совсем недавно это считалось наилучшей возможностью для младенца — целая комната в их распоряжении. Когда родители оставляли малышей одних на час, то ду­мали, что делают им одолжение. Так поступали и в больницах, и родители полагали, что в больницах знают, что лучше для младенцев. В то время ни­кому не приходило в голову, что детей лишают общения и замедляют их развитие. Женщины в «цивилизованных» странах жалели матерей из «при­митивных» стран, которые должны были везде носить своих детей, привя­занных платками. Но эти дети были счастливцами.

Теперь множество исследований указывает на преимущество большего, а не меньшего контакта с новорожденными. Даже небольшое дополнитель­ное внимание во время рождения может привести к существенному разли­чию в здоровье, росте и познании малыша.

Стимуляция может выражаться в самых разнообразных формах, но первая и ранняя стимуляция должна происходить в чреве матери и семье: держи­те вашего малыша рядом с вами после рождения; ухаживайте, обнимайте, кормите его грудью; воздействуйте музыкой, цветом, вещами, которые можно увидеть и потрогать, и обычным окружением взрослой деятельно­сти и бесед. Это не предписание для бедлама после рождения, а нормаль­ное взаимодействие со спокойными родителями.

Младенцы, кажется, приветствуют стимуляцию и процветают, если она не переходит границы. Если же это случается, то ваш малыш будет посылать тревожные сигналы, отключится или просто уснет. Чтобы найти правиль­ный баланс, наблюдайте за предпочтениями своего ребенка. Цель не в том, чтобы переполнять и ошеломлять ребенка, а в том, чтобы обеспечивать по­лучение многообразного сенсорного опыта: зрительного и слухового, дви­жения, вкуса, запаха, прикосновения. Такой подход легкой умственной и сенсорной «гимнастики» диаметрально противоположен научному плану детской изоляции, тихих детских комнат и долгих часов ничегонеделания.

Физическое, эмоциональное и умственное развитие вашего ребенка может быть значительно улучшено с помощью повышенного внимания и стимуляции. Дополнительное внимание, оказанное вашему малышу, будет щедро вознаграждено. Педиатры Маршалл Клаус (Marshall Klaus) и Джон Кенелл (John Kennell) провели 17 экспериментов с вариацией времени общения с матерями. Малышей, которые провели всего пятнадцать минут с матерями сразу после рождения, сравнивали с теми, которых непосредственно после рождения отправили из родильной комнаты в детское отделение. Первые улыбались больше и плакали меньше во время последующего трехмесячно­го периода наблюдения.

Одно исследование показало, что ранний контакт матери и ребенка отра­жается на языковых способностях и стимулирует умственную деятель­ность ребенка. В группе, состоящей из 28 матерей, половина провела со своими малышами один час сразу после рождения и по пять часов в день в течение последующих трех дней. Другая половина лишь взглянула на но­ворожденных после рождения и имела короткий контакт в последующие двенадцать часов по тридцать минут во время кормления. В конце первого месяца разница между малышами была уже очевидна. Когда в двухлетнем и пятилетнем возрасте их протестировали снова, дети, которые имели до­полнительный ранний контакт с матерями, показали значительно более высокий уровень интеллектуального развития (более высокий балл Ю), лучшее владение языком, отличались большим словарным запасом и спо­собностями выражать свои мысли.

Ваш малыш будет находиться в состоянии повышенной настороженности и восприимчивости в часы, близкие к рождению. Если роды прошли без вве­дения обезболивающих средств, то можно ожидать, что ваш малыш будет широко раскрывать глаза и находиться в состоянии тревоги в течение часа или больше. Это время медики могут использовать для того, чтобы наблю­дать за каждым из вас и за тем, как вы с ребенком входите в глубокую лич­ную взаимосвязь. В это время память вашего малыша и его способность к познанию значительно усиливаются. Исследователи не уверены, является ли этот удивительный эффект результатом дополнительного внимания при рождении, обусловлен ли он настороженным состоянием ребенка или воз­действием ребенка на мать. В любом случае, если матери действительно объединяются со своими детьми, все последующие взаимоотношения обо­гащаются.

Исследования показали, что те малыши, которым уделяли больше внима­ния, быстрее росли, набирали вес, развивали двигательную координацию и мышечный контроль. Если родители имели более ранний контакт с детьми и находились вместе с ними под наблюдением специалистов в течение ме­сяцев или нескольких лет после родов, то они проявляли больше уверенно­сти и интереса по отношению к детям. А сами малыши выражали больше доверия, обладали чувством спокойствия и удовлетворения, охотнее и чаще улыбались, имели более близкие отношения с матерями, чем те дети, которых лишили дополнительного внимания.

Стимуляция безусловно необходима недоношенным и особенно детям, ро­дившимся с очень низким весом. Рут Райе (Ruth Rice), медицинская сестра и психолог, доказала, что определенные поглаживания и массаж могут по­мочь таким малышам наверстать упущенное в неврологическом развитии. Но Флориде, в родильном доме, где много недоношенных детей, весящих менее четырех фунтов, психолог Тиффани Филд (Tiffany Field) организова­на программу прикосновения, которой занимаются по пятнадцать минут три раза в день. Эта программа включает поглаживание и ласкание, при­поднимание — опускание, движение руками и ногами и, наконец, финаль­ный массаж. Все это может сделать любая мать.

Эффект только десятидневной стимуляции был потрясающим. Новорожден­ные из экспериментальной группы прикосновения в среднем набирали в весе в день на 47% больше при одинаковом объеме кормления и кало­рий — метаболическая магия. Эти малыши чаще находились в бодрствую­щем состоянии, были более активны физически и проявляли большую тер­пимость к неприятным шумам, скорее успокаивались и утешали сами себя, их выписывали из больницы на шесть дней раньше. При контроле через восемь месяцев «выпускники» программы прикосновения были выше, тя­желее, имели больший размер головки, проявляли меньше признаков не­врологической патологии, чем их ровесники из того же родильного дома, которые получали обычный уход. Исходя из этих результатов, неудиви­тельно, что массаж и физическая активность скорее, чем изоляция, реко­мендуется сейчас для всех малышей.

Материнская сила может спасать малышей от смертельной опасности. В Боготе, Колумбия, четырехфунтовые малыши (с 50%-ным шансом выжива­ния) были спасены с помощью «метода кенгуру». Вместо того чтобы поме­щать новорожденных в инкубаторы, педиатры «упаковали» их вверх голов­кой между материнских грудей, и матери носили их с собой повсюду. Весь этот комплекс — молоко матери, ее сердцебиение, голос, постоянная ак­тивность — привели к резкому снижению уровня инфекций, болезней и смертности; девять из десяти детей выжили.

Очевидный вклад в развитие детского разума внесла Ассоциация по обуче­нию детской стимуляции, основанная другой сестрой-психологом Сьюзен Лудингтон (Susan Ludington) из Лос-Анджелеса. Этот Институт предлагает обучение детской стимуляции, включая курсы, библиографию, публика­ции. Философия Лудингтон состоит в том, что детям нужно дать шанс как можно полнее использовать свой потенциал, и стимуляция, благоприят­ствующая росту, это их естественное право при рождении. Институт полагает, что малышам нравится, когда для стимулирования чувства баланса их поднимают, кладут, качают, катают в детской коляске. Им приятны прямые и круговые движения, но не подбрасывание и трясущие движения, что мо­жет повредить мозговую ткань. Предполагаемая стимуляция осязательного чувства включает поглаживания такими тканями, как мех, вельвет, шерсть, сатин. При этом мамы приговаривают: «(Сначала идет имя ребенка), это мягкое. Ты можешь почувствовать мягкое? Как ты это чувствуешь? Тебе нравится мягкое? Теперь мягкое с правой стороны, а теперь мягкое с левой стороны. Мягкое на твоем носике, на твоей груди, на твоей руке и мягкое на твоей коленке».

Институт развития детей в Филадельфии, основанный доктором Гленном Доуменом (Glenn Doman), обучает матерей тому, как нужно учить их детей читать, решать математические задачи, улучшать их разум и развивать фи­зически. Институт предполагает, что чем моложе дети, тем лучше они учатся. Он предлагает родителям большое разнообразие курсов, книг, ме­тодических материалов на разных языках и в разных странах. Начало ра­боты Доумена было большим достижением в помощи родителям умственно отсталых детей по развитию их роста и обучения.

Если вы хотите стимулировать разум вашего малыша до рождения, то мож­но получить помощь в Пренатальном университете, программа основана акушером Рене ван де Карром (Rene van de Carr) в Гейварде, Калифорния. Методические рекомендации и кассеты расскажут вам, как нужно вовле­кать народившегося малыша в «Игру в толкание», начиная с пятого месяца. Приглашение толкаться в определенное время учит народившегося ребен­ка, что это действие может стать способом общения.

Второй урок начинается со слов ‘Привет, это папа», затем отец произносит такие слова, как похлопывание, трение и надавливание, сопровождая их соответствующей осязательной стимуляцией. Музыка и некоторые буквы алфавита сопровождаются включением-выключением света, прикоснове­нием теплым и холодным, которые добавляются постепенно. Особое вни­мание уделяется тем словам и ощущениям, которые будут использованы во время общения при родах; например: «Это сдавливание» — при объясне­нии схватки.

Оценка первой тысячи «выпускников» показала, что они меньше плакали при родах, их глаза чаще были открыты, когда они скользили по родовому каналу, были более настороженными, но легче успокаивались при похло­пывании, поглаживании или включении музыки, находясь на высших уров­нях физического развития. Оказалось, что такие малыши после рождения поворачиваются быстрее, раньше начинают говорить, действуют более не­зависимо, могут дольше концентрировать свое внимание.

 

Сравнение с контрольной группой (группой, не принимавшей участие в программе) показало, что простая программа пренатального общения ока­пывает значительное действие как на матерей и отцов, так и на малышей. V матерей, участвовавших в этой программе, отмечалось более позитивное точение беременности, они были более привязаны к малышам, лучше по­нимали их реакции, чувствовали, что роды прошли более мягко, у них реже возникала необходимость в кесаревом сечении, чем у матерей, кото­рые не принимали участие в программе.

Открытие того, что новорожденные способны запоминать и познавать, пол­ностью использовать органы чувств и, очевидно, обладают хорошим разу­мом, оказалось счастливым сюрпризом. В последующих главах вы увидите, как новорожденные используют эти способности, демонстрируют выраже­ние своей индивидуальности и включаются в общение с неожиданной вир­туозностью.

 

 

 

Глава 4

ОБАЯТЕЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ

Так же, как и другие родители, вы откроете для себя, что все дети неодина­ковы. Даже в матке малыши демонстрируют свои предпочтения, по-разно­му реагируют на опасность, выполняют свои обычные упражнения с удо­вольствием или без него. Отвечая на сигналы, которые к вам приходят от ребенка, вы будете развивать индивидуальные внутренние чувства.

В дыхании и сердцебиении вы и ваш еще не родившийся ребенок едины. Вы разделяете с ним пищу, пространство, смех и горе — все объединено бесконечным единым потоком телесной химии. Когда вы пьете, пьет ваш малыш. Когда малыш икает, вы чувствуете ритмические толчки. Вы обна­ружите, что разговариваете с вашим неродившимся малышом, возможно, даже называя его по имени, затрагивая темы от легких до серьезных. Ког­да беременных спрашивают, действительно ли они полагают, что внутри них личность, которая может участвовать в этих беседах, многие из них конфузятся и смущаются. Но они продолжают разговаривать с неродив­шимся ребенком — если не на научной основе, то интуитивно; если не публично, то тет-а-тет.

До настоящего момента наука не поощряла родителей, которые искали признаки личности у своих детей до или сразу после рождения. Сейчас, когда знаний о внутриматочной жизни и поведении новорожденных стано­вится все больше и больше, можно найти доказательства определенных ин­дивидуальных черт и особенностей поведения, которые определяют лич­ность.

С помощью последних достижений техники ученые наблюдают, тестируют, записывают на пленку и анализируют, как новорожденные используют свои чувства, мышцы и разум. Малыши активно тянутся, изучают, экспери­ментируют, исследуют ответы матери, извлекая для себя пользу. Они спо­собны на самоуправление, выражение эмоций и установление тесных вза­имоотношений. Когда им приятно или неприятно, они оказывают огромное давление на тех, кто о них заботится. Будучи отзывчивыми, они демонст­рируют свою готовность к общению.

 

ПЕРВЫЕ ПРИЗНАКИ ЛИЧНОСТИ

Признаки самовыражения и саморегуляции впервые придут к вам из мат­ки, когда ваш малыш станет активным пассажиром, начнет толкаться, кор­читься, выполнять упражнения по своему желанию и постоянно приспо­сабливаться к вашей активности и настроению. В течение нескольких не­дель и месяцев ваш малыш определенно будет реагировать на различные виды музыки, знакомый голос, несчастные случаи, фейерверки, эмоцио­нальные потрясения. Реакции, которые вы чувствуете, скорее всего, более чем механические; они могут быть глубоко личными.

Как было отмечено в главе 1, ваш малыш может быть действительно энтузиастом. Наблюдая за неродившимися с помощью УЗИ, мы узнаем, как раз­нообразна и спонтанна их деятельность. Именно спонтанность превраща­ется в средство самовыражения. Уже с 10—12 недель от момента зачатия неродившийся ребенок постоянно и активно перемещается. Движения плода в таком возрасте не похожи на механические, они грациозные и плавные.

Каждый неродившийся проявляет индивидуальные черты уже в конце третьего месяца. Мышцы лица развиваются в соответствии с наследствен­ным характером, так что выражение лица становится все больше похожим на ваше. Лицо становится хорошеньким, голосовые связки все больше совершенствуются, открывая тем самым новые возможности для само­выражения.

Первые признаки личности у неродившегося ребенка были впервые описа­ны перинатологом сэром Уильямом Лайли из Новой Зеландии. Он описал неродившегося как «очень хорошего члена команды беременности», гаран­тирующего ей успех тем, что производит определенные гормоны в нужное время, вызывает определенные изменения в физиологии матери и таким образом делает ее удобной хозяйкой.

С помощью определенного гормонального колдовства малыш решает свои проблемы в процессе развития. Народившиеся определяют длительность беременности, решают, в каком положении они будут находиться и как по­явятся при родах.

Среди других признаков психической индивидуальности, наблюдаемых в матке, Лайли описал следующие: повторяющееся и целенаправленное стремление избегать давления на область живота извне, сильная реакция на укол иглой и введение холодных растворов в матку, а также реакция на щекотку, определение вкусовых предпочтений (некоторые малыши с подо­зрением относились к сахарину и проглатывали его в меньшем количестве, тогда как другие обожали его и глотали охотно). Дети могут реагировать на яркий свет, направленный на стенку живота матери, учащением сердце­биения, а на громкий шум — испугом.

Исследователи наблюдали странную реакцию плода на амниоцентез. При этой процедуре, которая стала очень распространенной, игла вводится в матку, для того чтобы взять образец жидкости с целью определения воз­можных генетических дефектов. В Дании доктора записывали на видео­пленку поведение народившихся детей (в возрасте около шестнадцати не­дель от зачатия) после укола иглой. Половина из них проявила потрясаю­щую, даже несколько угрожающую реакцию: они не двигались до двух ми­нут. У стольких же детей произошло нарушение вариабельности сердечно­го ритма. Подобное монотонное сердцебиение наблюдалось у очень боль­ных детей или у детей, которые находились под действием валиума или другого наркотика. Поскольку ни один из плодов не проявлял подобной реакции до амниоцентеза, исследователи заключили, что это была реакция на процедуру. То, что мы наблюдаем здесь, не проявление их равнодушия, а чувствительная, возможно, шоковая, реакция на то, что произошло в святи­лище, в котором они живут.

СЕКСУАЛЬНОСТЬ

Это поражает воображение, но сонограммы (УЗИ) показывают удивитель­ные свидетельства сексуальных чувств в матке. Открытие было сделано случайно, при использовании сонографа нового поколения, который позво­ляет увидеть даже мельчайшие части тела. Доктора из Нью Лондона, штат Коннектикут, пытаясь обнаружить что-то другое, в серии сонограмм муж­ского плода наблюдали за развитием эрекции. Собирая эти маловероятные данные, они случайно задокументировали шесть таких случаев у плодов мужского пола в возрасте около 26 недель от зачатия.

В соответствии с закономерной последовательностью роста в матке малы­ши мужского пола уже к шестнадцатой неделе после зачатия имеют полно­стью развитую мошонку и пенис. Такие эрекции доказывают, что соответ­ствующие нервные пути определенно функционируют на двадцать шестой неделе, что раньше не предполагалось. Мы можем подозревать, что эти эрекции связаны с сексуальными чувствами или вызваны чем-то сексуаль­ным. Во всех шести случаях принейты сосали свой большой палец во вре­мя эрекции.

Вам кажется скандальным сексуальный опыт в матке? Почти сто лет тому назад Зигмунд Фрейд из Вены шокировал своих коллег (и родителей во всем мире) предположением, что малыши и дети имеют сексуальные чув­ства. За то, что он это сказал, ему пришлось выслушать немало оскорблений в свой адрес. Сексуальность в наших детях появляется до того, как нам становиться удобным с ней мириться. Готовы мы к этому или нет, но еще не родившиеся дети — уже сексуальные существа.

БОЛЬШИЕ ФАНТАЗЕРЫ

Новорожденные спят много. Этим они занимаются обычно по 16 часов в сутки в течение первых двух недель жизни. Но, вероятно, вы не знаете, что более половины этого времени они расходуют на сновидения — около восьми часов из двадцати четырех. Недоношенные дети (около 30 недель) проводят в сновидениях сто процентов времени, отведенного для сна, то есть еще больше. Никто не видит столько снов, сколько новорожденные. Это важное открытие помогает расширить наши представления о мышле­нии детей и дополнить доказательства их индивидуальности до рождения.

Сны — это созидательные упражнения для разума вашего малыша, личный внутренний опыт, но не совсем секретный. Во время сна сохраняется элек­трический потенциал мозга, как и сигнальный поток нервных импульсов к частям тела, которые активны во сне. Лишь в течение последней четверти XX столетия процессы сна и сновидений были исследованы с помощью на­учных приборов.

Сложности сна изучаются с помощью чувствительных электрических аппа­ратов для измерения мозговых волн, мышечной активности, дыхания, ха­рактера сердцебиений и других важных признаков. Наука открывает раз­личные стадии сна, имеющие циклический характер. Одна из стадий сна, обозначаемая аббревиатурой БДГ (фаза быстрого движения глаз), — это стадия сновидений. В противоположность этому, во время не-БДГ стадии не наблюдается движение глазных яблок и вся физическая система спо­койно отдыхает. В промежутках между кормлениями ваш новорожденный неоднократно проходит через циклы БДГ и не-БДГ сна.

Во время стадий сновидения мозг и тело очень заняты, и, возможно, это вызовет у вас сомнения, действительно ли спит ваш малыш. Учащенное дыхание становится нерегулярным. Систолическое кровяное давление и секреция определенных стероидных гормонов увеличиваются. Возрастает потребление кислорода, поднимается внутричерепное давление, у мальчи­ков появляется эрекция, уровень возбуждения нейронов в мозгу может быть высоким, как во время бодрствования. Вы можете наблюдать напря­женное движение тела и нередко изменения его положения. Мозг, как и сердце, почки и другие органы вашего малыша, во время сна не отдыхают, а наоборот, очень активны.

 

Нашими знаниями о сне и сновидениях новорожденных мы обязаны иссле­дователям из Колумбийского и Стенфордского университетов. Используя современную аппаратуру, их сотрудники обнаружили, что малыши начина­ют видеть сны сразу после того, как они засыпают. Вы можете это увидеть, если будете наблюдать, как малыши засыпают. (Взрослые, наоборот, начи­нают со спокойного сна, а сновидения видят позднее).

Неожиданным открытием было то, что чем меньше был возраст новорож­денных от момента зачатия, тем больше они видели сновидений. Если в тридцать недель беременности время их сна занимало сто процентов, то к сорока неделям (доношенная беременность) время сновидений устойчиво уменьшалось приблизительно до пятидесяти процентов. В течение после­дующей жизни время сна прогрессивно снижается: у подростков оно со­ставляет двадцать процентов, а у стариков — тринадцать процентов.

Почему сновидения столь важны для младенцев? Авторы этого исследова­ния предполагают, что импульсы, возникающие в мозговом стволе в тече­ние БДГ-сна, могут так или иначе облегчать рост и миэлинизацию чувстви­тельной и двигательной зон нервной системы. Не-БДГ-сон, напротив, ка­жется, способствует интеграции и контролю в полушариях головного моз­га (коры мозга). Другими словами, сновидения — это тренировка мозга.

Сновидения вашего младенца также имеют содержание, и это содержание может быть серьезным. Неритмичное дыхание, типичное для БДГ-сна, вы­зывает широкие колебания в движении грудной клетки с периодами пол­ной остановки дыхания в течение десяти секунд попеременно. Если вы ве­дете наблюдения, то это может показаться даже тревожным. В снах взрос­лого такие колебания дыхания связаны с тем, что происходит в сновидени­ях, например, разговор, удушье, смех, бег. В сновидениях может быть про­дублирован целый мир опыта и ощущений. Возможно, сновидения младен­ца также подобны этому. В сновидениях младенцы, кажется, имеют дело с событиями, происходящими внутри их собственных умов.

Наблюдая четырнадцать новорожденных в состоянии сновидений, исследо­ватели отметили много признаков сознания: гримасы, хныканье, улыбки, подергивание лица и конечностей, перемещения тела и конечностей. Пе­риодически с частотой 10—15 секунд возникали эпизодические, «корчащи­еся» движения туловища и беспорядочные движения конечностей, пальцев рук и ног («плохие» сновидения). Они наблюдали на лицах младенцев чув­ства, эмоции и мысли, выражавшиеся в виде гримас недоумения, презре­ния, скепсиса и др.

Очевидно, некоторые сновидения чрезвычайно забавны. Одна мать расска­зала мне, что ее ребенок неоднократно смеялся во время сна в течение первых трех месяцев после рождения.

 

Хотя трудно доказать, что сновидения новорожденных такие же, как снови­дения взрослых, но они проявляются подобным же образом. Авторы этого исследования указывают, что, поскольку активность сновидения связана со стволом головного мозга, который развивается рано, нет никаких аргумен­тов, чтобы отрицать появление сновидений еще при беременности. При этом они могут содержать материал собственного опыта ощущений мла­денца, имеющийся к этому моменту. Нет никаких причин сомневаться в том, что улыбка вашего младенца во сне является признаком удовольствия.

БУКЕТ УЛЫБОК

Улыбка — одно из наиболее привлекательных и полезных выражений лица младенца, но, по мнению специалистов, это не имеет отношения к ново­рожденным. Такой подход помогает понять, почему улыбки новорожден­ных — все еще тайна за семью печатями. Новорожденные могут улыбаться и улыбаются. Истина с ними.

Фактически, начиная с открытия сновидений у сильно недоношенных де­тей, мы получили доказательства того, что доношенные дети могут улы­баться за два месяца до рождения. Поскольку недоношенные младенцы ви­дят сновидения чаще, они и улыбаются больше. Я не могу сдержать удив­ления тем, что они видят сновидения, особенно когда улыбаются.

Ваш младенец может улыбаться при рождении — редкое, но важное яв­ление, особенно для вас. Педиатры имели обыкновение говорить, что улыбки — это случайность, но, начиная с работ французского акушера Фредерика Лебойе (Frederick Leboyer) и увеличения числа мягких родов, было замечено увеличение количества младенцев, улыбающихся в момент рождения. Некоторые из них улыбаются, когда отцы купают их в теплой ванне.

У детей, родившихся в воду, записаны улыбки во время рождения. Один отец после водных родов сообщил, что его дочь блаженно улыбалась не­сколько минут. Можете ли вы сказать, отражают ли эти улыбки (или, может быть, пронзительный крик) то, что дети действительно чувствуют при рождении?

Вы не можете знать, когда или как часто ваш младенец собирается улы­баться. Педиатр из Гарварда Питер Вольф (Peter Wolff) внимательно на­блюдал за группой из четырех новорожденных в течение пяти дней. Он обнаружил широкие вариации в частоте улыбок — от шести до шестиде­сяти восьми улыбок на младенца, подсчитанных главным образом в состо­янии сновидений. Несколько улыбок были связаны с испражнением и мочеиспусканием — без сомнения, признаки некоторого удовольствия. Де­вочки-близнецы входившие в эту группу, были самые смешливые; они улыбнулись на шесть и десять раз больше, чем двое других малышей, уча­ствовавших в этом исследовании, — явное доказательство индивидуаль­ных различий.

Технические исследования показали, что ранние улыбки являются частич­ными улыбками, вовлекающими рот и щеки, но не мышцы глаз и лба. Это не значит, что они обязательно низшие или случайные; они могут отра­жать недостаточное развитие мышц точно так же, как и недостаток энтузи­азма. Можно полагать, что полные, осознанные и управляемые улыбки по­являются в сорок шесть недель от зачатия (через шесть недель после рож­дения доношенного ребенка). Эти улыбки могут рассматриваться уже как социальные, потому что они являются частью реакции на социальное при­ветствие. Исследователи детей назвали такую реакцию первой «реальной» улыбкой; это является оскорбительным научным выводом. По моему мне­нию, мы запаздываем в принятии всех улыбок младенца как значимых и каждой улыбки — как неотъемлемой части общего репертуара улыбок.

По мере того, как ваш младенец взрослеет, улыбка становится более час­тым выражением индивидуальности. Как показал эксперимент психолога Ивонны Брекбилл (Yvonne Brackbill), вы получаете возможность многое сделать с улыбкой одобрения (или без нее). В группе четырехмесячных младенцев половину из них поднимали и одаривали улыбкой всякий раз, когда они улыбались. Улыбки другой половины игнорировались. Улыбаю­щиеся дети, которых очень поощряли, увеличили число улыбок по сравне­нию с теми, кого игнорировали.

Обнаружив это, экспериментаторы переключились от поддержки улыбаю­щихся к унынию. На начальной стадии эксперимента младенцы с при­стальным вниманием смотрели на лица, ранее улыбавшиеся; когда экспе­риментаторы переставали улыбаться, улыбающиеся дети также резко пре­кращали улыбаться. После серии столкновений с неулыбчивыми лицами, младенцы даже отворачивались и прекращали смотреть на лицо экспери­ментатора. Они направляли свои головки и глазки вдаль!

Поскольку улыбки отменялись, отношения разрушались. Чтобы не допус­тить отворачивания, головки детей фиксировались скатанными одеялами. Не имея возможности отвернуться, младенцы направляли свои глаза к по­толку; они отказывались обмениваться взглядами. Этот эксперимент слу­жит впечатляющим доказательством того, что улыбки младенцев являются очень личностным сообщением жизненной важности. Сила матери здесь также четко проиллюстрирована. Если вы хотите иметь улыбающегося младенца, вы знаете, что делать.

 

 

Высокотехнологический анализ улыбок детей позднее, на первом году жизни, показывает, что их улыбки более выразительные, чем думали, и бо­лее сложные, чем удается увидеть простым глазом. Изучение мимики и мозговой деятельности показывает, что младенцы одаривают своих мате­рей более щедрыми улыбками, чем незнакомцев. Широкие улыбки, пред­назначенные для матери, вовлекают большее количество мышц и активи­зируют правую лобную область мозга, в то время как улыбки, подаренные незнакомцам, активизируют меньшее количество лицевых мышц и левую половину мозга. Безотносительно к значению этого любопытного разли­чия, данные показывают, что младенцы чувствуют и выражают своими улыбками разные вещи. Если вы думаете, что у вашего младенца есть спе­циальная улыбка только для вас, то вы правы.

БЛИЗКИЕ СОПРИКОСНОВЕНИЯ

Личность вашего ребенка проходит через близкие соприкосновения, что является выражением его индивидуальности. Замечательный видеофильм, замедленный для внимательного просмотра, показал поглощенное внима­ние и синхронизацию движений новорожденных и их родителей. Приме­ром является удивительное столкновение между новорожденным и его от­цом, снятое в фильме Дэниела Стерна (Daniel Stern) из Медицинского кол­леджа Корнельского университета.

Младенец, принесенный домой из роддома, находится на руках своего отца. Замедленная съемка показывает, что как только голова отца начинает двигаться вниз, головка ребенка начинает двигаться навстречу ему. Это происходит несколько раз. Когда правая рука отца начинает двигаться с его стороны, левая рука младенца с противоположной стороны одновре­менно начинает двигаться навстречу. Затем противоположные руки отца и младенца соприкасаются над младенцем, ребенок схватывает и сжимает мизинец своего отца и в тот же момент засыпает.

Эта хореография, при которой и отец, и ребенок производят совсем немного мышечных действий, включает в себя необычное визуальное восприятие, нетерпение действия, желание участвовать и мышечную синхронию голо­вы, рук и кистей. Эти обычные взгляды являются блестящим достижением для новорожденного, так как отец и сын встречаются и обнимаются. В этом сообщении есть комментарий психиатра Луи Сандера (Louis Sander): «Даже не верится, как подобная синхронность может существовать».

Синхронность — только одно из слов, которые описывают, как новорож­денные устанавливают устойчивый контакт с матерями и отцами. «Бондинг» и «привязанность» являются более подходящими терминами для описания этой близости. Ученые далее описывают отношения родителя и ре­бенка как сцепление, или взаимодействие. Все эти термины признают, что ваш новорожденный способен к интимной встрече, самоутверждению и, в пределах своих сил, — даже к товарищеским взаимоотношениям и развле­чениям.

Как заинтересованная мать, вы можете наблюдать за этими особыми, спо­койно-настороженными состояниями и максимально воспользоваться ими с помощью взгляда глаза в глаза, улыбки, разговора, пения, объятий и поце­луев. Эта близость, к которой младенец определенно подготовлен, может быть хорошей основой для диалоговой игры, любви и физической близости в более поздней жизни. В благоприятной окружающей среде близости и понимания индивидуальность младенца будет расцветать.

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

На лице вашего младенца вы увидите те индивидуальные качества и при­знаки, которые составляют личность. Лица являются естественным «мес­том» встречи для взаимного открытия и обмена дружескими чувствами. Невероятная способность новорожденного видеть в вашем лице качества вашей индивидуальности была надежно скрыта до тех пор, пока не стала объектом современных исследований.

Многочисленные исследования показывают, что лица имеют особое очаро­вание для детей. Новорожденные, которым только девять минут от роду, без предшествующего визуального опыта выделяют нормально выглядя­щие лица из серии подобных лиц-проектов. Они будут поворачивать свои глаза и головки, чтобы следовать за не полностью открытыми лицами и ли­цами с глазами, носом и ртом, но расположенными необычно, так же, как за нормально выглядящими лицами. Но они уделят заметно большее внима­ние нормальным лицам. Никогда видевшие их, каким образом они знают, какая «конструкция» ближе к реальной?

Точно так же трудно объяснить и то, как ваш новорожденный младенец мо­жет выбрать вас на фото-виньетке. Младенцы трех или четырех минут от рождения, которым показали большие фотографии женщин, или лица, вы­глядывающие из иллюминаторов, нашли и начали разглядывать своих соб­ственных матерей. Ваш младенец «знает», которая из них вы. Как это мож­но сделать без предшествующего опыта?

Когда лица «неправильные», особенно ваше, ваш младенец может оказаться встревоженным. Эта реакция очень индивидуальная; она также свидетель­ствует о том, что ваш младенец помнит вас еще из времени до рождения и обеспокоен заменой.

 

В Бостоне группу матерей на седьмой день после родов попросили надеть маски и оставаться безмолвными в течение одного кормления. Одна из ма­сок была телесного цвета, имела два отверстия для глаз и закрывала лицо до линии волос. Другая маска была из белой марли, драпированная зеле­ной хирургической шапкой. Каждый младенец видел свою мать в обеих масках в разное время.

Младенцы четко показали: им не нравилось то, что они видели. Они демон­стрировали явное беспокойство, отворачивались и смотрели поверх своих матерей. После созерцания масок младенцы в своих кроватках с усилен­ным вниманием наблюдали за окружающей средой, словно с тревогой ожи­дали развития странных событий. Они уснули быстрее, как будто убегали в более приятный мир. После сеанса с масками младенцы высасывали меньшее количество молока, были более суетливыми и плакали больше.

Одна мать, описывая реакцию своего младенца на маску, сказала: «Она про­должала смотреть и смотреть на меня, как будто не могла поверить этому и была очень расстроена… И у нее впервые появилась слюна». После марле­вой маски эта девочка не хотела иметь каких-либо отношений с матерью: «Она быстро взглянула на меня — и все».

Все младенцы, участвовавшие в этом исследовании, находились комнате со своими матерями, их шесть дней нормально кормили грудью, прежде чем появились маски. Когда эксперимент повторили с младенцами, находивши­мися в детской палате, реакции были намного менее выразительные и вре­мя сна не изменилось. Очевидно, младенцы из детской не знали своих ма­терей так хорошо и не проявляли беспокойства. Это свидетельствует о том, насколько быстро развиваются ваши отношения, когда вы вместе. Читая выражения вашего лица, ваш младенец быстро формирует впечатления, развивает ожидания и начинает беспокоиться о вас. Идет развитие двух личностей — вас самих и вашего младенца.

ГОЛОСОВАЯ СВЯЗЬ

Ваш младенец, конечно, слышит ваш голос задолго до рождения, и эта связь с вами расширяется после рождения. Тестирование после рождения показывает, насколько младенец привязан к вашему голосу.

Работая с новорожденными во Франции и Соединенных Штатах, психолог Энтони де-Каспе (Anthony De-Casper) и его коллеги предоставили младен­цам возможность слышать различные звуки и голоса в то время, когда они сосали материнскую грудь через накладку с соской, соединенной с устрой­ством для определения скорости сосания. Экспериментаторы включали магнитофонную запись сказки, которую читали их собственные матери и другие женщины. Измеряя паузы при сосании, они обнаружили, что мла­денцы сосали с различной скоростью, но достаточно было малышам услы­шать звук голоса своей матери, читающей эту историю, как они ускоряли сосание, демонстрируя предпочтение ее голоса. Двухдневные исследова­ния де-Каспе обнаружили: младенцы безошибочно опознавали голос своей матери независимо от того, говорили ли они по-английски или по-фран­цузски, в отличие от голосов других женщин и мужчин.

Чтобы сделать это, новорожденные должны были обладать способностью улавливать ритм речи, интонации, изменения частоты и фонетики. Экс­перты, изучающие механизмы памяти, обратили внимание на то, что мла­денцы должны были держать голос матери в памяти при сравнении с но­вым голосом.

Когда детям предоставлялась возможность выбора между мужским и жен­ским голосами, они обычно выбирали женский голос — может быть, пото­му, что именно такой голос привыкли слышать их уши.

Они могут идентифицировать голос своего отца, но если должны выбрать между этим звуком и звуком сердцебиения, они предпочитают сердцебие­ние, возможно, потому, что это (символически) более близкий друг. (Отцы не должны принимать это слишком близко к сердцу; ведь они не могут быть возле ребенка столько, сколько сердцебиение и голос матери. Кроме того, не проводилось никаких исследований с участием отцов, которые были активно связаны со своими младенцами перед рождением).

Голосовые игры являются прекрасным «транспортным средством» для вы­ражения эмоций и взаимодействия людей. Любые заинтересованные сто­роны могут играть, двигаясь к все более тесному взаимодействию: ребенок иногда включается голосом в «дуэт», в какие-то вокальные звучания, воз­можно, получая от этого удовольствие и дополнительно подчеркивая это выражением лица. Если у вас есть настроение, чтобы выразить свою соб­ственную индивидуальность, попытайтесь поиграть с ребенком в прятки с помощью «ку-ку», в детские рифмы, смешные имитации и другие «прият­ные пустяки».

Удивительно, но ваш младенец готов или следовать, или вести в этих играх «взгляд-и-звук». Кинофильмы, синхронизирующие звуковую регистрацию младенцев и родителей, показывают, что младенцы управляют игрой при­близительно в течение девяносто процентов времени. Это означает, что родители были чрезвычайно внимательны и разрешили младенцам взять инициативу на себя. Таким образом, будучи отзывчивыми, вы создаете ус­ловия для развития индивидуальности вашего новорожденного.

 

Как правило, ваш младенец со временем начнет регулярно издавать люби­мые звуки. Как заинтересованный родитель, вы можете некоторое время подражать этому. После почтительной паузы, младенец из имеющегося у него репертуара воспроизводит другой шум — удивленно, с веселым зву­ком или радостным визгом. В этом близком и полезном диалоге вы вместе хвастаетесь своими привлекательными лицами — один индивидуум, обра­щающийся к другому.

 

 

 

 

Глава 5

ОДАРЕННЫЙ КОММУНИКАТОР

Младенцы обычно создают много шума, но до недавнего времени он не рассматривался как проявление интеллекта. Младенцы всегда говорили своими телами, разворачиваясь к нам то красными от гнева, то с нервным напряжением, то решительно сжимая кулачки, но мы слишком часто оказы­вались глухи к их сообщениям. Новорожденные говорили со стеной.

Новейшие научные исследования показывают, что в то время как мы недо­оценивали их сообщения, они великолепно воспринимали наши послания. Младенцы тщательно исследуют взрослые лица и настроение и реагируют соответственно. Вглядываясь и слушая нас, они ждут и с удивительной точностью присоединяются к нам в близком диалоге. Новорожденные вступают в контакт быстро, иногда мгновенно. Эта их способность прояв­ляется настолько рано, что может быть скорее врожденной, чем приобре­тенной.

СВЯЗЬ ПЕРЕД РОЖДЕНИЕМ

Ваши собственные первые связи с будущим ребенком, вероятно, не начи­наются целенаправленно, а еще неосознанно — с музыкальных звуков ва­шего сердцебиения, необычного волнения, ворчания, пения, голоса, веду­щего разговор. Народившийся ребенок насторожен и внимательно вслуши­вается.

Один из самых ранних намеков внимательного эмбрионального слушания заметен на фотографиях народившегося ребенка, сделанных в матке: гла­за его закрыты, но он выглядит глубоко поглощенным, изящно держащим шнур пуповины. Этот шнур связывает уединенное лоно с окружающим миром.

Пуповина, с пульсирующим туда и обратно движением жизни, надежнее, чем телевизионный кабель, она соединяет вас с вашим ребенком. Это удобная игрушка, всегда присутствующая, действующая, изменяющаяся и на­полненная информацией. Этот живой трубопровод может быть биопищевым каналом, из которого младенец получает информацию о потоке пита­тельных веществ, о замедлении или ускорении кровообращения, это тип материнско-плодового монитора, который несет заверения в любви или тревожные новости.

Кнопочное оборудование. Мне трудно представить себе, что плод забы­вает о жизненно важных сообщениях, проходящих через пуповину. Мое предположение состоит в том, что некоторые сведения получены с помо­щью комбинации прикосновения и слушания. Прикосновение — хорошо развитое чувство, прекрасно ощутимое после рождения при постоянном касании, взятии в рот, дегустации, схватывании, тыкании и сотрясании предметов. Думайте об этой мощной касательной деятельности как о двух­сторонней связи: восприятие информации (каково это на вкус, как ощуща­ется, как звучит?) и отправление ее вовне (я люблю это и хочу больше).

Прикосновение является основным средством связи для всех нас, снабжая устойчивым потоком информации при рукопожатии, объятии, овладении и ощущении. Вдумайтесь, сколько раз вы прикасаетесь, когда, например, де­лаете покупки. (Мы прикасаемся настолько автоматически, что торговые этикетки не способны опередить нас.)

V вашего народившегося ребенка есть руки и пальцы к седьмой неделе бе­ременности. К четырнадцатой неделе он может соединять свои руки и на­минать сосать большой палец. При исследовании касание и схватывание неизбежны. Народившийся ребенок использует свою изобретательность, подобно тем военнопленным, которые сохраняли связь друг с другом, вни­мательно прислушиваясь к звукам, идущим по водопроводным трубам.

Слуховая сеть, которая питается данными из системы прикосновения, так­же занята прослушиванием атмосферы радиопередач вашего голоса. Уроки речи начинаются еще до рождения. Одним из первых обнаружил это Генри Траби (Henry Truby) из Медицинской школы университета Майами. В лич­ной беседе он рассказал мне (1983), что спектрография голоса новорож­денного, если это первый ребенок, покажет, были ли при беременности проблемы, перенес ли он конфликт между родителями в матке. Все они, сказал он, отразятся в голосе ребенка и будут присутствовать в его речи в последующей жизни. Если вы сможете уделить достаточно внимания ваше­му народившемуся ребенку, в будущем он сполна расплатится с вами за эту чуткость.

Говорящий телефон. Уже не одно столетие было известно, что младенцы могут кричать в матке, но это мало обсуждалось и оставалось тайной.

 

Крик в матке становится возможным всякий раз, когда появляется доступ воздуха в амниотическую полость и гортань неродившегося ребенка. Такое случается при разрыве оболочек или проведении катетера через шейку матки. До появления ультразвуковых исследований (при которых изобра­жения воспроизводятся с помощью высокочастотных звуковых волн, воз­вращающихся от ребенка) акушеры вводили воздух в амниальную полость для проведения амниографии. Они должны были предупреждать матерей, чтобы те оставались в вертикальном положении в течение нескольких ча­сов после процедуры, чтобы воздух находился далеко от гортани ребенка; иначе матери могли получить неприятные ощущения от крика своего не­родившегося ребенка.

Роберт Гудлин (Robert Goodlin), руководитель перинатальной службы Ме­дицинского центра в университете штата Небраска, сообщил нам, что если воздух появлялся в матке, то можно было слышать крики неродившегося ребенка в течение длительного времени. Мы должны предположить, что эти крики являются способом передачи значимой информации. Исследова­ния показывают, что крики ребенка в часы, непосредственно предшеству­ющие рождению, вызваны действиями акушеров.

УНИВЕРСАЛЬНЫЕ ЯЗЫКИ

Во всем мире новорожденные известны своими звуками. В течение первых двадцати четырех часов младенец может создавать симфонию шумов: пронзительные крики, хныканье, свист и жалобный вой, а также кашель, отрыжка, чихание, икание и хрюканье. Значительно реже вы можете слы­шать радостное воркование, жужжание, гудение или даже смех. Все звуки несут информацию и потенциально полезны.

Музыка и цвет — международные языки, на которых говорят с младенца­ми, так же, как и со взрослыми, в каждой культуре. Точно так же всюду на Земле понятен крик. Младенцы владеют этим языком задолго до рождения. На языке тела говорят во всех странах. Движения рук, выражения лица и жесты имеют свою собственную неотразимую грамматику, и младенцы ак­тивно используют их для связи. Наконец, эмоции — еще один универсаль­ный язык, не требующий никакого перевода. Эмоции — родной язык всей человеческой расы, и младенцы знают это так же хорошо, как и взрослые.

Крики новорожденных. Некоторые младенцы рождаются спокойно, дру­гие не просто открывают рот от изумления — они толкаются, энергично размахивают руками и ногами и осматриваются в поисках мамы. Если окружающая среда мирная, ваш младенец может оставаться спокойно-настороженным, его глаза будут ясными и широко открытыми в течение часа или больше после рождения. В это время вы будете стремиться к интимно­му контакту «глаза в глаза». Вы будете знать, что поддерживаете связь друг с другом. В начале это напоминает помощь в создании тесных семей­ных уз между всеми, кто участвует, включая родных братьев и сестер.

Легенда гласит, что большинство младенцев при рождении кричат, и до­вольно страстно. Этот крик оказывает обязательный провокационный эф­фект почти на любого в пределах слышимости. Доктора и родители обыч­но нервно смеются над криками новорожденных и говорят, что они явля­ются признаком здоровья и силы. Это жестокая шутка. Крик младенца при рождении является сигналом бедствия и просьбой о помощи.

Еще совсем недавно авторитеты учили, что крики младенца являются слу­чайными, беспричинными, не дифференцировали звуки и, следовательно, не придавали им значения. Это все еще сохраняющееся высокомерие по­добно невежеству. Изобретение спектрографии и других методов регист­рации звуков и их точные измерения показали то, что родители и бабушки с дедушками знали интуитивно: крики имеют определенное значение и ха­рактер. Матери всегда учились объяснять крики младенца и отличать крик своего собственного ребенка от других.

Записи показали, что крики четко различаются. Определенные крики обо­значают рождение, голод, удовольствие и боль. Когда исследователи дали прослушать записи криков сотням взрослых людей разных возрастов, включая женатых и не состоящих в браке, обнаружилось, что почти каж­дый мог определить, каким был каждый крик.

Начиная с этой наиболее точной работы о криках младенцев, четверть века назад доктора обнаружили, что крики содержат информацию о болез­ни, уродстве, недоедании и различных проблемах роста. Крики младенцев с хроническими заболеваниями обычно высокие и неприятные.

Все это подчеркивает тот факт, что крики являются серьезной формой свя­зи — конечно, если их слушают с пониманием. Когда младенцы кричат, как они кричат и сколько, является признаками потребности, неудовлетво­ренности или бедствия. Возможно, вы не сумеете немедленно определить, о чем говорят все крики, но если вы знаете, что ваш ребенок с помощью крика пробует что-то сказать вам, то рано или поздно вы научитесь его по­нимать.

Конечно, крик — это не выражение счастья; он подобен категорическому «нет» тому, что случилось. Если мы хотим знать мнение младенцев о чем-то, нам нужно только услышать их крик. Примером этого является крик, когда пересекается пуповина после рождения. В своем крестовом походе за рождение без насилия доктор Фредерик Лебойе предложил не пересе­кать пуповину сразу же после рождения, а дождаться прекращения ее ес­тественной пульсации. Некоторые доктора не соглашаются. Но, судя по крикам, младенцы дружно поддерживают Лебойе. Они чаще кричат, когда пуповина пересекается рано, и реже — когда с ее пересечением не то­ропятся.

Разговор тела младенца. Младенцы говорят всем телом. Они полностью используют его для выражения боли или удовлетворенности. Как отмеча­лось ранее при обсуждении чувств, мимика быстро и точно выражает реак­цию вашего ребенка на приятные и неприятные вкусы и ароматы. Гримасы и нахмуривание красноречиво передают его реакции на свет и звук. Жало­бы на температуру будут безошибочными.

Новорожденные могут уже поддерживать контакт с помощью рук. Если они схватили и держат ваш палец, это уже будет говорить вам кое о чем. Если вы взяли и держите руку своего младенца, разве вы не говорите ему что-то? Младенцы размахивают руками, еще не умея управлять своими пре­красными мышцами, но энергично выражая интерес к предметам. Руки, по­добно исследовательским щупам, раздвигаются, чтобы притянуть эти пред­меты к себе. Кроме того, руки играют роль указателей, которые сообщают вам цель их интереса.

Некоторые положения рук подобны языку знаков и помогают вам понять, в каком состоянии находится ваш младенец. Руки могут сообщить нам о сте­пени осознанности состояния — от сна до полной настороженности. Док­тора Ганс и Мечхилд Папусек (Hans & Mechthild Papousek) сделали наброс­ки пяти таких положений (см. рис. 5.1). (Вам не следует беспокоиться об интерпретации отрицательных чувств, показанных закрытым кулаком.)

Разговор тела становится коммуникативным задолго до того, как тело ре­бенка полностью разовьется и он научится его контролировать. Если вы способны принять эту концепцию, то сумеете «разговаривать» с вашим ре­бенком намного быстрее, чем ожидается. Одним из первых исследователей, оценивших разговор тела младенца, был детский психолог из Эдинбургско­го университета Келвин Тривартен (Colwyn Trevarthen). Наблюдая за дви­жениями ребенка, такими неуклюжими вначале, он отметил их практич­ность и ценность еще до того, как они стали эффективными, а их функцио­нальность и богатство — еще до способности ребенка легко схватывать и управлять предметами. То есть «говорящие» движения появляются намного раньше, чем ребенок может «сказать» что-нибудь. Важно то, что они выра­жают интересы младенца, его намерения и цели. Они сообщают нам мне­ние ребенка о чем-то.

 

 

 

 

 

Рис. 5.1. Значение сигналов рук младенца:

А — состояние появившейся тревоги; В — закрытые кулаки в неприятных ситуа­циях перенапряжения; С — состояние пассивного бодрствования; D — состояния перехода ко сну; Е — сон.

(Используется с разрешения Hanus и Mechtild Papousek и издательства).

 

 

 

Время от времени язык тела вашего младенца может быть невероятно оп­ределенным. Это удивляло ученых из Центра познавательных исследова­ний Гарвардского университета, которые снимали на видео, как младенцы взаимодействуют со своими родителями в течение многих недель после рождения. Время от времени они давали малышам трехдюймовую игру­шечную обезьянку.

После просмотра видеозаписи исследователи поняли, что младенцы двига­лись по-разному, когда смотрели на игрушечную обезьянку или на родите­лей. Язык тела малышей был настолько точным, что исследователи, только глядя на палец ноги или большой палец руки, угадывали, на что смотрел младенец — на игрушку или на человека.

Когда дети стали старше на месяц, движения их рук и ног сделались на­столько выразительными, что исследователи могли точно сказать, на кого из родителей младенец в этот момент смотрел. Подобные удивительные открытия сообщают нам, что мышление младенцев хорошо упорядочивает­ся, они знают, с кем или с чем они имеют дело, и соответственно переме­щают свое физическое тело.

Язык эмоций. Некоторые младенцы рождаются с целой бурей эмоций, ко­торые они драматично демонстрируют звуками голоса, выражением и цве­том лица, «молотьбой» рук и ног. Кто может не понять эту смесь гнева и боли? Другие младенцы кажутся умиротворенными, спокойными и любо­пытными сразу же после рождения.

Новорожденные, подобно некоторым из нас, обладают внутренними чув­ствами, которые немедленно проявляются на их лицах. Такие выражения чувств имеют сходные значения в разных культурах. При рождении может не присутствовать полный диапазон человеческих эмоций, но вы обнару­жите, что ваш младенец реагирует на все довольно хорошо.

Когда двадцать шесть матерей новорожденных попросили дать отчет об эмоциях, замеченных на лицах их младенцев, они сообщили о признаках интереса и радости (95%), гнева (78%), бедствия (65%), удивления (68%), печали и отвращения (40%), боязни (35%). Это достойный спектр чувств. Всего двадцать лет назад психологи были крайне удивлены неожиданным открытием, что новорожденные способны проявлять любые эмоции.

Видеофильм, отснятый на первой неделе жизни, показывает диапазон эмо­ций новорожденного от удовольствия до буйства. Младенцы могут уснуть уже через тридцать секунд после громкого крика. После изучения множе­ства таких видеоотчетов один из исследователей сказал, что, если бы неко­торых младенцев не пеленали или они могли освободить свои ручки, они избили бы любого, кто попался бы им под руку, даже самого близкого.

 

 

Другие заключили, что младенцы отвечают на провокационные обстоя­тельства даже более глобально к сильно, чем это делают взрослые. Они нисколько не стесняются своих чувств.

Акустические исследования голосов младенцев показывают широкий диа­пазон проявляемых чувств — от максимального удовольствия (смех и иизг) до частичного удовольствия, эмоционального нейтралитета, частич­ного неудовольствия и максимального неудовольствия (сплошной крик). Зти вариации эмоциональных вспышек вы можете оценивать по уровню (низкие — высокие), продолжительности (короткие — длинные) или громкости (децибелы). Максимальный сигнал неудовольствия — самый громкий крик, превышающий 2000 герц. Его трудно не услышать. Для того чтобы услышать мелодичные звуки, похожие на воркование, отража­ющие «частичное удовольствие», проводите непрерывные и мягкие погла­живания. Такую запись звуков эмоций сделали с двухмесячными младен­цами доктора Г. и М. Папусеки в Институте психиатрии имени Макса Планка в Мюнхене.

ГОТОВ  К ДИАЛОГУ

Вы будете удивлены (так же, как многие ученые), обнаружив, что младен­цы готовы к диалогу. Еще в 1975 году специалисты в области психологии развития говорили, что «в лучшем случае сомнительно», могут ли младен­цы узнавать голоса своих матерей или реагировать на что-нибудь большее, чем определенные сегменты звука речи. Это было в том же году, когда на­чались спектрографические исследования, чтобы понять крик младенцев. Записи криков показали, что даже очень незрелый недоношенный малыш уже знал некоторые особенности речи своей мамы.

Теперь мы знаем, что новорожденные с экстраординарной точностью слу­шают речь взрослых и крик других младенцев. Они также глядят на мир с невероятным восприятием, быстро изучают и реагируют на то, что видят. Кажется, они даже читают по губам.

Точное слушание. Интересный пример точного слушания получен в 1978 году в ходе французского эксперимента, описанного в главе 3. Он по­казал, что младенцы будут слушать своих матерей, читающих в нормаль­ной последовательности, а не задом наперед.

Если младенцы не могут понимать слова, то почему они озабочены тем, в каком порядке слова находятся? Исследователи предположили, что моно­тонность голоса при чтении заставляла младенцев терять интерес. Но раз­ве не любая история монотонна, если она произносится на языке, который вы понимаете? Младенцы умеют распознавать, что чтение задом наперед является формой «чепухи»? Их слушание чрезвычайно точно независимо от того, почему они слушают.

Ваш младенец, вероятно, проявляет любопытство и внимание к разнооб­разным звукам. Психологи сняли на видео младенцев через несколько дней после рождения, отвечающих на два подобных речевых звука и два узкополосных шума, поступающих от наклонившегося сверху рассказчика. Они были удивлены зрелым качеством ответов на довольно странные зву­ки. Слушание подтверждалось направленными движениями головки, толка­нием языка, активными движениями рта, указывающими на вовлеченность в то, что происходило. Внимание подтверждалось фиксацией глаз, расши­рением зрачков, визуальным поиском и задержкой дыхания. Некоторые младенцы слушали столь внимательно, что приподнимали свои головки в кроватках, одновременно проявляя бдительность от трех до пяти минут.

Не секрет, что маленькие дети легко изучают языки, но ученые удивляют­ся, откуда у них этот специфический талант. Ваш младенец способен обна­ружить различия в самых маленьких единицах речи (фонемах), например «па» и «ба». В течение всего первого года жизни младенцы разбираются в этом лучше, чем взрослые. Исследователи обнаружили это, предлагая мла­денцам в разные месяцы первого года звуки неродных языков. По сравне­нию со взрослыми, слушающими те же самые звуки, младенцы добивались большего успеха при определении минимальных различий, что они демон­стрировали, быстро поворачивая свои головки на новые звуки в пределах 4,5 секунд.

Этот талант с наибольшей силой проявлялся в течение первых шести меся­цев, затем он начал постепенно ослабевать, так что к концу первого года жизни способности младенцев оказывались на том же уровне, что и у взрослых. Что это означает для вас? То, что вы можете нормально разгова­ривать с вашим малышом. При этом вам не надо говорить медленно, отчет­ливо или повышать голос, потому что ваш ребенок лучше, чем кто-либо еще, подготовлен к слушанию обычной речи.

Ваш новорожденный хорошо различает некоторые виды крика. Детям да­вали прослушивать белый шум (электронный фоновый шум), крики детей, созданные синтезатором, и реальные крики детей. Младенцы отчетливо ре­агировали на реальные крики. Среди них новорожденные отвечали больше всего младенцам их собственной возрастной группы, несколько меньше — младенцам в возрасте пяти недель и меньше всего — младенцам пяти ме­сяцев. Крики шимпанзе младенцы игнорировали.

Самую сильную реакцию новорожденные давали на записанные звуки сво­их собственных криков, непосредственное прослушивание которых увеличивало частоту их сердцебиений на 7,5 ударов в минуту. Обычно новорож­денные плачут, когда слышат вопли себе подобных, но не склонны кри­чать, когда слышат свой собственный плач. Если они уже кричат, то могут остановиться, когда слышат свой собственный плач. Это означает, что они обладают самосознанием.

Ваш тихий, настороженный новорожденный может слушать вашу речь, проявляя удивительную сопричастность. В 1973 году психологи в Бостон­ском Университете изучали реакции тела младенцев на взрослую речь. Ка­меры были направлены одновременно на головку младенца, его глаза, предплечья, плечи, бедра и голени. Анализатор времени позволил изучить одновременно специфику движений в пределах одной секунды. Например, движения руки можно было просмотреть и сопоставить с изменениями, ко­торые произошли в других частях тела.

Взрослая речь была измерена до слога. Анализ долей секунды этих собы­тий показал, что младенцы в первый день жизни перемещали свои тела синхронно взрослой речи — подобно движениям в поезде или танцеваль­ным движениям. Это делали все шестнадцать новорожденных, включен­ных в исследование. Они выдерживали разговор продолжительностью до 125 слов.

Такая же экстраординарная способность слушать проявлялась, если речь была естественной или записанной на пленку. Малыши, находившиеся уже в движении, когда взрослый начинал говорить, прекращали любое дело и начинали двигаться в одном ритме с речью. Они не столь востор­женно реагировали на магнитофонные записи бессвязных гласных или простых звуков.

Малыши рождаются с тонким слухом и могут подключаться к человеческой речи, особенно к речи своих матерей и отцов, и целиком вовлекаются в этот процесс.

Восприимчивое зрение. Ваш малыш рождается зрячим, так же, как и слы­шащим. Когда ребенок не спит, его глаза непрерывно работают, сканируя все, что находится в пределах его поля зрения. Эта зрительная работа очень разумна и избирательна.

Психолог Роберт Фентц (Robert Fantz) с помощью разработанного им мето­да наблюдения за роговой оболочкой глаз малыша в то время, когда тот смотрит на визуальные объекты (см. главу 2), обнаружил, что новорожден­ные оказывают предпочтения, могут идентифицировать формы и работать с образцами. До Фентца традиционный взгляд состоял в том, что визуаль­ный мир новорожденных изначально бесформенный и хаотичный, и они должны вначале научиться видеть очертания и формы. Фентц показал, что восприятие формы и выбор образцов — скорее врожденное, чем приобре­тенное свойство. И высший уровень визуальной системы — область изви­лин коры головного мозга уже при рождении готов к работе.

Примером того, как ваш новорожденный использует эти визуальные дары, служит его обращение к игрушкам как к игрушкам и к людям как людям. В упомянутых выше фильмах, сделанных в Гарвардском университете, можно видеть, как дети очень дифференцированно реагируют при виде своих ма­терей и игрушечной обезьянки. Малыши смотрели на мам с напряженным вниманием, бросая быстрые и короткие взгляды. Когда мамы отвечали им, дети отворачивались и изменяли свои жесты и звуки. Игра «в гляделки» сопровождалась сменой взглядов и отворачиваний от четырех до пяти раз в минуту. Малыши действовали с неизменным интересом, но при этом за­стенчиво избегали долгих взглядов.

Наблюдения за игрушечной обезьянкой были диаметрально противопо­ложными. К трем неделям дети пристально глядели широко открытыми глазами на игрушку в течение длительного времени, при этом группирова­лись, как будто готовились к нападению. Пальчики рук и ног были нацеле­ны на обезьянку, и даже язык был высунут по направлению к ней. Их тела казались неподвижными, лица серьезными, и они редко мигали. Здесь не нужно было стесняться.

Из того же фильма становилось очевидным, что малыши знали, когда их мамы смотрели на них. Камеры располагались так, чтобы лица матери и младенца фиксировались параллельно, чтобы запечатлеть точный момент их взаимодействия. Когда мамы улыбались и смотрели на малышей, те вдохновенно исполняли сложные телодвижения и озвучивали их.

По истечении нескольких недель после рождения младенцы обладали по­трясающей способностью узнавать, когда выражение лица соответствует звукам — нечто похожее на чтение по губам. Типичный опыт в этой обла­сти предлагал им сделать выбор из двух говорящих лиц на раздвоенном экране, сопровождаемом одной звуковой дорожкой. Дети больше смотрели на лицо, соответствующее речи, которую они слышали. Они знали, какие лица и голоса принадлежат друг другу — на любом языке.

Ваш малыш ожидает услышать ваш голос, когда он наблюдает, как вы гово­рите. Если звук какой-то другой, то это очень беспокоит его! Так, если ваш голос имитирует кто-то другой, малыш чувствует, что здесь что-то не так, и отворачивается.

Дети постарше могут правильно сопоставлять радостные и грустные зву­ковые дорожки с лицами, ведущими радостный или грустный монолог. Это указывает на знание того, какие звуки соответствуют каким эмоциональ­ным состояниям.

 

И Лондоне при экспериментах с малышами детские стихотворения полови­ну времени читали с нормальным выражением лица, а другую половину — слегка асинхронно с замедлением. Даже если несовпадение между движе­ниями губ и звуком составляло только 400 миллисекунд, дети теряли инте­рес. Они отворачивались значительно реже, если звук был синхронным. Это привело исследователей к заключению, что сознание конгруэнтности (сопоставимости) между движениями губ и речевыми звуками должно быть врожденным. Этот факт еще сильнее впечатляет (или озадачивает), гели предположить, что эти дети (в возрасте от 1 до 3 месяцев) не понима­ют ни слова из того, что было сказано.

Этот талант сопоставимости перескакивает через языковой барьер. На­пример, когда шотландским детям предлагали одновременно с японскими лицами звуки речи, они с очевидностью останавливались на японских ли­цах, которые соответствовали японской звуковой дорожке, которую они слышали.

II возрасте всего нескольких дней после рождения французские дети пред­почитали смотреть на лица, говорящие по-французски, а русские дети предпочитали смотреть на лица, говорящие по-русски. Как они могли отда-мать предпочтение родному языку, если слышали его всего несколько дней? В сознании они перепрыгнули через свой физический опыт.

быстрое обучение. Мы наблюдали, как новорожденные быстро копируют жесты взрослых, например, высовывание языка, широкое открывание рта и вытягивание губ. Чтобы проделывать это точно, они должны точно видеть рот, язык, брови и руки, но им не требуется практика. Когда только что ро­дившиеся дети имитируют выражения лиц взрослых — печали, счастья и удивления, создается впечатление, что это требует не только простого наблюдения и копирования. Их способность проделывать это без колебаний наводит на мысль, что новорожденные уже «знают» эти человеческие вы­ражения и готовы к немедленному диалогу с нами.

Обратите внимание на то, что диалог-имитация касается не слов, а только взглядов.

Наблюдение за вами для вашего новорожденного может быть источником радости или горя. Вспомните, как расстраивались недельные малыши, ког­да их мамы надевали маски и молчали во время одного из кормлений (см. главу 4). В процессе опыта с малышами постарше мам попросили помол­чать и сохранять «каменное» (неподвижное) выражение лица в течение трех минут. Через пятнадцать секунд малыши уже знали: что-то случи­лось. Они реагировали пытливыми взглядами, криками и начинали выры­ваться. В зависимости от возраста малыши использовали разные способы, чтобы привлечь к себе внимание. Если это не удавалось, они погружались в уныние.

 

Более тяжелые эффекты наблюдались, когда мам просили выглядеть «рас­строенными». Малыши плачем выражали протест, отворачивались и в те­чение нескольких последующих дней выглядели расстроенными и с подо­зрением посматривали на матерей. Психологи, проводившие это исследо­вание, были так напуганы результатами, что эксперимент был приоста­новлен.

«Беседа» с вашим малышом очень похожа на ту, которую вы могли бы вес­ти с кем-то другим, но без слов. Это показали гарвардские фильмы, в кото­рых записаны «беседующие» матери и малыши. В короткие моменты малы­ши казались увлеченными контактом и демонстрировали интерес целевы­ми движениями, вниманием, выражением лица, возбуждением, различными движениями губ и языка. Как только мамы обнаруживали и отвечали на эти проявления чувств, малыши изменяли жесты и звуки — словно в свою очередь поддерживали ход беседы. Эдинбургский психолог К. Тревартен сделал заключение, что такая беседа — это врожденная способность.

Ваш малыш рождается готовым к близкому диалогу, словесному или бес­словесному. Это переворот в нашем понимании малышей. Мы всегда фик­сировали свое внимание на том, что они слабые и ограниченные. Их раз­меры и недостаточное развитие мышц создавали впечатление, что они не подготовлены к жизни. Мы полагали, что пройдет немало времени, прежде чем дети смогут делать простейшие физические вещи. И, конечно, они не способны на более сложные взаимоотношения.

В действительности же малыши рождаются подготовленными к соци­альным функциям раньше, чем становятся готовыми к восприятию мира физических предметов. Эмоциональное отношение и близкое общение возникают до искусного и умелого обращения с предметами. Иными словами, совершенное владение социальными навыками у младенцев имеется еще до совершенного владения физическими навыками. Революционное открытие требует изменения приоритетов — общения с детьми на мен­тальном уровне, пока они догоняют физический. Те же самые малыши, ко­торые скорее будут слушать, чем есть, более подготовлены к общению, чем к сидению.

Невидимый разговор. Когда младенцы и матери вместе, происходят уди­вительные вещи. Как они влияют друг на друга, не всегда понятно; эта связь невидимая, но очень мощная.

Как отмечено в главе 3, пока новорожденные находились в детской палате, им предоставлялась возможность приучиться к циклу день/ночь в течение трех дней, когда они навещали своих матерей в больничной палате, однако при этом не было обнаружено вообще никакого прогресса. И наоборот, когда матери навещали детей в палате, они изучали плач своего собствен­ного младенца настолько быстро, что ко второй ночи пробуждались имен­но на этот плач.

Близкие связи окупаются. Если мать берет младенца, плачущего в течение 5 секунд, он обычно успокаивается в течение 5 секунд. Если же младенца не берут на руки более 90 секунд, его плач может продолжаться в течение 50 секунд.

Мы отметили (в главе 2) волшебство связи прикосновения и сердцебиения (младенцы больше прибавляли в весе). Лишения в этой области могут ока­заться трагическими. Даже хорошо ухоженные младенцы, но не получаю­щие любовного внимания, имеют тенденцию болеть и умирать. Одних лишь материальных благ недостаточно. При одинаковой температуре окружаю­щей среды даже в подогревающихся детских кроватках новорожденные не могут удерживать среднюю температуру — общую и кожи, как те малыши, кто помещен у маминой груди и соприкасается с ней «кожа к коже».

Матери без специальных знаний о том, как это делать, регулируют не толь­ко температуру тела своих новорожденных, но и уровни их гормонов, вы­работку ферментов, дыхание и сердечную деятельность. Младенцы мате­рей с низкой частотой сердцебиений засыпают быстрее, спят дольше и плачут меньше, чем младенцы, рожденные матерями с более высокой час­тотой сердцебиений — очевидно, это результат полученных «частных уро­ков» в матке.

Педиатры Маршалл Клаус (Marshall Klaus) и Джон Кеннелл (John Kennell), первыми заговорившие о важности бондинга (связывания), полагают, что тесная связь между родителями и ребенком начинается с первого крика и первого взгляда. Они указывают, что звук плача младенца увеличивает приток крови к груди матери при подготовке к кормлению. Младенец, по­мещенный около груди, будет искать и находить сосок.

Сосание ребенка — пусковой механизм для выработки окситоцина, гормо­на, который стимулирует сокращение матки и изгнание плаценты и помо­гает предотвратить кровотечения. Сосание младенца стимулирует также пыделение пролактина, гормона, который облегчает выработку молока. С первым молоком матери (молозивом) к ребенку поступают жизненно важ­ные элементы, защищающие его от многих болезней. В этом обмене младе­нец и мать помогают друг другу.

По кормление грудью означает значительно больше: оно содержит обеща­ние дальнейшего союза и открывает перед вами и вашим ребенком пре­красные перспективы. Пристальный взгляд вашего младенца поможет вам обрести целый набор навыков и материнскую сноровку, без которых вы будете чувствовать себя неспособной и недостаточно включенной в вашу жизнь с этим новым человеком. Кормление грудью — важное обязатель­ство дружбы, приносящей взаимные блага, обусловленные тесной связью.

Искусство взаимосвязи делает восхитительный поворот приблизительно к двухмесячному возрасту. К этому времени ваш младенец продемонстриру­ет талант к объединенному визуальному вниманию — то есть взгляду на тот же самый объект, на который смотрите вы. Вначале младенец при­стально смотрит на вас, в то время как ваше внимание обращено в другую сторону. Через секунду после того, как вы уставитесь на новую визуаль­ную цель, ваш ребенок повернется и зафиксирует взгляд на той же цели — два человека сосредоточивают внимание на предмете, представляющем об­щий интерес.

Младенцы определяют это весьма точно, они перескакивают через иден­тичные цели, расставленные на пути их взгляда исследователями, пробую­щими отвлечь их внимание. Их глаза неудержимо останавливаются на ма­тери. Такое поведение вместе со всеми другими примерами невидимых по­дарков взаимосвязи должно помочь развеять другой миф — об эгоцентричности младенцев. Вы будете радоваться каждому признаку социальной привлекательности и чувствительности, которые проявит ваш ребенок. По­требность во взаимных подарках — дружественных, интимных, мгновен­ных, невидимых или словесных — не иссякает всю жизнь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть вторая

ДЕТИ ПОМНЯТ СВОЕ РОЖДЕНИЕ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 6

ОТКРЫТИЕ ПАМЯТИ РОЖДЕНИЯ

Идея памяти своего рождения у детей может показаться вам новой. Между тем это не так. В течение XX столетия в кабинетах врачей память рожде­ния всплывала неожиданно и случайно. Эти воспоминания были загадкой как для пациентов, так и для врачей. И поскольку никто не верил в суще­ствование такой памяти, эти воспоминания были предметом смущения. Воспоминания нередко принимали какую-либо скрытую форму, например, повторяющихся снов, мыслей, привычек, страхов либо иного феномена, требовавшего понимания и тщательного исследования. Воспоминания рож­дения появлялись во время сеансов гипноза, психоанализа, ЛСД, психодра­мы, при нырянии в воду и дыхании по системе йогов. Они сохраняются в сознании неожиданным образом.

Упоминания о памяти рождения начали появляться с 1890-х годов. То, что сначала было тонкой струйкой подземного ручейка, разрозненной и сла­бой, стало мощным потоком, прорывающимся практически везде. Если вы вспомнили что-то из вашего собственного рождения, значит, вы принадле­жите к избранной и стремительно увеличивающейся группе людей. В этой главе мы познакомимся с теми, кто открыл этот важный, скрытый ручей памяти.

Воспоминания о рождении могут стать сенсацией XX века. Мы слишком мало знаем о том, вспоминали ли люди в древности свое собственное рож­дение. Даже если такие воспоминания действительно существовали, они никак не записывались, оставались тайной либо просто игнорировались как невозможные, невероятные. Подобное отношение мы наблюдаем даже сегодня. Но как только ваш ребенок научится говорить и вы спросите его (или даже не спросите), возможно, он или она поделится с вами некоторы­ми воспоминаниями рождения.

В конце XIX века, когда врачи еще только изучали возможности погруже­ния пациентов в сноподобный транс и делали предположения о его ис­пользовании для медицинского исцеления, кое-кто пришел к удивительному открытию. Некоторые предметы, события, восстановленные в состоянии транса, могли относиться к очень раннему промежутку времени, даже к мо­менту рождения и жизни в матке. Эксперименты в Париже и Нью-Йорке сопровождались не дословными отчетами, а сомнительными записями. Сама идея казалась такой надуманной, что не вызвала значительного науч­ного интереса. Исследования осознания рождения с помощью гипноза оставались не более чем кабинетной игрой до середины XX века.

Однако идея памяти рождения поддерживалась горсткой врачей, в основ­ном психоаналитиков — сторонников Фрейда. Глубоко убежденные в том, что опыт ранней жизни влияет на развитие психологических проблем, эти врачи иногда находили связь между содержанием сновидений и поведен­ческими моделями своих пациентов, которые очень соотносились с их рож­дением. Фрейд популяризировал идею сознательного и бессознательного мышления для объяснения ежедневных процессов запоминания и забыва­ния. Он писал, что мы только на сознательном уровне «забываем» что-то, тогда как истинная память о многом хранится в бессознательном, откуда они продолжают свое влияние на нашу дальнейшую жизнь. Мы «разыгры­ваем» наши глубоко запрятанные воспоминания, снова и снова повторяя свое поведение и не осознавая настоящей причины этого.

Проводя лечение пациентов, страдающих от различных страхов, зависимо­стей и тревог, Фрейд предполагал, что предшественником появления этих чувств может быть травматичное рождение. Так, тревога взрослых, по мне­нию Фрейда, может представлять собой след каких-то предыдущих воздей­ствий, связанных с травмой рождения. Он не считал, что все случаи рожде­ния являются травматичными, но допускал, что всегда есть определенный риск такого рождения.

Фрейд сомневался в реальности психической жизни при рождении, и когда его пациенты предъявляли какие-то картины памяти рождения, он считал их фантазиями, созданными мышлением в более позднее время. Эта точка зрения в целом была принята психоаналитиками и не намного изменилась в последние годы.

Еще одним психотерапевтом-фантазером, который видел связи между рож­дением и многими жизненными проблемами, был Отто Ранк, друг и коллега Фрейда. Ранк пошел дальше Фрейда (слишком далеко, по мнению самого Фрейда) в убеждении, что фактически все психологические проблемы и поведение человека вообще следовало бы рассматривать как реакции на травму рождения.

 

Ранк рассматривал матку как примитивный рай, который болезненно утра­чен в процессе родов. Соответственно, он полагал, что все дальнейшие действия, направленные на поиски удовольствия, являлись попытками вновь испытать радость пребывания в матке. По его мнению, игра в прятки воспроизводит серьезность отделения от матери и удовольствие от ее по­вторного нахождения. Все игры с движениями покачивания повторяют ритм, пережитый в состоянии эмбриона — когда матери двигаются, оста­навливаются, снова двигаются, работают и отдыхают. Боязнь туннелей и путешествий, опасения быть пойманным в ловушку повторяют тревоги рождения. Даже сон и секс считались бессознательными попытками вер­нуться к темноте и удовольствию матки.

Эти взгляды Ранка в 1924 году считались радикальными и были приняты большинством психиатров только сегодня. Его предположение, что мат­ка — постоянный рай, в настоящее время вызывает сомнение с тех пор, н,п< современные исследования предоставили доказательства того, что страдания имеют место и в матке. Однако идеи Ранка о психоанализе, сконцентрированном на рождении, сократили время, необходимое для те­рапии, от нескольких лет до четырех—восьми месяцев и, следовательно, указывают на то, что он был на правильном пути.

В середине XX века американский психоаналитик Нэндор Фодор (Nandor Inilor) описал множество примеров воспоминаний взрослых и снов, связан­ных с рождением. События рождения периодически обнаруживались в симптомах его пациентов. Один мужчина, родившийся 4 июля и потому оказавшийся в бедламе громких звуков в течение первых 24 часов своей жизни, страдал анормальным страхом фейерверков. Другой пациент, рож­денный в доме недалеко от железнодорожных путей, оказался чрезмерно чувствительным к свисткам паровозов. Третий испытывал болезненную реакцию на яркие огни, явно связанную с операцией на его черепе при рождении. Взрослый человек, рожденный в холодном помещении, жаловался на хронический озноб.

Фодор описал наблюдения, которые своими проявлениями сверхъесте­ственным образом бессознательно указывали на время рождения. Голов­ные боли, бессонница и специфические страхи ассоциировались с днем и часом рождения. Так, один клиент страдал головными болями в 14.00 по пятницам, это было время его рождения. Другой испытывал особый страх при наступлении 2.00 ночи. Он не мог владеть собой, не мог лечь спать до (Того часа и чувствовал себя невероятно подавленным при наступлении ночи. Ребенком он часто просыпался в страхе и слезах в 2 часа ночи. Как оказалось, это было точное время его рождения. Фодор предположил, что такие болезненные просыпания являлись вспышками боли, ассоциируемой с рождением.

Когда Фодору удавалось установить связь между симптомами у клиентов и их родовыми травмами, лечение оказывалось успешным. Подобно Ранку, Фодор рассматривал рождение как мучительное испытание для младенца, переход в другое состояние, которое он сравнивал со смертью. Фодор по­лагал, что рождение является для нас настолько травматичным, что мы все развиваем защитную амнезию в отношении него. Он считал, что реальная память связана с бессознательным мышлением и проявляется во снах или поведении.

Фодор был озадачен, когда его пациенты освобождались от воспоминаний о рождении прямо в его кабинете на сеансах терапии, лежа на кушетке. Как и другие исследователи, он не вполне принимал тот факт, что реаль­ное мышление при рождении было активным и что актуальная память была ответственной за это. Он называл рассказы о рождении «впечатлени­ями организма» и сравнивал их с годовыми кольцами на срезе дерева, ко­торые являются метками его физического роста.

Для Фодора пренатальная травма была такой же важной, как родовая трав­ма. Он был озабочен возможными негативными последствиями для плода попыток аборта и полового акта на поздних сроках беременности. Он по­нимал, что мать может оказывать воздействие на сознание плода путем те­лепатической коммуникации — общения одного разума с другим.

К 1950 году Л. Рон Хаббард, основатель сайентологической церкви, чело­век, о котором много спорят, разработал метод так называемого одитинга, который одновременно с другими способами нередко обнаруживал воспо­минания о рождении. Его методическое руководство для «одиторов» вклю­чало метод отслеживания симптомов до момента их происхождения; неко­торые из них имели начало при рождении или еще до него.

По словам Хаббарда, он обнаружил, что люди способны входить в менталь­ное состояние, названное «дианетическими мечтами» (это не гипноз), при котором они могли получать доступ к болезненным «записям» (не памяти), «запертым» в клетках тела.

Впоследствии были проданы миллионы экземпляров его Руководства, и не­счетное количество людей вспомнили свое рождение. Движение сайенто­логии популяризировало идею о том, что память рождения реальна и мо­жет рассматриваться наравне с другими реальными проблемами.

Хаббард стал убежденным сторонником того, что рождение воздействует на личность и что жизнь в матке оказывает еще большее влияние на нее. Одиторы обнаружили, например, что астма, воспаление глаз и проблемы синусовых пазух часто ассоциировались с впечатлениями, полученными при рождении.

Хаббард утверждал, что во время дианетического сна люди могут вновь пе­режить травматические инциденты, которые происходили на любой стадии развития клетки от зиготы до новорожденного. С помощью одитора люди могут быть «освобождены» либо полностью «очищены» от своих проблем, хотя на это может уйти от ста до пятисот часов работы в зависимости от количества травм, с которыми приходится иметь дело.

Хотя никаких формальных программ по исследованию и подтверждению воспоминаний рождения не было, заявление Хаббарда о том, что записи в паре мать-ребенок при дианетической терапии совпадали «слово в слово, деталь в деталь, имя в имя», получило поддержку.

В 1970 году психолог Артур Янов (Arthur Janov) опубликовал первую из (моих работ по первичной терапии. Как и Ранк, Янов верил, что неприят­ности, обиды ранней жизни (первичная боль) являются основой большин­ства психологических проблем. В своей терапии Янов работал над тем, чтобы интенсивными методами вызывать первичную боль до тех пор, пока Пациент ее полностью не прочувствует и постепенно не примет. Боли при рождении уделялось особое внимание, поскольку именно эта боль счита-цась самой разрушительной, требовала больше всего времени для лечения и, полностью вылеченная, указывала на правильность терапевтического подхода.

В первичной терапии оздоровление чувств имеет ведущий приоритет, поскольку они рассматриваются как ключ к коррекции поведения и лечения заболеваний. Воспоминания о рождении таковыми не считаются. Сессия первичной терапии, во время которой люди раскрываются и выражают спои чувства, теперь бессловесная, так как Янов полагает, что словесное общение не является частью рождения человека. Поэтому истории о рож­дении, полученные с помощью такой терапии, представляют собой рефлек­тивные автопортреты людей, взглянувших на опыт рождения изнутри. Они устанавливают определенные связи между своим рождением и своими физическими и эмоциональными проблемами. Янов приводит богатейший до­кументальный материал, доказывающий эти связи в книге «Следы: Влияние рождения на всю жизнь» (Imprints: The Lifelong Effects of the Birth Experience).

Воспоминания о рождении, глубоко скрытые в бессознательном, обычно обнаруживают себя лишь косвенно. Они появляются только в связи с неко­торыми неординарными событиями, такими как наблюдения за актером в кино, перемещающимся в пространстве, дракой, в которой кого-то ранили, или за рыбой, пытающейся сорваться с крючка. Чувство крайней тревоги, вызываемое этими событиями, привлекает внимание к важным воспомина­ниям, скрытым в глубинных уровнях сознания.

 

Сновидения могут отражать скрытые воспоминания рождения — например, сны о том, что человек находится в узком подземном туннеле, или с трудом пытается выбраться на поверхность из глубины вод, или карабкается на вершину высокой горы и никак не может ее достичь.

Янов заметил, что повторное использование определенных фраз и выраже­ний может представлять прорыв памяти рождения. Таковыми являются, на­пример, выражения типа «Моя голова упирается в стену», «Я никак не могу прорваться», «Я очень тесно зажат», «Я не вижу света», «Никак не могу на­чать», «Не могу найти выход», «Не знаю, куда нужно повернуть», «Ничего не могу сделать правильно» или «Больше не могу этого вынести». Частое использование таких слов, как раздавленный, зажатый, растянутый, схваченный, выпавший или вытолкнутый, также может нести подтекст рождения.

Метод, предложенный еще в 1953 году психологом Лесли ЛеКроном (Leslie LeCron), привел к дополнительным открытиям связей между рождением и заболеваниями в последующей жизни. Замечательной особенностью этого метода была возможность косвенного извлечения информации из бессоз­нательного уровня памяти. В противоположность методу Янова с его при­оритетом чувств, метод ЛеКрона ставит во главу угла информацию, со­бранную быстро и с минимумом эмоциональных расстройств.

ЛеКрон заметил, что пациенты, обычно находящиеся в состоянии легкого транса, бессознательно отвечают на вопросы об их состоянии с помощью сигналов пальцами, обозначающих «да», «нет» и «я не хочу отвечать». На­званные идеомоторными, поскольку они представляют собой сигналы «ум-тело», эти пальцевые знаки метода ЛеКрона до сих пор часто используются в гипнотерапии.

Тесно работавший с ЛеКроном и использовавший его метод идеомоторных сигналов, акушер Дэвид Чик (David Cheek) из Сан-Франциско выявил мно­жество родовых и пренатальных состояний, играющих важную роль в раз­витии заболеваний. В 1975 году Чик докладывал, что каждый случай желу­дочно-кишечной патологии, которую он исследовал, был связан с тем, что мать не могла или не хотела кормить ребенка грудью. Сюда же он включил и случаи язвы желудка и двенадцатиперстной кишки, спазмы пищевода и толстой кишки. Дыхательные проблемы, такие, как астма, эмфизема, гипер­вентиляция, часто были связаны с общим наркозом матери или с удушьем младенца и паникой при рождении. Случай мигрени пациента был связан с наложением щипцов при родах.

На основе своей обширной практики Чик заключил, что многие женские заболевания, такие как бесплодие и фригидность, болезненные или труд­ные менструации, привычный выкидыш, преждевременные роды и токси­козы, иногда были связаны с чувством, что эти женщины были нежеланны­ми детьми или детьми не того пола, который хотели родители. Он отмечал, что младенцы очень чувствительны и долго сохраняют «следы» (один из иидов мгновенного обучения) таких замечаний, как «Мы хотели мальчика в 1Т0Т раз» или «Мы не выбирали имя для девочки». В зрелом возрасте такие женщины не могут принимать никаких проявлений восхищения собой и испытывают сложности с принятием комплиментов.

Метод общения с бессознательной памятью, предложенный ЛеКроном, иногда приводит к быстрому преодолению психологических трудностей. Однажды в полете, используя гипноз и пальцевый сигналинг, Чик сумел помочь пассажиру самолета — молодому человеку, страдавшему от силь­ных болей в сердце. С помощью ответов из бессознательного, полученных при помощи идеомоторных сигналов, Чик узнал, что боль (которая появи­лась только после смерти матери молодого человека) была заложена при рождении, когда он услышал, как кричала его мать. Он всегда винил себя в том, что причинил ей боль. Это привело к осознанию вины и тревоги за то, чтобы не причинить боль другим людям, а в конечном итоге — к самонаказанию через боль в сердце. Когда это открытие было рассмотрено в соответствующем контексте и молодой пассажир научился управлять своей болью) в состоянии гипноза, проблема была решена — еще до приземления самолета в аэропорту.

Травмы рождения порой являются источником проблем для человека, мно­гого достигшего в жизни. Примером может служить мужчина, не способ­ный достичь чувства собственной значимости, несмотря на свою необык­новенно успешную и продуктивную деятельность. Он был рожден преждевременно в семь с половиной месяцев и весил только три с половиной фунта. Проблема, терзавшая его 55 лет, разрешилась, когда он вспомнил, что врач сказал медсестре: «Не тратьте на него слишком много времени. Не думаю, что его стоит спасать». Это замечание, преследовавшее его всю жизнь, стало вдохновением для многих его достижений.

При терапии с использованием наркотика ЛСД психиатр Станислав Гроф (Stanislav Grof) обнаружил, что его пациенты постоянно возвращаются к аспектам своего рождения. Гроф пришел к убеждению, что роды и рожде­ние оказывают глубокое и длительное воздействие на личность. Во время одного из сеансов пациент сказал о том, что слышал голоса людей, смех, крики и звуки карнавальных труб. Позднее его мать независимо от него подтвердила, что это были воспоминания из матки. Вопреки советам мате­ри и бабушки она, будучи беременной, посетила ежегодную деревенскую ярмарку. Согласно их рассказам, именно шум и волнение ярмарки вызвали начало родов. Пациент ничего не знал об этой истории, о которой мать забыла ему рассказать.

После своих экспериментальных работ с ЛСД Гроф разработал систему холотропной терапии, при которой воспоминания детства, рождения и внутриутробной жизни появлялись уже без наркотика — с помощью разнооб­разных звуков, музыки и движений. Поскольку холотропная терапия Грофа центрирована на чувствах, воспоминания о рождении в форме рассказов весьма редки, хотя понимание рождения обычно происходит.

В 1977 году появилось важное движение — ребефинг (повторное рожде­ние), начало которому было положено книгой Леонарда Oppa (Leonard Опт) и Сондры Рэй (Sondra Ray) «Ребефинг в новой эре» (Rebirthing in the New Age).

В этой системе дыхание является основным инструментом, используемым для определения травматичных моментов в прошлом, включая рождение. Для лечения таких травм применялись дыхательные техники и повторяю­щиеся позитивные утверждения. Например, пациент «нежеланного» пола может использовать такие утверждения: «Мой пол мне подходит» или «Сла­ва Богу, что я мужчина/женщина».

Сторонники ребефинга вслед за Грофом и Яновым разделяют идею о том, что все случаи рождения травматичны, так же, как и идею о том, что рож­дение — это важный и чувствительный этап жизни, который формирует модели поведения, и любые события в дальнейшем несут следы рождения. Например, в одинаковой ситуации человек, рожденный преждевременно, будет действовать иначе, чем человек, рожденный своевременно. Неже­ланные дети могут развить отвержение; у родившихся в тазовом предлежании может проявляться робость во взаимоотношениях; дети, родившие­ся с помощью кесарева сечения, испытывают сложности с завершением действий; а дети, дозревавшие в кювезах (инкубаторах), могут расти и вес­ти себя так, словно их «отделили от любви» стеклянной стеной. В книге о рождении и отношениях различные варианты рождений соотносятся с мо­делями нарушенных взаимоотношений.

Сторонники ребефинга полагают, что важные модели мышления создаются не только при рождении, но и при зачатии и во время беременности. В эти периоды жизни формируется первое негативное отношение к самому себе, которое впоследствии действует как «персональный закон», например, «Я никогда не могу добиться того, чего хочу, когда я этого хочу». Это ограни­чивает поведение и имеет глубокие последствия. Одной из основных це­лей ребефинга является нейтрализация этого состояния. Для ее достиже­ния обычно необходимы серии (сухих или водных) процедур и тренинговые семинары.

Сеансы ребефинга не всегда заканчиваются рассказами о рождении. Впе­чатления, возникающие при кризисе дыхания, нередко трудно поддаются описанию. Как и при другой терапии, ориентированной на чувства, вер­бальные описания рождения не являются реальной целью.

 

Сообщения о рождении, рассказанные последовательно, момент за момен­том, очень редки, даже уникальны, и искать их в опубликованных рабо­тах — напрасный труд. Но при использовании техники гипноза, «проявля­ющей» память, появляются действительно убедительные и детальные сооб­щения. Эти удивительные истории имеют все преимущества зрелого языка (так как младенцы уже выросли), они отражают ясные мыслительные про­цессы и глубокие чувства, испытываемые младенцем во время своего рож­дения. Эти истории учат нас тому, что же такое рождение с точки зрения младенца.

 

 

 

 

Глава 7

МАЛЕНЬКИЕ ДЕТИ ВСПОМИНАЮТ

Воспоминания о рождении, хотя они и загадочные, способны оказывать на нас сильное воздействие. Они приходят к нам в разнообразных масках, срываемых психотерапевтами, которые лечат ночные кошмары, головные боли, проблемы с дыханием и различные фобии, связанные с рождением. Наиболее обезоруживающими из всех воспоминаний о рождении являются те, которые рассказывают очень маленькие дети. Вдохновленные какими-то чувствами, опытом или ассоциациями, дети, начинающие ходить, могут удивить своих родителей подробными воспоминаниями о рождении. Как и сами дети, эти воспоминания невинные, неожиданные и спонтанные. Они составляют важную часть новых свидетельств реальности памяти рожде­ния. Небольшая коллекция таких историй, собранная Линдой Мэтисон (Linda Mathison) из Сиэттла, открыла новое окошко в мышление новорож­денного. Я благодарен Линде и другим коллегам за разрешение поделиться некоторыми историями с вами. Когда многие из нас начнут задавать своим детям вопросы и выслушивать их ответы, такие истории станут делом при­вычным. Я прошу читателей присылать мне копии воспоминаний о рожде­нии, рассказанные очень маленькими детьми.

Обычно в возрасте между двумя и тремя годами, когда дети начинают гово­рить, всплывают такие рассказы, и они могут быть достаточно достоверны­ми. Представьте себя в такой семье. Вот ваш двухлетний сын купается в ванночке. Вдруг он говорит, что есть много вещей, которые он не понима­ет о своем рождении. Почему свет был такой яркий, когда он только что родился? Почему свет был яркий только в том месте, где он родился, а вок­руг был приглушен?

Он задает один осторожный вопрос за другим. Почему нижняя половина лица у людей была прикрыта зеленой повязкой? Почему кто-то исследовал его анус пальцем и почему они ввели в его носик трубочку, которая изда­вала громкие сосущие звуки? Его вопросы превращаются в жалобы. Ему не понравилась жидкость, которую закапали в его глазки, из-за нее он ничего не видел, и ему не понравилось, что его положили в пластиковую коробку и унесли куда-то.

Этот ребенок не знает, что существуют зеленые хирургические маски, отсасывающие приборы, хирургические лампы или раствор нитрата серебра. Такие прорывы памяти рождения могут крайне удивить вас, как в данном пи/чае были удивлены родители этого ребенка, отец которого — профес­сор колледжа, а мать — детский психиатр.

Этот интересный ребенок говорил о «забавном» раскрытии стенок матки, Как об окне (это было кесарево сечение). Он признавался, что много раз чувствовал, как его стискивали и сжимали «стенки» матки, и ощущал очень смутный свет, проходящий через них. Его мать, энергичная исполнитель­ница народных песен, на поздних сроках беременности заметила, что ког­да она громко пела нижние ноты, младенец становился более активным. Тогда она интерпретировала это как знак удовольствия. Однако в рассказе re сына, когда он купался в ванночке, заключалась жалоба, что громкие нижние ноты причиняли ему боль.

(Интересное недавнее дополнение к этой истории: когда мать на встрече психиатров предложила рассмотреть эту спонтанную историю, ее коллеги отвергли эту идею как фривольную.)

После того как дети начинают говорить, рождение может быть одной из Первых тем, которую они захотят обсудить. Этот импульс не будет продол­жаться слишком долго, возможно, год или два, до того момента, как они забудут свою внутриутробную жизнь. Вы можете начать «охоту» за этими воспоминаниями, пока они еще свежи в памяти.

Возможно, вы захотите управлять своими исследованиями памяти детей этого возраста. Вначале убедитесь в том, что создана расслабляющая об­становка, у ребенка есть настроение, а вы владеете его вниманием. Просто мягко спросите: «Ты помнишь, как ты родился?» Не забывайте, что детский словарь ограничен, но память все еще свежа. Наблюдайте за демонстраци­ей знаний в виде жестов, указаний, рисунков или других невербальных описаний.

Мужчина из Сан-Диего рассказал мне историю своей дочери. Когда девоч­ке было два года, он спросил ее, помнит ли она себя до рождения. Она от­метила: «Это было вот так…» — и приняла точно такое же положение, ка­кое он сам помнил на рентгеновском снимке, сделанном как раз до ее рож­дения. Рентгеновский снимок, необходимый в случае осложненных родов и дистресса плода, выявил ягодичное предлежание ребенка. Врачи показа­ли снимок отцу, для того чтобы получить его разрешение на хирургиче­ское вмешательство.

 

Дети находят собственные слова для звуков, которые они слышат до рож­дения, например, «брум-брум», «муу-дин, муу-дин» или «пун-пун». Они го­ворят о том, что были рождены «в воде» или «пруду», о «плавании» и выхо­де через «туннель» к яркому свету и холоду. Очевидно, имея в виду пупо­вину, одна девочка сказала: «Там была змея внутри вместе со мной… Она пыталась съесть меня, но она была неядовитая». Один ребенок описал рож­дение как «выход из светлого стеклянного шара, который разбился».

Дети, родившиеся с помощью кесарева сечения, проходят через другие во­рота. Один мальчик сказал, что вышел сам, когда доктор сделал большой разрез. Он также описал круговые движения «вокруг, и вокруг, и вокруг», используемые для нанесения антисептика перед разрезом.

Дети не всегда описывают вещи так, как это делаем мы, взрослые, но то, что они описывают, может оказаться неожиданно обоснованным. Та же де­вочка, рассказывавшая про «змею, бывшую внутри вместе с ней», настаива­ла на том, что вместе с ней была и «собачка». Она рассказывала, что играла с ней «вот так» (обнимая ее ручками) и слышала ее лай. Неправдоподобная собачка оказалась семейным любимцем и появилась в семье щенком за пять месяцев до рождения девочки. Мать сказала, что собака проводила много времени, лежа у нее на животе в поздние сроки беременности.

Рисунки, игры и указания на части тела — это невербальные способы, ко­торыми дети могут пользоваться, чтобы рассказать о том, что они помнят о рождении. Ребенок в Мэйне нарисовал цветным карандашом длинный ру­лон бумаги, который выглядел как плод в матке. Показывая на рисунок, он сказал: «Мамочка, это там, где я жил. Это был я, мамочка, внутри твоего животика».

Еще у одной матери состоялся такой интересный разговор со своей доче­рью, которой было тогда два года и семь месяцев. Они сидели на кровати, на матери были широкие брюки от тренировочного костюма.

Мать: Ты помнишь, когда ты родилась, когда ты вышла?

Дочь: Да.

Мать: Где ты была перед тем, как выйти?

Дочь: Там. (Приподнимает одежду матери и показывает на живот.)

Мать: Ты помнишь, как это было, когда ты выходила?

Дочь: Да… Я плакала в животе у мамы. (Снова отодвигает одежду и пока­зывает на промежность. Эти слова были подтверждены фактом, что ребенок заплакал, как только вышла головка, до того, как ро­дилось тело.)

 

Мать: Что еще ты помнишь?

Дочь (Пауза, девочка кладет свои ручки на рот матери, раздвигает губы, смыкает и растягивает их): Бот так; это было вот так.

Мать: Ты помнишь себя перед тем, как вышла?

Дочь: Да. Маленькая девочка плавала.

Мать: Ты помнишь, когда ты вышла, что ты видела?

Дочь; Дженну и Донну (акушерки) и папочку.

Мать: Ты помнишь что-то еще?

Дочь: Я плакала внутри маминого животика. Вот тут. (Показывает вниз на брюки матери.)

Мать: Что случилось, когда ты вышла?

Дочь: Дженна сделала мне кнопочку на животе.

Мать: Ты что-нибудь чувствовала? Как ты чувствовала?

Дочь: Я не чувствовала. Я думаю, что была в порядке. Я только плакала.

Мать: Ты что-нибудь слышала, когда родилась?

Дочь: Дженна сказала: «Донна, ребенок выходит». Да, Дженна и Донна раз­говаривали. Дженна говорила со мной.

Мать: Ты помнишь что-нибудь или кого-нибудь еще?

Дочь; Нет, мама. Это все.

Другой ребенок, двух с половиной лет, родившийся с помощью щипцов, на вопрос матери, больно ли было малышке при рождении, ответила: «Да!.. Как головная боль». Еще один ребенок, которого спросили о боли при рож­дении, сказал: «Нет» — и обхватил своими ручками плечи сдавливающим движением.

Иногда дети сами рассказывают о рождении без вопросов взрослых. Во время долгого путешествия на машине трехлетний мальчик из штата Вис­консин неожиданно спросил с заднего сиденья: «Мам, ты помнишь день, когда я родился?» Затем он рассказал ей, что было темно, он был очень вы­соко и не мог добраться до «двери». «Я был напуган, но наконец я подпрыг­нул и прошел через дверь. Потом я был в порядке». Мать сказала, что рас­сказ ребенка согласуется с фактом, что в первой фазе родов он находился (лишком высоко, над входом в малый таз — примерно двадцать часов, за­тем неожиданно все изменилось и он был рожден во второй стадии родов за десять минут.

Еще одна мама, профессор антропологии, была удивлена следующим разго­вором со своей дочерью.

Дочь: Ребенок всегда грязный, когда выходит из животика? Я была грязная, когда вышла из твоего животика в больнице.

Мать: Правда? А в чем ты была испачкана?

Дочь: В грязи. Я вся была в грязи. Это было противно!

Мать: А какого цвета была грязь?

Дочь: Белого.

Мать: И что произошло?

Дочь: Они положили меня в ванночку и всю вымыли.

Мать: А потом что случилось?

Дочь: Они отдали меня тебе, и ты меня держала. Затем они забрали меня и положили в коробку. Зачем они положили меня в коробку?

Мать: Чтобы согреть. А как выглядела коробка?

Дочь: Это была пластмассовая коробка с крышкой.

Мать: А потом что случилось?

Дочь: Они принесли меня к тебе, и ты снова держала меня.

Мать: Ты помнишь, когда мы вернулись домой из больницы?

Дочь: 0, да. Мы спустились вниз по лестнице и затем сели в машину.

Мать: Где ты была в машине? На своем сиденье или у меня на руках?

Дочь: У тебя на руках. Я всю дорогу домой была у тебя на руках.

Мать: А что было, когда мы приехали домой?

Дочь: Ты надела на меня красивое детское белье, положила в колыбельку, и я уснула.

Другое спонтанное откровение мать услышала от Джейсона, своего сына трех с половиной лет, в машине по дороге домой. Однажды вечером Джейсон заявил, что помнит свое рождение. Он сказал матери, что слышал, как она кричала, и что он очень старался сделать все, чтобы поскорее родить­ся. Было очень «узко», он чувствовал «влагу» и что-то вокруг шеи и горла. Еще что-то ударило его по голове, и он помнит, как его лицо кто-то «расца­рапал».

Мать Джейсона сказала, что никогда не говорила сыну о его рождении, но факты были верными. Пуповина обмоталась вокруг его шеи, за ним наблюдали с помощью электродов, введенных под кожу на его головке, и его извлекли щипцами. На фотографии, сделанной в больнице, видны царапины на его лице.

Девочка двух с половиной лет удивила свою мать рассказом о своем рож­дении. Сначала она описала свои чувства, как ей было холодно, как много Людей было в комнате и что делали ее мать и отец. Затем она сказала: «Па-почка боялся брать меня на руки, так что он только смотрел на меня и тро-г,1п. А ты плакала, но не потому, что тебе было больно, а потому что ты была счастлива». Рассказ оказался правдивым, а родители сказали, что ни­когда не говорили с ребенком о ее рождении.

Одна девочка, почти четырех лет, вспомнила момент своего рождения, ко­торый держался в тайне. Поскольку никто в семье не знал об этом, никто \iv мог ей рассказать.

Кэти помогала акушерке во время родов на дому. После родов, когда все завершилось благополучно, мать вышла из комнаты принять ванну. Аку­шерка помогала ей. Кэти осталась одна с ребенком, и малышка начала пла­кать. Инстинктивно Кэти взяла ее на руки и дала ей свою грудь. Младенец начал сосать. Когда мать вернулась, ребенок уже спал. Кэти говорит, что чувствовала себя немного виноватой, что первая покормила ребенка и по­этому никому не сказала об этом.

Кэти работала няней в группе детей, которую посещала и эта девочка. Че­рез три года и девять месяцев, выбрав подходящий момент, Кэти спросила ребенка, помнит ли она свое рождение. Девочка ответила «да» и подробно рассказала о том, кто присутствовал при родах и какую роль играл. Она описала смутный свет матки и ощущения сдавливания, которые испытала ВО время родов. Затем малышка подвинулась ближе и прошептала довери­тельным тоном: «Ты еще взяла меня на руки и дала мне грудь, когда я пла­кала, а мамы не было в комнате». Сказав это, она подпрыгнула и убежала играть. Теперь Кэти говорит: «Никто не убедит меня в том, что дети не по­мнят свое рождение».

 

 

 

Глава 8

СОПОСТАВЛЕНИЕ ВОСПОМИНАНИЙ

Как родитель вы, возможно, не перестаете удивляться реальности воспоми­наний о рождении. Возникают два важных вопроса: что же это за воспоми­нания (реальны ли они)? Надежны ли они с точки зрения той информации, которую содержат? И хотя абсолютные доказательства при данном уровне наших знаний невозможны, исследования, которые я проводил с десятью парами матерей и их детей, показывают, что память рождения реальна и вполне достоверна.

Для установления достоверности того, что люди помнят под гипнозом, я работал с парами — матерями их взрослыми детьми. Условиями исследова­ния были способность к гипермнезии (живой и полной памяти), дети долж­ны были быть достаточно взрослыми для разговора о многих деталях рож­дения. Матери не должны были раньше обсуждать с детьми детали их рож­дения, а дети не должны были иметь сознательных данных и воспомина­ний о рождении.

Дети, отобранные для данного исследования, были в возрасте от 9 до 23 лет, большинство из них оказались подростками. Возраст матерей ко вре­мени исследования колебался от 32 до 46 лет. Отбирая исследуемых в про­извольном порядке, я погружал их в гипноз до стадии, необходимой для легкого извлечения воспоминаний.

Чтобы свести фантазии к минимуму, вопросы в гипнозе были консерватив­ными, исключались наводящие вопросы, и я позволял испытуемым гово­рить свободно. Рассказы обычно завершались в течение одного сеанса продолжительностью от одного до четырех часов. Сеансы работы с матеря­ми и детьми проводились в разное время, записывались на аудиокассету, обрабатывались и сопоставлялись.

Предполагалось, что под гипнозом воспоминания матери о рождении долж­ны были быть в целом надежными. Рассматривая воспоминания детей па­раллельно с воспоминаниями их матерей, я надеялся увидеть, насколько они совпадают. Если память рождения — всего лишь фантазии, как утвер­ждают некоторые, тогда детские версии должны противоречить версиям их матерей. Если детские воспоминания были жизненными и точными, они во многом должны были повторять воспоминания матерей.

 

СОГЛАСОВАННОСТЬ И ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ

Рассказы матерей и детей были согласованными, содержали множество фактов, связанных между собой, они были последовательными и включали похожие описания людей, окружения и результативности действий. Неза­висимые повествования согласовывались так, как будто одна история была рассказана с двух разных точек зрения. В некоторых случаях совпадения были просто фантастическими.

В целом рассказы подтверждали друг друга во многих деталях, таких, как время суток, месторасположение, присутствовавшие люди, использованные инструменты (отсос, щипцы, инкубатор) и тип родов (ножками или голов­кой вперед). Последовательность получения бутылочек воды, специально­го детского питания или грудного молока, появление и исчезновение от­цов, а также перемещение из разных комнат довольно часто совпадали. Се­рьезные противоречия были редки. Таблица, приведенная ниже, отражает общие характеристики совпадений и серьезных противоречий, выявлен­ных в десяти парах рассказов.

Совпадения и различия в 10 парах мать-ребенок

Пара                1       2        3        4       5        6        7      8         9        10

 

Совпадения    12    12       9        9      16      19      8      13       24      15
Различия         1     1        0       1        0        0       1        4        0               1

Две дочери дали точное описание причесок своих матерей в то время. Одна мать описала себя как «пьяную» и дезориентированную после анесте­тиков во время родов, и ее ребенок сказал: «Моя мама была где-то далеко… словно спала, но с открытыми глазами». Мальчик, мать которого сказала, что его положили в колыбель с пластиковыми стенками, жаловался на «блестящие пластиковые или стеклянные стены вокруг меня. Все выгляде­ло смутно, искаженно».

Начало родов (пара № 10). Факты, полученные от ребенка: мать отдыха­ла в спальне. Это было днем. Схватки начались в 13.10. Мать позвонила  отцу и врачу, ей посоветовали подождать. Факты, полученные от матери: дома в постели до 11.30. «Около 13 часов я поняла, что начались роды, по­звонила мужу и попросила его приехать домой. Я позвонила врачу, он по­советовал подождать».

При воссоединении (пара № 10). Ребенок говорит: «Мама разговаривает и играет со мной. Была заминка насчет имени. Маме не нравилось имя Вирджиния. Ей не нравилось имя Джинджер, а папе нравилось». Мать: «Я щекочу и играю с ней, поглаживаю ее… Я хочу назвать ребенка Мэри Кэт­рин, а Бобби хочет назвать ее Джинджер».

Роды (пара № 1). Мать сказала, что «Михель родилась очень быстро, и им пришлось разрезать пуповину на ее шее. Люди все еще клали салфетки мне на ноги, даже когда она рождалась. А затем, со следующей потугой, она вышла вся». Ребенок: «Что-то яркое, что-то большое вокруг меня. Ста­новится холоднее. Я чувствую, что чьи-то руки трогают мою шею, что-то снимают».

Слова и имена (пара № 1). Ребенок говорит, что слышала свое имя и сло­ва: «Я люблю тебя». Мать сказала так: «Я люблю тебя», обнимаю и целую ее и называю ее Михель».

При воссоединении (пара № 6). Мать сказала: «Я беру ее и нюхаю. Я ню­хаю ее головку. Я смотрю на ее пальчики и говорю: «О Боже! У нее дефор­мированы пальчики!» Затем она спрашивает медсестру о пальцах и получа­ет заверения, что они в порядке. Ребенок сказал: «Она берет меня, смот­рит… Она меня нюхает! И спрашивает медсестру, почему мои пальчики та­кие смешные. Сестра сказала, что у меня просто такие пальчики и что они не кривые».

ОШИБКИ И ПРАВДА

В этих рассказах встречались ошибки разного типа, большие и маленькие. Например, мать сказала, что роды проходили в Блумингтоне, а ребенок на­звал Уилмигтон; мать сказала, что ребенка завернули в хлопок, а ребенок сказал, что в бумагу. Тетя была ошибочно принята за бабушку, отец — за врача (в это время отец ребенка был интерном).

 

Некоторые события совпадали, но были беспорядочными. Пропуски — то, что помнил один, но забывал другой, — были очень интригующими. Одна мать призналась, что сказала гадость о ребенке, но ребенок об этом не рассказал. Что означает этот пропуск — ошибку, акт милосердия или это вос­поминание лежит глубже и требует большего раскрытия?

Противоречия. Серьезные противоречия между рассказами матерей и де­тей были редки, но действительно имели место.

В паре № 1 ребенок ассоциирует кормление грудью с родильной комнатой, а мать жаловалась, что это событие было отложено персоналом больницы на целых 12 часов.

В паре № 10 ребенок сказал, что ее кормили грудью, когда отец был в больничной палате. Она даже описала его одежду, очки, волосы и сказала: «Мама позволяет ему подержать меня». Однако, по словам матери, отцов не допускали в палаты во время кормления.

В паре № 7 ребенок сказал: «Она держит меня (в родильной комнате) и на­чинает целовать меня». Согласно рассказу матери, ребенка положили ей на живот на несколько минут и быстро забрали, чтобы вымыть, снова показа­ли ей, а затем поместили в инкубатор — и не позволяли трогать младенца.

В паре № 2 сын сказал, что мать держала его на руках (после родов), она улыбалась и смеялась, очень счастливая. Мать же сказала, что, напротив, она испытывала чувство беспомощности, паники и страха смерти, так как анестезия парализовала ее до самой шеи. Она сказала, что было трудно ды­шать или сказать кому-либо о том, что с ней происходило.

Фантазии. Наиболее убедительным доказательством фантазии из всех слу­чаев я считаю 4 несоответствия в паре № 8. Согласно рассказу ребенка, ее отец присутствовал при родах, это было традиционным и нормальным, а мать сказала, что он был шизофреником и не принимал в этом никакого участия. Любимые бабушки и дедушки также были включены в рассказ ре­бенка, хотя в реальности они были за 3000 миль от больницы. Но, несмотря на эти грубые противоречия, представляющие собой детские фантазии, рассказы матери и ребенка совпали в 13 пунктах. Это важная информация. Она означает, что фантазии могут присутствовать в рассказах ребенка, но не могут влиять на весь рассказ в целом. Фантазии были ограниченными и специфичными.

Путаница. Дети не все помнят одинаково хорошо и четко, и детали не все­гда ясны. Например, один ребенок помнил, как покинул родильную комна­ту: «На мне две вещи, но они разные. Сестра меня вынесла. Потом я нахо­жусь в этой штуке, которую они катят на колесиках. Наверное, она везет меня к двери». Мать просто сказала, что они ушли из комнаты вместе. Все сказанное может быть правдой. Здесь мы имеем дело с неадекватностью вербальной памяти.

Младенец может проснуться, взглянуть вокруг и уснуть через мгновение. Завернутый в одеяло, ребенок то видит окружающее, то его лицо закрыва­ют и он внезапно уже перестает что-либо видеть. Следовательно, то, что видит младенец, может сильно отличаться от того, что описывает мать.

Точность. Правдивы ли эти воспоминания? Рассматривая эти рассказы в целом, мы видим, что они когерентны, совпадают и в целом точны. По­грешности понятны, но могут быть отнесены скорее к исключениям из правил, учитывая естественную ограниченность человеческой памяти. Рассказы могут быть довольно жизненными, но содержать некоторые ошибки.

Некоторые ошибки памяти, возможно, связаны с неправильным восприяти­ем начала рождения (один ребенок думал, что видел своего отца-врача, но на самом деле это был один из больничных врачей). Ошибка памяти также может быть связана с желаемым (желание видеть бабушку и дедушку) или с созидательным выдумыванием для заполнения пробелов памяти. Бессоз­нательное мышление могло прятать или затушевывать некоторые болез­ненные аспекты истинной ситуации (психически больной отец).

Объяснение точности, вероятно, гораздо важнее, чем объяснение ошибок.

МАТЬ И РЕБЕНОК ВСПОМИНАЮТ

В последующих повествованиях воспоминания матери и ребенка об одном рождении для сравнения расположены последовательно. Они иллюстриру­ют когерентность и соответствия, обнаруженные в данном исследовании.

Эти повествования — независимые рассказы матери и ребенка, находив­шихся в гипнотическом состоянии. Совпадающие описания и детали явля­ются признаком того, что эти воспоминания — не фантазии (которые не­избежно расходились бы и противоречили друг другу), а две истории од­ного рождения, рассказанные с разных точек зрения.

Процесс рождения — это общий опыт матери и ребенка, особенно во время родов, воссоединения в больнице и по дороге домой. Отчеты об этих собы­тиях часто совпадают. Однако два человека имеют индивидуальные инте­ресы, весьма четко отличающиеся. Например, мать может остановиться на описании чисто внешних деталей, относящихся к получению эпидуральной анестезии, тогда как ребенок рассказывает о внутреннем мире сжатий. Ребенок может описать, как врач поворачивает и скручивает его шею, пы­таясь вытянуть ее, тогда как мать может не видеть или вообще не думать об этом.

Наиболее очевидные разрывы в воспоминаниях включают периоды нахож­дения в инкубаторе или детской палате. Память ребенка о временном пре­бывании там обычно отражает рассказ его одного, без параллельного рас­сказа матери, которой там не было. Поэтому рассказы о детской в этом раз­деле опущены.

Линда и ее мать

Начало схваток

Линда: Я чувствую, что моя мама напряжена, и я напряжена. Затем я рас­слабляюсь. Я чувствую, что куда-то хочу идти, но остаюсь на месте. Там внутри я вся хлюпаю. Когда я вся хлюпаю, я хочу идти вперед, а когда расслабляюсь, я хочу оттолкнуться назад.

Мама: Мой муж не поверил мне, что у меня начались схватки. Он не хотел вызывать доктора, тогда я сама позвонила врачу, и он велел мне при­ехать в больницу. Я была рада, что пришло время. Мой муж посадил меня в машину.

Линда: Она гуляет… села в машину или что-то другое. Я в смешной пози­ции. Я чувствую вибрации машины. Это действительно неудобно, по­тому что я в очень неудобном положении… Я вся сжата. Мои плечи сжаты, но моя шея вывернута. Я хочу распрямиться, но у меня не по­лучается.

В родильной комнате

Линда: Я предполагаю, что на столе сейчас моя мама. Моя мама на кого-то зла, но не на меня. Она сердится. Я думаю, что это женщина, но не доктор.

Мама: Какая-то женщина кричит в соседней комнате. Она продолжает кри­чать и заставляет меня кричать! Мои нервы на взводе. Я пытаюсь ды­шать, пытаюсь справиться со своими чувствами. Я хотела крикнуть, чтобы она заткнулась! На самом деле она кричала не от боли, а от желания постоянно получать внимание.

Линда: Она лежит на столе. Кажется, все участвуют в этом, все смотрят. Я не могу видеть их, но могу сказать, что они там. Моя мама хочет, что­бы я поторопилась. Я чувствую, как она думает, что это слишком долго продолжается. Я чувствую сильное сжатие, но моя шея не сдавлена. Перед тем, как она расслабилась, я хотела снова уйти на­зад. Теперь, когда она расслабилась, я остаюсь на том же месте и не ухожу назад. Моя голова сильно сжата, но это сжатие не чувствуется на верхушке головы.

Мама: Доктор входит. Я рада. Он спокоен за меня. Он задает медицинской сестре несколько вопросов. Должно быть, о том, почему его так по­здно позвали.

Они надавливают на позвоночник. Мне очень неудобно на спине. Тя­жело дышать. Схватки болезненные. Они привязывают мое тело, в то время как я сопротивляюсь, и доктор делает мне укол.

Роды

Линда: Я повернула голову вокруг, не знаю как. Моя голова немного сна­ружи. Я начинаю поворачивать голову, то же самое делает мое тело, потому что она высунута наружу. Я беспокоилась о том, чтобы дер­жать голову прямо.

Доктор положил руки мне на виски. Я хочу, чтобы он ушел. Я пыта­юсь отодвинуться назад, потому что мне это не нравится. Я чувствую себя разочарованной, потому что хочу сделать все сама. Я хочу, что­бы это было предоставлено сделать мне. Я не хочу, чтобы он прика­сался ко мне. Я чувствую здесь давление. Это может занять немного больше времени, но я чувствовала бы больше комфорта.

Он не стал делать это осторожно, он просто пытался покончить с этим. Затем он потянул! Моей спине больно! Затем он повернул меня вокруг — я не надеялась ни на что! Он вытащил меня, поднял в воз­дух и отодвинул от себя. Затем он ударил меня — не очень сильно, и я начинаю плакать.

Моя мама хотела бы, чтобы я была рядом с ней, и я хочу быть рядом с ней, но ни я, ни она ничего не можем с этим поделать. Я хочу подле­теть, но не могу. Это безнадежно.

Тут есть какая-то машина или что-то похожее… И они накладывают ее на мой рот. Это было действительно странно, подобно белой машине в форме трубы. Я думаю, что они хотели вытянуть мои легкие или что-то в этом роде.

Мама: Я не чувствовала больше схваток, просто давление, не боль. Доктор приспособил зеркало так, чтобы я могла видеть. Я могу видеть чер­ные волосы малыша.

Они все говорят о моей следующей схватке. Они хотят, чтобы я ту­жилась. Я этого не чувствую, поэтому не знаю, когда тужиться. Аку­шерка встает надо мной и нажимает на мой живот. Я думаю, если смогу это выдержать, то скоро все закончится.

Голова малыша снаружи. Много черных волос.

…Сейчас я думаю только о малыше. Доктор кладет свой палец на ее ротик, чтобы засунуть ложечку. После этого медицинская сестра дает ему белую спринцовку, которую он кладет в ее рот, чтобы высосать жидкость.

Малыш родился, и он говорит мне, что это девочка. Прекрасно. Я

счастлива

На животе мамы

Линда: Они положили меня на живот мамы. Я чувствую себя намного луч­ше. Я пыталась ухватиться за нее, и она смотрела на меня.

Я посмотрела вверх на нее. Я хотела, чтобы она не позволила им за­брать меня, но когда я увидела ее лицо, то поняла, что она не хотела это делать. Затем я просто сдалась.

Кто-то вытирает меня, заворачивает в одеяло, протягивает медицин­ской сестре, и она выносит меня в маленькую комнату. Она кладет меня вниз в одну из этих корзинок для маленьких детей. Я думаю, что они фотографируют меня. Я хочу отвернуться и уснуть…

Мама: Затем они приносят ребенка и кладут ее на мой живот. Она плачет. Они положили ее поперек моего живота лицом вниз. Я думаю, что она красивый ребенок. Я заплакала. Я в восторге от того, что они по­ложили ее на мой живот. Она лежит поперек моего живота с голов­кой, повернутой влево. Я со стороны могу смотреть на ее лицо. Она поднимает голову вверх и плачет. Я думаю, что не предполагала притронуться к ней.

 

Они забирают ее. Мне это не понравилось, но я поняла, что так долж­но быть. Она прекращает плакать. Она осматривается вокруг.

Они завернули ее в одеяло. Они положили ее в коробку со стек­лянными или пластиковыми стенками; она там на другой стороне комнаты.

В детской

Линда: Я думаю, что я ушла первой. Мои глаза закрыты, и я вся скручена, потому что они забрали меня от моей мамы. Я завернута в одеяло.

…(Я пришла) в комнату, куда идут все малыши. Я хотела быть с моей мамой. Я могла бы сказать, что здесь было много других малышей… но моей мамы там не было.

Мама: Они везут меня вместе с ребенком, мы рядом друг с другом. Мой муж в холле, он видит ребенка. Он сейчас улыбается. Слезы катятся у меня по щекам, и они ведут меня в мою комнату. Они берут ребен­ка в детскую. Я не знаю, когда увижу ее снова. Я хочу держать ее, смотреть на нее. Я планирую, как буду нянчиться с ней.

Воссоединение

Линда: Сестра понесла меня и прошла одну кровать. Я думаю, моя мама ле­жала дальше всех от двери. Затем я увидела ее. Я чувствую себя хо­рошо. Я знала, что она несет меня к ней.

Мама: Я занимала кровать, которая стояла дальше всех от двери…

Линда: Мама протянула руки и взяла меня. Она обняла меня и начала меня кормить. Самочувствие хорошее. Сестра стояла рядом в течение ми­нуты… Она спросила мою маму, нужно ли ей что-то… В комнате еще кто-то был, другая пациентка. Я обращала больше внимания на то, чтобы быть с моей мамой.

Мама: Я повернулась на сторону, опираюсь на локоть, потому что они со­бираются положить ее рядом со мной. Я лежу на левой стороне. Они опускают ее вниз, на кровать, и я открываю свою ночную рубашку, чтобы ее кормить. Сестра старается помочь мне и говорит, что для многих женщин это тяжелое время. Я хочу, чтобы она просто остави­ла меня одну. Я стараюсь выкинуть ее из головы и обратить все вни­мание на ребенка. Проблем нет. Она берет сосок с первого раза. И сестра уходит. Она сказала, что я сделала все хорошо.

Линда: Я все хочу обнять ее, но не могу. Я просто двигаю руками, хватаю за вещи, как будто за ее руки. Она говорит мне, что я симпатичная

 

малышка. Она проводит своим пальчиком по моим волосам. Она ска­зала мне, что у меня хорошие волосы. И это делает меня счастливой.

Время от времени она просто смотрит на меня и улыбается. Я чув­ствую, что она счастлива, хотя я ей причинила проблемы в самом на­чале. Она об этом уже не помнит.

Мама: И затем я начала раскутывать ребенка, смотреть на ее ножки и ступ­ни, говорить с ней. Я сказала: «Какая ты симпатичная, Линда! Привет Линда! Я люблю тебя. Я твоя мама».

По дороге домой

Линда: Они кладут меня в матерчатую сумку. Мой папа здесь. Он кажется не очень уверенным, когда рядом со мной. На улице я чувствую себя по-другому. Здесь очень ярко. Я все время протягиваю ручки вперед и назад. Мои мама и папа помогали друг другу. Мой папа собирался вести машину домой… Они сказали мне, что я увижу мой дом, и я знаю, что сестра больше не унесет меня.

Мама: Я сажусь в машину, чтобы ехать домой, сестра протягивает мне ма­лышку. Тэд везет нас домой. Я чувствую себя хорошо. Я знаю, что смогу быть хорошей мамой. Я рада этой перемене — быть одной со своей малышкой. Я предвкушаю тот момент, когда покажу ее моим родителям.

Линда: Я осматриваюсь вокруг, внутри квартиры, которая поднимается на несколько ступенек… Они кладут меня в спальне. Это не только моя спальня… Кажется, вокруг меня люди. Я чувствую себя намного луч­ше, чем в больнице.

Мама: Мы снимали верхний этаж большого дома в Виттиере. Мои мама и папа здесь. Тэд понес малышку наверх (внутрь дома)… Мой папа го­ворит мне, что она чудесная малышка. Он кажется очень гордым.

Я кладу ребенка в колыбельку. Она стояла рядом с моей кроватью. Я оградила ее «барьером», она казалась там такой маленькой…

Кэти и ее мама

В родильной комнате

Кэти: Это достаточно большая комната, внутри много всего серебристого. Люди, кажется, очень заняты. Я думаю, здесь четыре или пять чело­век. Стало холодней, чем было сначала. Я чувствую, как я кручусь,

поворачиваюсь слишком быстро. Они тянут и тянут меня. Доктор не­рвничает… дрожит… трясется, и это беспокоит меня.

Мама: Это достаточно большая комната и прохладная. Я могу видеть ее го­лову, выходящую из моего влагалища. Здесь два доктора. Молодой доктор (в зеленом) и старый доктор с седыми волосами (в белом). По сторонам стоят акушерки. Молодой доктор занят. Они сдерживают головку… Головка снаружи (сейчас).

Кэти: Они кладут меня ей на живот, как будто выгрузили меня на нее. Доктор разговаривает с моей мамой. Все, кажется, в порядке и она выглядит спокойной. Он, кажется, все еще нервничает, поднял меня вверх и отдал кому-то. Я чувствую себя больше и тяжелее. Я могу ее видеть, но я не рядом с ней. Ее волосы завернуты как будто в бигуди или что-то подобное. Она выглядит усталой, вспотевшей.

Мама: Они, похоже, положили ее на мой живот, но все еще поддерживают ее. Я могла видеть ее… много крови и белой жидкости. Она плачет. Я могу видеть пуповину. Мои руки привязаны внизу, поэтому я не могу протянуть их и дотронуться до нее. Я хотела бы двигать ими, взять и завернуть ее. Кто-то, наконец, берет ее. Я говорю с докто­ром… Я полагаю, что они надели белую шапочку на мои волосы.

Кэти: Никто со мной не разговаривает. Они говорят обо мне, я думаю, но не со мной. Они действуют так, как будто знают, что я здесь, но будто я не знаю, что я здесь. Акушерка, похоже, вытерла… вымыла меня. Затем они принесли меня и положили рядом с моей мамой. Она не плакала, но было что-то очень похожее. Она первой заговорила со мной. Она сказала: «Привет!» Больше никто, похоже, не думал, что я была действительно здесь. Затем она побеседовала с доктором, и они снова забрали меня.

Мама: Они, наконец, освободили мои руки, и акушерка принесла ее с левой стороны от меня. Но она держит ее так близко, что я могу дотронуть­ся до нее. Я действительно чувствую себя разочарованной. Я говорю ей: «Привет!» Она такая симпатичная и маленькая, но все еще немно­го грязная. Они кладут ее в маленький обогреватель. Я беседую с доктором о ее весе.

В детской

Кэти: Я не знала, куда они собрались унести меня и почему. Я покинула комнату раньше мамы. Я больше не вижу моего папу. Он был ря­дом… но не долго. Я действительно не знаю точно, где он был… по­зднее.

Затем они снова унесли меня в другую комнату с множеством других людей (детей). Я была там в компании других малышей, и люди вхо­дили и беспокоили, будили нас.

Мама: Мы были готовы уезжать. Я на подвижной кушетке. Они увезли ее первой. Мы спустились вниз, в холл. Ее папа там, смотрит на нее (но не прикасается). Я не помню, легла в кровать, но я в кровати. Я не знаю, что случилось с малышкой или с моим мужем. Они поместили малышку в другую комнату.

Воссоединение

Кэти: Иногда они приносили меня к маме, но всегда снова возвращали в комнату (в детскую). Это было действительно четко. (Мама) казалась счастливой, уютной. Ее волосы были распущены. Я устала и хотела спать. Мне нравится, когда меня кормят грудью. Сестра постоянно входила и выходила. Все знали, что происходит, кроме меня. Я не знала, почему они забирали меня и где я была в действительности.

Мама: Я в двухместной комнате, мы обе чистенькие. Она в маленькой плас­тиковой кроватке. Они перемещают ее будто в комнате. Я беру ее на руки, разворачиваю, удобно устраиваю на кровати. Она рассматрива­ет меня. Я говорю с ней… Я кормлю ее грудью. Затем кладу ее обрат­но в кроватку. Ее папа входит навестить (но не прикасается). Ночью они снова забирают ее в детскую.

Уход из больницы

Кэти: Мой папа пришел забрать мою маму с моей сестрой и еще с кем-то, другим мужчиной, но я не знаю, кто он. Моя мама была в передвиж­ном кресле и держала меня. Меня завернули в одеяло, шелковистое, с маленькими розовыми цветочками.

Дорога показалась действительно долгой. Каждый казался счастли­вым.

Мама: Я приготовилась. Я одета и с нетерпением жду отъезда. На малышке фланелевые ползунки и маленькая кофточка с розовыми бутончика­ми внизу. Ее отец входит и говорит мне, что наша дочь и мой свод­ный брат ждут внизу. Входит медицинская сестра. Я сажусь в пере­движное кресло и держу малышку.

Кажется, мы долго едем. Нужно много времени, чтобы добраться до дома. Много шуток, идет легкая беседа.

Кэти: Я была в белой колыбельке… и что-то висело над моей головой. Вначале я подумала, что это немного странно, потом привыкла.

Мама: Малышка лежит в плетеной колыбельке с верхом. Она не спит, но кажется действительно счастливой. Я думаю, мы прикрепили к ее кроватке мобильный телефон.

К объяснению памяти родов систематически обращались три теории. Неко­торые подозревают, что воспоминания ребенка — это фактически воспо­минания матери, которая в детстве случайно передала их ребенку и забы­ла. Это объяснение весьма вероятно, но не согласуется с содержанием вос­поминаний. Во-первых, обстоятельства, которых не знала мать, и обстоя­тельства, о которых она не хотела рассказывать. Иногда память ребенка подтверждается чаще, чем память матери, хотя слова, обычно используе­мые ими, не являются теми «техническими» словами, которые предпочита­ют взрослые.

Вторая теория заключается в том, что воспоминания родов — это полотна фантазии, сотканные из накопившихся кусочков информации, и сшитые вскоре после рождения. Такой продукт фантазии был бы более стереотип­ным и предсказуемым, чем рассказы о рождении, которые мы слышали. В воспоминаниях моих 10 пар фантазия была редкой и легко определяемой. Она не может объяснить реалии, общие для обоих рассказов.

Наконец, некоторые полагают, что дети не понимают, что говорят во время родов, пока не научатся разговаривать, и, таким образом, видят родовые травмы как ретроактивные. Эта теория запоздалого влияния отвергает на­личие осознанного общения при рождении. Между тем жизнь представля­ется нам прогрессивной, а не ретроактивной. Детей шлепают сейчас не для того, чтобы они реагировали позже. Искусная коммуникация при рож­дении не является доказательством задержки интеллектуального развития.

Учитывая все эти факты, мы приходим к выводу, что объективно собран­ные воспоминания о рождении являются истинными воспоминаниями о прошлом опыте. Воспоминания о родах в моих 10 парах определенно явля­ются реальной памятью, а не фантазиями; личными воспоминаниями, а не воспоминаниями матерей, и чаще являются действительными, чем фальши­выми. В разумных пределах эти воспоминания служили надежным ориен­тиром в том, что происходило при рождении.

 

 

Глава 9

РОДЫ, КАКИМИ ИХ ПОМНЯТ МАЛЫШИ

Дети, у которых брали интервью под гипнозом, как у взрослых, многое рас­сказали нам о родах. По содержанию их воспоминания отличались, по­скольку все рассказы были личными, но все же они красноречиво выража­ли свои чувства и проблемы. Эти рассказы очевидцев о событиях, происхо­дивших в матке, отражали их взгляд до рождения. Кроме того, они расска­зывали истории о внешних событиях, происходивших в родильной палате и детской, которые могли подтвердить родители, медицинские сестры и доктора.

Рассказы о том, как малыши чувствовали себя в первые минуты и часы вне матки, совпадали с возбужденным состоянием, столь часто наблюдаемым в родильном доме: громкие крики, страдальческие выражения лиц, движения рук и ног, содрогающееся и трясущееся тело. К счастью, их рассказы со­держали и позитивные впечатления: осторожность обращения, теплые объятия, слезы радости, лучезарные улыбки и неразрывные связи.

Для большинства малышей начало родов сопровождалось неприятным пу­тешествием в больницу, давлением на головку во время сидения матери в машине. События в больнице запоминались как ряд перемещений мамы в кресло и из кресла, в кровати, по комнате, встречи с акушерками и докто­рами. Малыши проявляли беспокойство, когда папы отсутствовали, наблю­дали, нервничает ли мама или спокойна, и оценивали отношение и поведе­ние акушеров.

СХВАТКИ: ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

Первые сокращения матки сигнализируют матери о начале родов и одно­временно являются сигналом для внутреннего «пассажира» о предстоящих жизненных переменах. Сначала малыши переносят мышечные сокращения как «давящие волны», «пульсации», или «как будто ты на корабле в бушую­щем море». По мере усиления схватки определяются как серьезные и ведут к новым движениям, давлению, положению и поворотам. Эта непреодоли­мая сила описывается как «всплеск энергии», «река» или «волна во время прилива». Если роды слишком быстрые, они происходят так, «как будто скользишь по склону вперед головой — и шлеп\» — сказала Диана. Аннета родилась слишком быстро и проскользнула мимо рук доктора. Мы случай­но обнаружили это, когда исследовали ее страх перед полетами.

Гленда

Еду в больницу в машине. На сиденье, внутри моей мамы. Моя голова сжата.

Папы там нет. Я чувствую себя некомфортно. Моя мама сходит с ума. Она не хотела, чтобы я была здесь. Это все кажется безумием! Это будет счаст­ливое время.

Тереза

Темно… Я ощущаю резкий прилив энергии. Я чувствую себя напряженной; много энергии! Каждый мускул напряжен, но я никуда не двигаюсь. Я про­сто остаюсь здесь…

Я беспокойна. Становится светлее, и у меня начинает болеть голова. У меня такое ощущение, будто я готова взорваться! Я чувствую, что все устремляется в мою голову.

Я чувствую себя больше внизу, чем вверху; я не знаю, как описать это. Я чувствую, будто нахожусь в скользящей лодке, и кровь бросается мне в голову…

Марианне кажется, что она сопротивляется рождению. Она говорит, что не была готова к этому и не стала продвигаться вперед. Тем не менее она об­наружила, что ее захватывает «приливная волна», которой невозможно со­противляться.

Марианна

Они сказали, что пришло время рождаться. Я чувствую давление, но не хочу рождаться. Я еще не готова. Я сейчас собираюсь подождать, ведь внутри мне намного лучше.

Теперь они приходят все быстрее и быстрее; эта дорога, та дорога. О, они становятся сильнее! Они выталкивают, выталкивают, выталкивают меня наружу. Я хочу остаться здесь, где нахожусь, но они настаивают.

Это похоже на приливную волну… Я чувствую, что меня захватывает при­ливной волной. Когда она приходит, я догадываюсь, что должна идти тоже… О-о, приливная волна приходит снова.

Я еще не готова. Она выталкивает, выталкивает. Я останусь прямо здесь, я не хочу куда-то идти, но я должна…

Ой-ой, они надевают перчатки. Они хватают меня. Ой, ради Бога, гррр, вот это было сжатие!

Они держат мою голову, но осторожно; они были осторожны. И они гово­рят: «Ты просто лежи здесь спокойно» — и заворачивают меня во что-то.

ЖИЗНЬ

В РОДИЛЬНОЙ КОМНАТЕ

Когда роды заканчиваются и малыши уже дышат самостоятельно, они об­ретают опыт новых чувств, эмоций, впечатления от людей и местонахож­дения. Придя из экстремально замкнутого пространства, буквально «со­прикасаясь со всеми стенками», они иногда жалуются на чувство «потери пространства». Одному мальчику родильная комната показалась «беспоря­дочной, приводящей в замешательство».

Все малыши жалуются на яркий свет, холодную комнату и инструменты, шум, грубое прикосновение к их чувствительной коже и на всю меди­цинскую рутину, включая шлепки, уколы, глазные капли, твердые чаши весов, когда их держат высоко в воздухе и прикасаются незнакомые люди.

Малыши не любят акушерские щипцы, иногда боятся инкубаторов (кюве-зов) и думают, что маски, которые носят доктора и акушерки, делают их похожими на «инопланетян». Они энергично возражают против пересе­чения пуповины не потому, что это причиняет боль, а из-за тревоги по поводу того, как и когда разрывается эта жизненная связь.

Малыши выражают удовольствие и благодарность за хорошее и осторож­ное обращение, за добрые слова от акушерок и докторов. Кроме того, они благодарят за непосредственный контакт с их матерями после родов.

 

 

 

Мэри

Доктор держит меня, и я смотрю на мою маму. Я рада видеть ее, и она рада видеть меня… Она выглядит симпатичной. Она вся потная и измотанная, но выглядит молодой и хорошей. Она чувствует себя хорошо, улыбается. Это счастливый момент.

Я слышу, как кто-то говорит: «Это моя девочка». Я чувствую мою маму, она всегда говорит мне, что я хорошая девочка. Она счастлива со мной и до­вольна мной.

Доктор беседует, отдает приказы людям, велит им перерезать то, сделать это… У него хороший голос; он хороший доктор, пожилой мужчина. Он очень осторожен.

Скотт

Я немного испугался всех этих людей. Это ново; я не привык к этому… Я хотел бы уйти из родильной комнаты. Мне не нравится, потому что здесь много людей и яркий свет.

Все, что меня окружает, кажется мне опасным и ненадежным… Здесь так много открытого пространства! Я предпочел бы меньшую и более удобную комнату.

Марсия

Я чувствую, что меня вытаскивают (вначале голову), задыхаюсь от возду­ха. Кто-то обрывает пуповину. Затем странное и совершенно неожиданное ощущение от пребывания высоко в воздухе, где я болтаю и двигаю руками. Это подобно большому открытому пространству; это пугает. Мне не нра­вится вид людей с масками, закрывающими их лица. Я продолжаю смотреть на их маски. Моя мама — единственная, кто нормально выглядит в этой комнате!

Все мне чуждо. У меня ощущение, будто я не знаю, что делать. Простран­ство подавляет!

Я хочу назад, к маме.

Когда они вытянули меня наружу, я почувствовала себя перевернутой вверх ногами. Кто-то ударил меня по попе. Я начала кричать, и они пере вернули меня опять так, как надо. Мне совсем не понравилось находиться вверх ногами!

Они положили меня на стол — какой-то странный и очень чужой. Я почув­ствовала, что мне не следовало быть здесь. Кто-то вытирает меня. Все было новым и смешным. Они положили меня на стол на спину; я чувство­вала себя странно.

Борьба…

Наиболее распространенная жалоба новорожденных состояла в том, что их отделяют от матерей.

Анита

Свет, яркий свет. И человек в маске и смешной шляпе. На нем перчатки, на ощупь они смешные.

Свет слишком яркий для моих глаз. Я двигаю руками. А теперь мои ноги снаружи и я плачу.

Они протягивают меня какой-то женщине. Холодно.

Все окружающее такое новое и это пугает. Я не могу слышать мою маму. Я не могу чувствовать мою маму; это пугает.

Затем я почувствовала мою маму. Не так, как раньше, но это была она — только на секунду. И они унесли меня.

Меня принесли в комнату и положили. Свет был очень, очень яркий. Они почистили меня, вытерли.

…Затем они положили меня на что-то вроде кровати.

Перед тем, как они положили меня на весы, было действительно холодно. Я плакала, но они не обращали внимания. Они делали свою работу…

Я была в заблуждении насчет того, что происходит! Я думала, что они не­хорошие. Я хотела к моей маме. Я не могу видеть ее.

Они оставили меня одну…

Тереза

Кто-то увозит ее (маму). Я не понимаю, почему они это делают, я чув­ствую, что остаюсь совсем одна с ними в большой комнате.

Она ушла. Они забрали ее. Это безумие! Кажется, это так глупо. Я не пони­маю, почему она не могла остаться…

Следующие очевидцы, Линн и Эмилия, жалуются на уколы иглами и глаз­ные капли.

Линн

Акушерка в белой шляпе входит, поднимает меня и возвращает меня об­ратно. Она несет меня к столу и разворачивает одеяло. О, это приятно!

Затем она моет меня. Это немного холодно.

Иголка причиняет боль. Она протирает меня спиртом и вкалывает иголку мне в попу.

Она улыбается и беседует, очень быстро и умело. Она меняет подкладки и снова заворачивает меня в одеяло. Мне это не нравится. Это должно было произойти. Она поднимает меня и снова уносит.

Эмилия

По-моему, здесь так холодно, и моя голова все еще болит. Они смеются, по­тому что я плачу.

И голос моей мамы восклицает. Она говорит, что хотела девочку.

Она хочет увидеть меня… Она видит родимое пятно на моей ноге и гово­рит: «Все правильно, она моя; у нее на ноге моя отметина!»

СИЛЬНЫЕ ЧУВСТВА ИЗ ДЕТСКОЙ КОМНАТЫ

За редким исключением, малыши чувствовали себя несчастными и одино­кими, когда их помещали в детскую комнату. Один ребенок говорил: «Во­круг не было никого, кому бы я был нужен. Я чувствовал себя покину­тым». Другие сбиты с толку, поставлены в тупик, им скучно или они даже в ярости. Горе является преобладающей эмоцией. Она заразительна, и дру­гие малыши часто вопят в один голос, хором!

Малыши жалуются, что их туго заворачивают, хотя они хотят двигаться, насильно кладут на спину, хотя они хотят лежать на животе, их заставляют ждать кормления, тогда как они уже проголодались.

У них начинаются головные боли, боли в ушах, ножки становятся холодны­ми, появляются зависть, гнев или депрессия. Некоторые спасаются от жес­токой реальности грезами наяву. Сандра, уставшая от «штормового моря» в течение девяти месяцев, хочет дать понять акушеркам, через что она про­шла, но, к сожалению, не может привлечь их внимание.

Для Хелен маленький детский город был райским местом благодаря счаст­ливой медсестре — поющей, воркующей и любящей няньке. Зимний сне­гопад помешал ее матери уехать домой на отдаленную ферму, и поэтому Хелен имела удовольствие провести несколько недель в этом особом окружении.

У Хелен поющая няня

Вот комната, и в ней няня. На ней бело-голубое платье и большая шляпа с крылышками, выступающими по сторонам.

Это детская сестра. Она то напевает, то воркует про себя. Она любит детей. Здесь только два других малыша и много пустых люлек.

Здесь удобно. Я здесь недавно, но кажется, что я принадлежу этому месту. Она к нам очень добра.

Я ей нравлюсь. Я здоровая, сильная малышка. Я больше, чем другие, и за мной легче ухаживать.

Я все смотрю на няню. Она так счастлива все это время! Я могу сказать, что она действительно любит нас. Она делает все: содержит нас в чистоте, кор­мит нас.

Приятно, когда она тебя держит, мягко и тепло. Кормление для нее — не обычная работа, а удовольствие. Она разговаривает с нами и напевает. Ни­когда не торопится. Как будто мы принадлежим ей.

Это очень спокойное время.

Сандра

Я в детской. Медсестры рядом с другими малышами. Я чувствую себя ра­зочарованной, так они не знают, через что я прошла. Они просто игнори­руют меня.

Я прошла через что-то очень неприятное и длительное. Они не понимают этого. Я думаю, если бы они знали, это помогло бы.

Они были дружелюбны, но не стали проводить со мной много времени. Пять или шесть медсестер долго суетились около одного малыша. А на меня они просто не обращают внимания.

Мне холодно. Я размышляю, что во мне не так, что сделать, чтобы при­влечь их внимание. Но я думаю, что они не хотят обращать на меня внима­ние, они не считают меня важной.

Я продолжаю смотреть на медсестер, собравшихся вокруг одной кровати. Тот малыш, должно быть, действительно нечто! Они все стоят вокруг, на­клонив головы, и наблюдают за малышом.

Им так интересно смотреть на этого малыша!

Я постоянно чувствую себя покинутой. (Вздох)

Для Дии и Бренды время в детской означает одиночество, скуку и де­прессию.

Дия

Меня кладут в маленькую кроватку. У меня ощущение, будто меня остави­ли одну…

Мне плохо, потому что никто не держит меня, и я сама по себе. Все кажет­ся таким большим. Я чувствую себя такой маленькой. Я сама по себе…

Бренда

Я ничего не могу видеть. И никого не могу слышать. Я просто лежу здесь без сна. Я лежу здесь давно-давно и жду чего-то. Жду… и ничего не случа­ется. Это очень скучно… Все так спокойно и так одиноко. Неприятно чув­ствовать себя одинокой.

Для малышей, у которых было сложное рождение и о здоровье которых се­рьезно беспокоились, детская — даже более беспокойное место. Лишенные постоянной и индивидуальной заботы, которую они получили бы от своих матерей, они чувствуют себя тревожно. Коллективная забота означает, что их оставляют на руках у незнакомых людей, которые входят и выходят из комнаты. Они должны заботиться о многих малышах, уделяют каждому лишь обычное внимание и могут не ответить на настоятельные призывы о помощи. Им нужна уверенность, которую может обеспечить только мать.

Джеффри, у которого были проблемы с дыханием, описывает свое затруд­нительное положение в детской. Он с точностью объясняет, как его разум и эмоции повлияли на физическое состояние. Он говорит уверенно.

Джеффри

Когда меня держат на руках, я чувствую себя в безопасности, уверенно и удовлетворенно. Одному мне страшно, и я слишком раним.

У меня большие проблемы с дыханием, иногда боли; в основном родовое дыхание. Я должен работать с дыханием… Иногда становилось очень труд­но дышать.

Страх в это время был всеохватывающий.

Я знал: что-то было не так… Раза два дышать становилось очень трудно, и не было никого, кто бы поддержал меня.

Когда тяжело дышать, очень помогает, когда тебя держат. Это спасает от страха, а затем помогает дыханию… Когда никого рядом нет, дыхание ста­новится очень тяжелым. Мне кажется, это длилось долго, и чем дольше это продолжается, тем больше я боюсь.

Джеки и Сэнди переживают эмоционально, боятся, что о них не будут забо­титься. Уход, в котором они нуждались, совсем не такой, что обеспечивает медицинский персонал.

Джеки

Они принесли меня в большую комнату и положили в маленькую коробку, дали мне что-то коричневое — витамины или что-то в этом роде — и зака­пали это в мои глаза. Они посмотрели в мои уши и оставили меня там. Я была напугана. Я была сама по себе.

Сэнди

Я в маленькой кроватке. Мне холодно, и болит затылок. Я одинока, нервни­чаю, дрожу. У меня ощущение, что меня бросили. Они оставили меня в дет­ской одну.

 

Папам хорошо известно, что составной частью родильных домов является обычное стеклянное окно в детской, которое защищает новорожденных от окружающего мира (включая пап). У Аннетты и Мэри при виде их отцов через окно возникали противоположные чувства. У Мэри с ее папой был счастливый взаимообмен, в то время как у Аннетты создалось впечатление, что она оказалась «не того» пола.

Мэри

(Мой папа) действительно глупый. Он ухмыляется. Он и в самом деле глу­пый. Он в восторге и ухмыляется. Он снаружи, в другой комнате, смотрит через стекло.

Я вижу его впервые. Он выглядит, как обезьяна! Он — в восторге.

Затем он пытается поддержать меня. Он счастлив. (Хихикает). Я тоже сча­стлива.

Аннета

Я в больнице, в детской. Я на руках у няни. Она держит меня и показывает моему папе, что у него родилась маленькая девочка.

Гм, я должна была быть маленьким мальчиком! Мой папа был очень рас­строен. Я должна была быть Гордоном. Они перебрали все имена. А теперь они должны были быстро придумать имя для девочки.

Он знал, что у него будет мальчик. Он был в этом уверен.

ВОССОЕДИНЕНИЕ С МАТЕРЬЮ

После уединения в детской возвращение к матери для большинства малы­шей приносит облегчение. Они знают, что будут с ней, но чувствуют, что через короткое время их снова заберут, как было после рождения. Они со­бираются с силами для повторения ранее пережитого. Счастливый или не­счастливый характер воссоединения зависит от отношения обоих — мате­ри и ребенка.

Сьюзен негодует

Они принесли меня к моей маме. Она была действительно рада. Она подня­ла меня и взяла на руки. Мне было хорошо, но я злилась на нее. Она была действительно счастлива, но меня это больше не волновало. Она бросила меня. Я была сердита на нее.

Когда она держала меня на руках и мне становилось с ней тепло, я забыва­ла, какой сердитой я была.

Джеки

Мы вместе в ее комнате, она держит меня на руках и кормит. Мне это нра­вится. Я чувствую себя в безопасности. Она разговаривает со мной. Она произносит мое имя. Она говорит мне, что я ей нравлюсь и я симпатичная. Затем они снова меня уносят.

Маме Даны был 21 год. Она не была подготовлена к материнству и явно нервничала. Однако она старалась, как могла, и ее любовь проявилась.

Дана поняла свою маму

Она держит меня на руках, на мне белое одеяло. Она смотрит на меня, при­касается ко мне. Я чувствую себя в безопасности у нее на руках, мне теп­ло. Мне лучше… я не в закрытой коробке. Я становлюсь спокойнее.

Она нервничала из-за того, как держать меня. Она не знала, правильно ли держит меня. Она казалась напряженной, но радостной и счастливой. Она постоянно меняла стороны, когда держала меня…

Я вижу ее окруженную подушками в больничной кровати. Она сидит и кор­мит меня (из бутылочки). Это невкусно, но хорошо. По вкусу напоминает витамины…

Я сплю спокойно. Удобно.

Нэнси

Первое молоко было грудное. И оно было очень плохое! В нем был при­вкус гнева. У него был раздражающий, горький вкус… Это потому, что ни­кто не любил меня. Никто не хотел меня.

Воссоединение Эмилии с мамой после родов сопровождалось посещением папы. Пока малышка слушала разговор родителей, она ощущала себя больше объектом, чем человеком, и не была уверена, что она им очень нравится.

Эмилия

Вроде я в той же комнате (с ней). Я могу слышать ее голос, а потом голос моего папы. Они возбужденно беседуют о родах.

Затем он подходит и смотрит на меня. Но не берет меня. Он просто тыкает в меня пальцем. Он говорит что-то глупое, типа «У-тю-тю».

Он не знает, что я человек. Я вещь по имени малышка. Он говорит: «Таковы все малыши; эта была достаточно трудной». Я не думаю, что я была такой трудной.

Я не думаю, что мне очень нравятся эти люди. От них у меня болит голо­ва… Они не думают, что я человек. Я знаю, что я есть.

 

 

Глава 10

ЛОВУШКИ

Рождение ребенка и семейные отношения порой сопровождаются таким всплеском чувств, что люди произносят слова, которые позднее хотели бы взять обратно. Мужья обвиняют жен, жены винят мужей, оба могут обви­нять малыша, а чувствительные дети иногда могут винить самих себя. Эти обвинения иллюзорны и иррациональны, но тем не менее причиняют боль. Это лишь одна из эмоциональных «ловушек» рождения.

Подобно проблемам начала школьной жизни, ухода из дома в 18 лет или ухода на пенсию в 65 лет, рождение ребенка имеет свою долю риска. Мрачные переживания во время этого деликатного периода могут оставить пагубные отпечатки, «метки родов», которые носят скорее психологиче­ский, чем физический характер.

Пока существовало предположение, что у новорожденных детей нет эмо­ций, нет развитых чувств, нет мыслей, проблема родовой травмы казалась необоснованной и привлекала мало внимания. Теперь, когда стало извест­но, что малыши разумные, чувствительные существа, их умственную и эмоциональную уязвимость необходимо пересмотреть.

Не каждые роды являются счастливыми сами по себе. Из-за бесчувствен­ного отношения к новорожденному как к человеку доктора, акушерки и родители могут испортить это событие бездумной насмешкой, критикой или ужасными предсказаниями относительно внешности и будущего малы­ша. Психотерапевты могут рассказать вам, как часто такие необоснован­ные и глупые замечания оборачиваются патогенными факторами, букваль­но вызывающими болезнь. Подобно тому, как беременные женщины долж­ны избегать контакта с химическими тератогенами, которые являются при­чиной врожденных пороков тела ребенка, они должны избегать и психоло­гических тератогенов, засоряющих разум детей.

Родители могут оставить эмоциональные шрамы у своих отпрысков с помо­щью угроз, отвержения, грубых замечаний, которые сами по себе свиде­тельствуют о неразрешенных личных проблемах и разногласиях. Беремен­ность — это идеальное время для лечения своего тела, разума и духа, чтобы эти проблемы были полностью решены до родоразрешения. Проблемы, оставшиеся неразрешенными, могут сразу причинить страдания малышу и испортить семейные взаимоотношения на последующие годы.

Для некоторых новорожденных первая встреча с матерью, отцом, братьями и сестрами и другими родственниками опасна. Окружающая среда, в кото­рой они себя обнаруживают, порождает страх, гнев, депрессию или стыд. Даже внутри матки малыши могут слышать «грохот» семейных стычек. Вне матки они должны научиться мириться с несчастливыми родителями, с родственниками, настроенными агрессивно, ревнивыми братьями и сестра­ми и бездушным медицинским персоналом.

Для малышей очень важно, что чувствуют мамы в глубине души, что они говорят и делают. Если им не хватает эмоциональной поддержки, это озна­чает, что матери не могут дать своим малышам достаточно любви, как и молока, а это не способствует появлению у ребенка стремления быть с ма­терью. В какие-то несчастливые моменты родители могут неосторожно дать выход ужасным чувствам, которые не управляются ни разумом, ни са­мообладанием, а в это время малыши напряженно слушают.

УДАР ОТВЕРЖЕННОСТИ

Приведенные ниже рассказы должны предостеречь вас от вреда, который вы можете причинить своему ребенку различными формами его отверже­ния при рождении. Ширли отвергнута, так как она «не того» пола, — жало­ба, которую предъявляли мне некоторые родители. Отверженность, с кото­рой столкнулись Гленда и Дэвид, еще хуже — они оказались нежеланными детьми. В результате оба чувствуют себя разочарованными и грустными. Если бы их матери осознали, как проницательны новорожденные, возмож­но, они нашли бы способ дать своим малышам лучший старт в жизни.

Ширли

Она хотела мальчика. Это первое место, куда она посмотрела. Она хотела знать, мальчик я или девочка. Она хотела мальчика; она плачет.

Она даже не хотела брать меня на руки. Вошел мужчина, он взял меня на руки. Он улыбается, похоже, он счастлив. Она не хотела, чтобы я была ря­дом с ней в кровати. Он начинает укладывать меня. Она сказала «нет», и он положил меня в люльку. (Она сказала): «Нет… я не хочу, чтобы она была здесь». Я чувствую себя уязвленной. И я голодна.

Он рассердился на нее, ушел из комнаты и хлопнул дверью. Она плакала и плакала. Мне стало ее жалко. Я голодна. Я начинаю плакать. Мужчина вернулся с другой женщиной… У нее было молоко и еда для меня, и она по­кормила меня. Она нянчила меня. Мне было тепло и уютно. Она кормила меня много раз… Она положила меня обратно в колыбельку, и я уснула.

Гленда

Медсестра (держит меня). Теперь доктор. Я хорошая девочка, действитель­но хорошая девочка, говорит доктор. Я здесь! Хорошо быть здесь, хорошо быть снаружи. Доктор тоже счастлив; все кажутся счастливыми.

(Моя мама) говорит: «Я не могу держать это». Я не «это»! Я красивая девоч­ка! (Начинает всхлипывать.) Она все еще не хочет меня. Она не любит меня. Она ненавидит меня… Она говорила мне. И она не хотела держать меня. (Продолжает плакать.) А я была такой счастливой!

Мне грустно. Она не любит меня. Она не хочет держать меня. Мне холодно и одиноко… (Шепотом) Я буду лежать очень тихо, тогда они не узнают, что я здесь. Я бы хотела остаться одна, чтобы погрустить.

Во время рождения Дэвида атмосфера была натянутой и безмолвной — больше похоже было на похороны, как он сказал позднее. Все было очень по-деловому. При рождении его определили на усыновление. Никто не был счастлив его видеть.

Дэвид

Какой-то человек взял меня за ногу; он обхватил рукой мою голень.

Кто-то сказал: «Это мальчик»… За доктором стоит мужчина в деловом кос­тюме, поверх которого надет больничный халат и шапочка, на лице маска.

Очень тихо. В этой комнате нерадостно. Мне кажется, что никто не рад меня видеть.

Доктор держал меня одной рукой за ноги. Было хорошо, когда он поддел меня рукой, чтобы положить. Это было первым знаком того, что кто-то обо мне заботится.

Мое лицо вытирают. Теперь он осматривает меня всего, засунул палец мне в рот…

В комнате полное безмолвие, как будто здесь находится смерть. Родильная комната не похожа на то, что я ожидал. Я думал, что все будут очень до­вольными и счастливыми. Вместо этого все по-деловому. И в этой комнате совсем нет ощущения счастья.

«Короткая беседа» иногда может приобрести большое значение. В случае с Хелен и Брендой то, что казалось легкой беседой между доктором и мамой относительно «содержания» ребенка, тяжелым воспоминанием запало в мозг ребенка.

Хелен

Я в ее комнате в больнице. Здесь доктор. Высокий, худой мужчина; он раз­говаривает с ней. Она не хочет меня. Я не мальчик.

Он сказал, что взял бы меня (к себе) домой, если она не хочет меня. Я «кра­сивая, здоровая малышка». Если она не хочет меня, а он хочет, я бы лучше осталась с ним.

Она действительно разочарована. Я ничего не могла поделать! Мой папа будет разочарован, когда придет, так как он тоже хотел мальчика; он все­гда много об этом говорил. Ему нужна помощь на ранчо…

Мне не нравится быть здесь с моей мамой… Доктор стоит около кровати. Я хочу назад к няне. Мне это больше нравится. Няню не волнует, мальчик я или девочка. Она всех нас любит.

Бренда

Моя мама держит меня в своей кровати. Доктор входит навестить ее, весь занятой и суетливый. «Как вы решили, вы оставите ее?» — спрашивает он. «Я полагаю, что теперь мы должны это сделать, не правда ли?» — го­ворит она.

Все запутано. Вы считаете, они не хотели меня?

Доктор говорит: «Вы не можете отослать ее обратно».

Это толстый доктор. Он щиплет меня и обращается со мной грубо. Я плачу, а он не обращает внимания. Мне он не нравится, он противный!

Мама ему улыбается. Интересно, на чьей она стороне?

Доктор говорит: «Я всегда здесь» — и протягивает меня, всю взъерошен­ную, обратно.

ИСПЫТАВШИЕ ВРАЖДЕБНОСТЬ

Приходя в этот мир, некоторые малыши оказываются на поле семейных стычек, исход которых слишком неопределенный. У малышки Сандры мама — подросток, которая ведет безуспешную борьбу за то, чтобы оста­вить ребенка. Борьба иссушила запас молока. Мама Марии, тоже подросток, кричит, потому что ее ребенка забирают до того, как она оказалась к этому готова. Малышка хочет, чтобы все было спокойно. Встречи и расставанья перемешались. В семье Джеки враждебность исходит от отца, который кри­чит о затратах на роды. В семье Фзй опасность исходит от ее сестер.

Сандра

Время кормления, но никого нет. Нет молока. Я голодна… но нет молока. Я терплю и терплю, но ничего нет. Мне обидно. Мама не любит меня и не дает молока…

Все белое, кроме мамы, она хорошая и розовая. Она прижимает меня к себе, теплая и ласковая. Я слева от нее, близко прижата. Она говорит: «Ты симпатичная маленькая малышка!» Она говорит мне, что у меня сморщен­ный нос и лицо. Она думает, что это красиво. Она целует мои пальчики и смотрит на пуговку у меня на животе…

Тихо. Она плачет. Она хотела, чтобы папа тоже был с нами. Мама боится и плачет. «Я не знаю, как заботиться о ребенке. Бедный ребенок!»

Только слезы… «Я не знаю, как заботиться о ребенке! (Тетя) Маргарет хо­чет забрать ее. Я не хочу, чтобы Маргарет забирала моего ребенка. Я спря­чусь».

Мама боится Маргарет. Маргарет заберет меня, если сможет. «Мы не можем убежать. Некуда бежать, и некому помочь нам».

Не было больше тепла и уюта. Я боюсь, что она покинет меня. Я не хочу, чтобы она уходила. Я хочу, чтобы снова было уютно. Я хочу, чтобы меня снова взяли на руки.

Мама говорит: «Они не выиграют. Они не возьмут мою малышку, не могут забрать мою малышку. Черта с два они получат ее! Ее (будут) снова звать Сандра, а не Барбара. Я сделаю так, как я захочу!».

Я хочу маму. Я не хочу, чтобы мама плакала. Когда мама плачет, я не­счастна.

«Я хочу оставить ее…» Мама обнимает меня. «Мы справимся с этим. Будет трудно».

Затем вошла медсестра. Я очень хочу спать. Время кормления закончилось. Не было молока.

Мария

Я не помню никаких других малышей. Это была не больница, а дом для де­вушек, у которых не было мужа…

 

Моя мама кричала, потому что она не хотела, чтобы меня забрали. Я хотела что-то сказать, но не могла.

Я плакала, так как не понимала, что происходит. Я хотела, чтобы все оста­лось спокойно и тепло. Я хотела, чтобы они положили меня обратно, где взяли.

Я думаю, что я в родильной комнате. Я слышала, как моя мама сказала: «Я люблю тебя… Я хочу тебя». Я не могла ничего сказать. Я была расстроена, потому что хотела сказать: «Я понимаю» или «Я тоже тебя люблю.

Думаю, что она кричала и плакала: «Не забирайте ее пока». Но я не могла ничего сказать. Я не знала как. Я хотела сказать ей, что все в порядке, что я люблю ее, несмотря ни на что, и что я попытаюсь снова ее увидеть. Но я никогда ее не видела. Я жила с кем-то другим.

И я хотела знать о том, что с ней случилось, но никогда не узнала. (По­зднее) они рассказали мне немного о ней, но в основном то, что она была просто красивая, любила музыку и была слишком свободна с мужчинами. Они сказали, что она была проститутка, и еще много плохого. Но это была неправда; они просто так думали.

Джеки

Они внесли меня к моей маме, и она надела на меня мою одежду. Она взяла меня на руки. Вошла моя бабушка, а потом мы вышли наружу.

Было холодно. Я была завернута в одеяла.

Потом там был мой папа. Я не знала, что происходит. Мой папа был вне себя из-за денег и стерео. Он сказал, что на стольких детей у него не хва­тит денег. Почему она родила еще одного ребенка! Они не могли себе это­го позволить. Он не хотел меня.

Я была сконфужена. Он кричал. Это напугало меня. Моя мама держала меня очень крепко.

Он сказал, что у него нет денег. Он должен был заложить стерео, чтобы мама вышла из больницы.

Фэй

Я с трудом могу в это поверить! Похоже, я еду домой из больницы на руках у моей мамы.

Я внизу в нашей квартире, в доме моих дедушки и бабушки. Я приехала домой из больницы в машине. Я только что вошла в дверь, и мои сестры подошли посмотреть на меня. Они сказали: «Ой, фу! Вся красная и смор­щенная. Мы не хотим это».

С самого начала я почувствовала, что мне не рады. Я чувствовала, будто я вторглась без спроса. (Я не помню, чтобы чувствовала себя когда-нибудь иначе.)

Сейчас я лежу в колыбельке, и мои сестры, облокотившись на нее, говорят мне, что они не хотят меня, что у меня нет права здесь находиться и что я испортила им всю жизнь!

ЧУМА ПО ИМЕНИ СТРАХ

Рождение — переходное время удивительной сложности, когда у всех его участников может появиться страх. Страх родителей или медиков-профес­сионалов может легко распространиться на ребенка. Родовые воспомина­ния, выявленные под гипнозом, указывают, что дети пугаются, когда появ­ляются проблемы со снабжением кровью и кислородом. Малыши паникуют, когда пуповина прижата или обвивается вокруг шеи. Они знают, когда они теряют сознание, и боятся того, что может произойти.

Некоторые малыши выражают страх, что они будут раздавлены намертво, их голову раздавит или «оторвет» доктор. Другие боятся родильных ком­нат в больнице, шприцов или инкубаторов. Они боятся, когда их оставляют с незнакомыми людьми, разлучают с мамой и отправляют некормленными и без присмотра в детскую.

Малышка Тельма была взволнована беседой между докторами и медсестра­ми. У нее были проблемы с дыханием, и она случайно услышала, как меди­ки говорили, что они боятся ее «потерять». Из этого она решила, что быть одной опасно. Через 30 лет, когда она пришла ко мне на психотерапию, этот страх все еще не отпускал ее. Во время гипноза Тельма медленно осознала пугающие слова о своем состоянии, которые она нечаянно услы­шала, но не хотела их вспоминать. Когда она, наконец, была готова к это­му, вот что она воспроизвела.

Телма

Я больна. Мне больно… (в) груди. Я не могу как следует дышать. Просто там лежу (одна). Я напугана. У меня пневмония.

Медсестра говорит: «Все в порядке». Она смотрит вниз, на меня, прикасает­ся к моей голове. Мне лучше. Я расслабляюсь…

Они обеспокоены, (говорят), что я больна. Должны наблюдать, чтобы убе­диться, что не станет хуже. Они собираются кого-то здесь оставить. Они могли потерять меня. Это то, что они сказали.

Я напугана. Я не хочу уходить. Я не очень долго здесь побыла. Я не­много…

У Мэксайн, так же, как и у Тельмы, появляется страх, после того как она слышала разговор взрослых, в данном случае ее мамы. Каким-то образом уловив опасность в странных материнских словах, она очень ее не­взлюбила.

Мэксайн

Теперь я родилась. Мне это совсем не понравилось. Было столько суматохи вокруг, со всех сторон. Просто больше не было покоя. Я думаю, с тех пор мне больше не было так спокойно! Все перевернулось.

Мне кажется, я не должна этого говорить, но, пожалуй, я ненавидела мою мать. Я возненавидела ее с того самого момента, как родилась. Постоянная болтовня и суматоха. Я не могла угодить ей.

Она сказала мне: «Почему ты здесь? Я не знаю, как заботиться о тебе». Я все еще слышу, как она говорит: «Ты нехорошая», — а я просто не пони­маю. Я ничего плохого не сделала.

Правда, потом она сказала, что любит меня, но ведь говорила и такое. Одну минуту она была добрая, а другую — нет. Она была очень эмоциональной.

Там была медсестра, и я ей нравилась. И могу сказать, что моему папе я нравилась. Моему брату даже нравилось, что я появилась. Он пришел взглянуть на меня и привел других детей посмотреть на меня. Доктор Т. был добрый… Мне он тоже нравился.

Но меня не принимала моя мать. Когда я родилась, моя мама сказала, что я мальчик! Все сказали, что я девочка… Затем вошел мой папа, и моя мама сказала ему, что я мальчик. Я не знала, что и думать. Для меня все это было слишком запутанно. Мне было тяжело приспособиться к этому миру…

Джек ужасно напуган и громко протестует из-за того, как с ним обращают­ся в родильной комнате, но еще более сильный страх появляется тогда, когда к нему впервые прикасается его мать. Что-то не так. Он чувствует, что его любят не за то, что он есть, а как средство сохранить брак. Он стра­шится будущего.

 

Джек

В родильной комнате слишком яркий свет. Я кричу. Я напуган. Холодно, и я четко осознаю, что меня держат вверх ногами. Я пытаюсь выправиться. Тупой, проклятый доктор! Хлопает меня и держит меня в таком поло­жении!

Когда я родился, я был самонадеян. Я ощутил удивительную мудрость, когда меня держали за ноги, но и замешательство оттого, что единствен­ное, что я могу сделать, это кричать. Доктор обрабатывает меня, пуповину и т.п.

Мама тянется ко мне и берет меня на руки. Но это прикосновение без при­косновения. Ко мне прикасаются, но и не прикасаются. Держат, но не лас­кают. Я осознал это, когда впервые приблизился к маминой груди. Это было похоже на «Вот и мы; это будет долгая волокита».

Предполагалось, что я решу их (родителей) проблемы, сведу их вместе. Предполагалось, что я сделаю их жизнь красивой, но все, что я сделал, лишь осложнило ее.

Я был у них темой для обсуждения.

Это случилось по дороге домой из больницы, когда Джуди почувствовала, что дела дома не совсем в порядке. Там ждали неприятностей и проблем. Она знала, что ее мама волновалась за других детей в семье.

Джуди

Похоже, очень ярко и солнечно. Мы долго едем в машине. Я сижу на пере­днем сиденье на руках у мамы.

Я думаю, что она не хочет ехать домой. Кто-то там будет; мне кажется, род­ственники… Там не будет мира и спокойствия, когда мы туда приедем. Я просто это чувствую.

Мама держит руку над лицом и выглядывает из окна. (Обеспокоенно). Я просто не знаю, что произойдет.

Думаю, что мне лучше уснуть. Я лучше не буду никого беспокоить; я луч­ше буду хорошей малышкой.

Мои брат и сестра немного рассержены, и это будет ужасно. Они нехоро­шие. Я знаю, они нехорошие. Я чувствую, что они что-то сделают при пер­вом удобном случае. (Тяжело вздыхает.)

Я тоже не хочу ехать домой. Там будут неприятности, а я слишком мала (чтобы держать семью в мире).

 

 

 

ШРАМЫ ОТ КРИТИЧЕСКИХ ЗАМЕЧАНИЙ

Как психолог, помогающий людям найти источник их беспокойства, я часто бывал свидетелем того, какое длительное действие оказывал ущерб, при­чиненный недальновидными замечаниями, сделанными во время родов. В то время как замечания, сделанные в любое другое время, нужно рассмат­ривать в широком контексте, слова, сказанные во время чьего-то рождения, оказывают необычайно сильное действие. Критические реплики, которые можно легко выкинуть из головы в любое другое время жизни, поражают, как удары молнии, и отпечатываются в разуме малыша. Результат — бо­лезнь и страдания, которые позднее потребуют многих лет лечения.

Ниже приводятся примеры замечаний, сделанных моим клиентам во время рождения. Все они оказались опасными для умственного и физического здоровья и потребовали впоследствии нескольких этапов лечения.

Доктор медсестрам: «Уф, этот, похоже, болезненный».

Медсестра одному из родителей: «Мы сделаем все, что в наших силах, но ничего не можем гарантировать».

Доктор медсестрам: «Посмотрите на нее! Нам повезло, что она вообще родилась, учитывая, что все так плохо».

Медсестра медсестре: «Другая девочка. Она доходяга».

Отец медсестре: «С ней уж ладно. Позаботьтесь о матери».

Мать соседке по больничной палате: «Посмотри на ее волосатые уши».

Мать доктору, взволнованно: «Что у нее с головой?»

Мать доктору: «Почему вы просто не обмотали пуповину вокруг ее шеи и не задушили ее?» (Не удивительно, что ее дочь сказала, как ненавидела свою мать с самого первого дня рождения).

Ида

Они думали, что я безобразный ребенок. Все родственники высказали мне­ние по этому поводу. Все согласились. Они привыкли посмеиваться над мо­ими глазами, потому что они смотрели пристально. Они говорили, что я постоянно смотрю, как лягушка, поскольку я открывала их широко, как будто чего-то боялась.

Опыт, приобретенный маленьким Стюартом, дает нам возможность изнутри взглянуть на то, как во время схваток и родов возникают негативные пред­положения. По мере того, как роды принимали все более сложный оборот, доктор позволял себе ругательства, обвинения, сарказм и насмешки. Про­изнесенные во время смертельной опасности и дистресса, его слова имели огромное влияние на Стюарта.

Стюарт

Я застрял! Я не могу двигать плечами. Доктор тянет меня за голову.

Болит челюсть; он давит на нее и тянет. О, мой рот! Он тянет все сильнее и сильнее. Эта тяга становится все больнее и больнее…

Больно, больно… Я чувствую, что мои плечи так сжаты, а доктор тащит, и я не могу выйти!

Он кричит на меня и тянет… «Тужься! — кричит он. — Тужься! Тужься!»

Все постепенно немеет.

Он тянет за мое правое плечо, пытаясь освободить руку. Он использует свои руки, как тиски, чтобы вытащить меня.

Я чувствую полное онемение. Мне кажется, что все мои кости сломаются, так я стиснут!

Выход настолько велик, насколько возможно, и моя мама кричит и тужится. Она совсем не расслаблена. Она зажата, и я зажат. И доктор действительно злится, потому что я не выхожу, как предполагалось.

А он все сильнее тянет за мое правое плечо. Меня схватили! Затем он тя­нет меня за голову. Он обхватывает меня за челюсть и сзади за шею и тя­нет то вперед, то назад, как бы раскачивая, тянет меня в одну сторону и за­тем в другую, пытаясь сначала освободить одно плечо.

Он торопится. Он говорит, что скоро мне нужно будет дышать. Полагаю, поэтому он так сильно тащит меня за голову и правую руку. Он грубый.

Его слова грубые, совсем не вежливые. Он в замешательстве, так как я не выхожу и не реагирую. Я ненормальный ребенок и не делаю то, что надо. Я не уверен в том, что мне надо делать!

Он говорит: «Миссис Е., у вас упрямый ребенок. Он не совсем нормальный, как другие (обычные) дети. Они выбрасывают свои руки, а он нет. Он упорствует. Я пытаюсь его вытащить, а он упирается. Я не знаю почему…»

Он говорит не очень приятные вещи обо мне. Он говорит, что я причи­нил ему много неприятностей, что я сложный. Он говорил маме, что я буду сложным ребенком. Неправда. Я не буду сложным, но он говорит, что это так.

Да, глупо то, что он обо мне сказал, но все согласны; никто не принял мою сторону. Я хотел сказать: «Нет, неправда», — но они не послушали бы.

Он назвал меня маленьким пердуном! Он сказал: «Наверное, этот малень­кий пердун везде будет опаздывать!». И рассмеялся, как будто это была шутка. Все засмеялись…

Я не знал, что происходит, но он сказал, что это все моя вина — эти слова такие четкие!

Мне очень хотелось что-то сказать, но я не мог. Я не мог ничего сказать; я не знал как. Но я хотел. Все смеялись, а я чувствовал себя плохо.

 

 

 

 

 

Часть третья

РОЖДЕНИЕ: ИСТОРИИ ИЗНУТРИ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 11

ДЕБОРА ЗНАЛА, ЧТО У НЕЕ ЕСТЬ РАЗУМ

Все сообщения о рождении обнаруживают активную работу мысли, но лишь немногие содержат такие определенные утверждения и проявления разума, как рассказ Деборы.

Дебора начинает серию отчетливых наблюдений, находясь еще на полпути из чрева матери. Пока внимание доктора было чем-то отвлечено, акушер­ка, наблюдающая за ее матерью, первой замечает появление ребенка. По­скольку у ребенка синие пальчики, персонал слегка заволновался, и Дебо­ру выталкивают, тащат и потирают столь энергично, что ей это кажется из­лишним. Она глубоко убеждена, что с ней все в порядке, и пытается об этом сообщить, но никто ее не слушает. После того, как самые энергичные ее попытки общения были проигнорированы, у нее появляется озлобление и желание «кого-нибудь ударить кулачком».

Чувствительная к состоянию сознания своей матери, Дебора замечает, что мама пытается разглядеть, что происходит, но ее вновь кладут на стол. Де­бора хочет, чтобы мама узнала, что с ней все в порядке, просто ей холодно. Позднее она замечает, что ее мама все еще взволнована и не уверена в том, что все в порядке, и тихонько плачет, но «не так, как раньше».

Когда Дебора сравнивает свои знания со знаниями больничного персонала, сообщение завершается уверенным заявлением детского разума. Сообщая, что она скорее осознавала себя разумом, чем человеком, Дебора говорит, что ощущала себя умным существом, и объясняет почему. Она решила, что разумнее тех, кто о ней заботится, потому что знает реальную ситуацию изнутри, в то время как они, похоже, знают ее только снаружи. Кроме того, Дебора оказалась способной принимать их сообщения, тогда как они не были способны принимать ее (сообщения).

Внимание, а вот и я!

Врач оглядывается в поисках чего-то. Я выхожу, но мне кажется, что это только мои глаза. Моему телу тепло, оно укрыто, но голова начинает чув­ствовать холод, и я вижу всех этих людей и яркую желтую комнату.

У доктора черные волосы и белая одежда, он смотрит на лоток с инстру­ментами. Он отвернулся от меня. Сомневаюсь, что он знает, что я выхожу.

Может быть, кто-нибудь скажет ему, что я выхожу! Думаю, что мне придет­ся это сделать самой. Он обернется, а я уже буду здесь. Не знаю, что он ищет, но это наверняка что-то очень важное.

Одна из акушерок наблюдает за моей мамой и замечает, что я уже здесь. У нее желтые волосы, белая одежда и белая шляпа.

Я вся замерзла и мне не по себе. Я ощущаю дискомфорт. Группа людей хва­тает меня, как будто они не могут решить, кому меня принимать. А я не хочу, чтоб меня кто-то принимал.

Не думаю, что мне это нравится. Полагаю, что я хочу назад. Мне не нра­вятся все эти люди, эти руки. Они меня сжимают. Думаю, что извлечение остальной части меня составляет для них проблему.

Я уже вышла, но часть меня все еще там — оставшаяся часть пуповины и все такое. Они продолжают передавать меня из рук в руки: от акушерки к доктору и обратно. Мне хотелось бы, чтобы они все же определились с тем, кто же меня возьмет. Они вроде бы толкают меня и тащат. Они разминают меня вокруг.

Не тот цвет

Я вся ужасно промерзла, особенно руки и ноги. Не думаю, что я должна была так замерзнуть. Мама пытается осмотреться вокруг и увидеть, что про­исходит, но они вновь укладывают ее на стол. Она начинает плакать, потому что не знает, что происходит, и думает, что со мной что-то случилось.

Со мной все в порядке. Просто я замерзла. Просто я хочу, чтобы все эти люди оставили меня в покое, а они все равно продолжают меня мять. Они извлекают меня за руки и за ноги и сильно мнут их. Почему бы им всем не оставить меня в покое? Со мной все в порядке, честное слово. Только ос­тавьте меня в покое.

Все толпятся вокруг, тянут меня за пальцы и мнут их. Наверное, они дума­ют, что я какого-то не такого цвета… Вот оно что — у меня синие пальцы. Вот почему они такие холодные. Они меня кладут рядом с кем-то на одея­ло, много одеял. Кто-то держит меня. Это акушерка с желтыми волосами, и я теперь так сильно завернута, что больше не могу двигаться, но, по край­ней мере, они перестали меня трогать.

Теперь она мне улыбается и показывает маме, что со мной все в порядке. Но я вся завернута, и моя мама ничего не видит, кроме моего лица. Она все еще беспокоится. Она все еще не верит.

 

Они дают ей немножко подержать меня. Моим рукам все еще холодно, они завернуты. Мама все еще немножко плачет, но не так, как раньше. Теперь все хорошо, и я могу поспать.

Никто не слушал

Я знала, что со мной все в порядке. Я пыталась всем сказать об этом, но они не слушали. Я пыталась говорить, но они не поняли меня. Я пыталась оттолкнуть их руками, но их было слишком много. Я плакала, пыталась го­ворить, но для них, наверное, это был просто плач.

Как было внутри

Внутри (в утробе) было спокойно, тепло и уютно. Темно. Никто меня не беспокоил. Я была счастлива тем, что имела. А потом все произошло очень быстро. Все было спокойно и прекрасно, когда внезапно я поняла, что что-то происходит.

Было много урчаний и движений вверх и вниз. Я не то чтобы испугалась, но была очень удивлена. Я ничего не сделала; я просто там лежала. Но что-то происходило, и я знала, что ничего не могу с этим поделать. Внача­ле я не думала, что это связано со мной. Я думала, что я только подожду, и очень скоро это все пройдет.

Как-то раз такое уже происходило, но оно длилось не очень долго, совсем недолго. Вот почему я подумала, что если я тихонечко посижу, это снова прекратится, как раньше, что со мной это никак не связано — это было что-то извне. Но потом я поняла, что на этот раз все было по-другому, по­тому что все это продолжалось и становилось сильнее.

Роды начались всерьез

Меня всю сдавливало и трясло. У меня было предчувствие, что должно произойти что-то, что мне не понравится. Я поняла: что бы ни произошло, лучше не будет. Меня все устраивало, и я не хотела ничего менять. Все ме­нялось независимо от меня.

Я не хотела этому содействовать, но было ощущение, что мне все равно придется это сделать. Я все еще надеялась, что это прекратится, но в глубине души уже знала, что этого не будет. Я все еще не представля­ла себе, чем это все кончится и к чему приведет вся эта тряска и все остальное.

 

Жизнь вне чрева

И вдруг появилась эта желтая комната и эти люди. Это был момент, когда я начала осознавать, что происходит. Я бы не сказала, что была в восторге. По-моему, я сразу же заявила им все, что я об этом думаю!

Вначале я «корчила много рож». Вела себя лицемерно, потому что не могла сразу освободить руки. Но что я действительно хотела сделать, так это сжать кулаки, но мои руки были прижаты. Поэтому все, что я могла сде­лать, так это «корчить рожи». И я также поняла, что могу издавать зву­ки, — что, кажется, и случилось.

Когда я была предоставлена самой себе (внутри), шуметь не было необхо­димости. И мне все это нравилось. Когда меня побеспокоили, я страшно разозлилась, хотя не совсем понимала, на кого надо злиться. Просто я разо­злилась. Наверное, из-за того, что меня побеспокоили.

Как только мои руки освободились, я сама стала трясти ими. Мне хотелось ударить кого-то кулаком! Думаю, что я прилично размахивала руками. В тот момент они заметили, что у меня синие руки. Но я была слишком заня­та, чтобы это заметить. Кроме того, я не знала, что такое синие руки. Про­сто я знала, что очень разозлилась, и примерно в это время поняла, что могу издавать звуки. Я так разозлилась из-за того, что что-то должно было произойти!

Это немного удивило меня, но, казалось, совсем не удивило их. Они даже совсем не обратили на это внимание. Я не только разозлилась, но еще и начала расстраиваться, так как ничего не могла поделать. Я хотела вы­рваться и ударить кулачком кого-то, но все этому препятствовало — все эти руки, сдерживающие меня, мнущие и хватающие. Поэтому я просто начала громко кричать, так как это, похоже, было единственное, что я могла сделать.

Дыхание и крик

Начало дыхания было для меня тоже необычным. Я никогда раньше ничего подобного не делала. Я всегда просто лежала и слушала тишину, ощущая теплоту. Дыхание было еще одним сюрпризом, как и крик. Оно было похо­же на маленький взрыв. Когда я первый раз вдохнула воздух, я закричала. Но это ощущение не было неприятным, потому что благодаря воздуху крик становился громче. Чем больше я набирала воздуха, тем громче становил­ся крик. И это была хорошая идея, потому что я старалась привлечь к себе их внимание.

Всякий раз, прежде чем я издавала крик, воздух врывался в мою грудь. За­тем я заметила, что это происходит между криками, я об этом тоже подумала. Это немного отвлекло меня от моего раздражения, потому что я кон­центрировалась на том, что происходило внутри меня. Я прислушивалась, как это звучит. Ощущала, как входит и выходит воздух. То, что воздух мож­но было вдыхать и выдыхать быстрей и медленней, была замечательная идея. Я думала, что как бы долго мне ни пришлось быть здесь, у меня, ве­роятно, будет нечто похожее на крик и воздух. Это было хотя бы каким-то занятием для меня.

Большие перемены

Пожалуй, больше всего меня разозлило следующее: все время, пока я там была, я была предоставлена самой себе. Все происходило так, как я этого хотела. И я представила себе, что произошло. У меня было такое ощуще­ние, что вокруг были другие существа, а не люди. Не такие люди, как я. Но они не были так уж важны, потому что находились снаружи.

Затем, когда я вышла, это меня разозлило, так как мне нечего было сказать по этому поводу. Когда я пыталась это сделать, никто не обращал на меня внимания. Это тоже меня разозлило, потому что я всегда думала, что знаю о том, что происходит.

Разумная мысль

Я чувствовала, что много знаю, и это на самом деле было так. Я думала, что я весьма умна. Я никогда не представляла себя человеком, но только разу­мом. Я полагала, что мои мысли разумны, и поэтому, когда ситуация стала мной управлять, мне это не очень понравилось.

Я видела, что все эти люди ведут себя словно сумасшедшие. Вот тогда я и подумала, что я болев разумное сознание, потому что я знала, что со мной происходит, а они, похоже, нет.

Казалось, что они меня игнорируют. Они как бы делали это не со мной, а с моей наружной оболочкой. Они вели себя так, как будто только она и суще­ствовала. Когда я пыталась им что-либо сообщить, они просто не слушали меня, как будто этот крик ничем особенным не был. Он звучал не слишком впечатляюще, но это было единственное, что я могла.

Я на самом деле чувствовала, что была разумнее их.

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 12

 

КИТ ПРИ РОЖДЕНИИ СТАЛКИВАЕТСЯ СО СМЕРТЬЮ

Кит открывает магическое окно, через которое мы видим не только драма­тичные детали ее необычного рождения, но и загадочную смесь ощущений и мыслей, которая проходила сквозь нее в это время. Подобно многим дру­гим людям, помнящим свое рождение, у нее обнаруживается двойное со­стояние: она участник-наблюдатель. Она глубоко и болезненно осознает свое физическое тело, но это не ослабляет работу ее мысли. Демонстрируя мудрость, к которой мы совершенно не готовы, Кит приводит факты, ана­лизирует возможности, точно характеризует акушерку и врача и в одиноч­ку бесстрашно встречает нравственные дилеммы. В своем рассказе о родах она показывает нам тесную связь и нежную заботу, которые обычно появ­ляются между ребенком и матерью.

За свои 37 лет Кит в разное время страдала загадочными дыхательными проблемами, включавшими ощущение тяжести в груди и неспособность втянуть в себя достаточно кислорода. По мере того, как мы с помощью гип­ноза начали исследовать эту цепь ощущений, Кит внезапно пережила силь­ное эмоциональное потрясение, начала задыхаться и плакать, а затем вспомнила, что почти задохнулась при родах. Ниже приводятся выдержки из рассказа Кит.

В наше время жизнь матери и ребенка редко подвергается риску во время родов, но в описываемом случае от медицинского персонала потребовались героические усилия. Кит в деталях описывает процесс своего спасения, оценивает диалог между акушеркой и доктором и даже приводит их мне­ния по широкому спектру знаний, включая ее собственную сферу внутрен­них знаний.

Акушерка хочет все бросить и уйти, так как они слишком долго оживляли ребенка, и она боится, что его мозг безнадежно поврежден. Доктор, прояв­ляя необыкновенную настойчивость, пробует различные трубки и исполь­зует приемы, которые никогда до этого не использовал. Пока все это происходит, Кит передает информацию о происходящем: «Я застываю… не­мею… ничего не помогает».

Это предполагает возможности духовного акушерства, когда доктора, по сути, поддерживают двустороннюю связь с ребенком и взаимодействуют при чрезвычайных ситуациях в родах. В то время как врач пытался ввести трубку в ее легкие, Кит рассказывает нам: «Она слишком глубоко… она по­чти доходит до моего желудка!» Позднее, когда трубка большего размера установлена правильно, она говорит: «Я уже получаю немного кислорода, но его все еще недостаточно. Если бы он только мог продвинуть ее немно­го глубже». При этом она комментирует, что люди не понимают того, что дети могут вступать в общение и для этого им не нужны слова.

В течение всех родов мысли и заботы Кит постоянно обращаются к матери. Будучи еще в утробе, Кит осознает, что возникла серьезная ситуация и она оказалась перед проблемой жизни и смерти, решение которой зависит от нее самой. Похоже, она первая узнает о внутреннем кровотечении и пыта­ется прикрыть поток крови собственным телом. Если она повернется так, как положено при родах, ситуация станет критической. Она не хочет уми­рать и не хочет, чтобы умерла ее мама. Если ее мама все-таки умрет. Кит хочет «тоже умереть и остаться там, где она была».

 

Чрезвычайная ситуация в матке

 

(Со стоном.) Вокруг слишком много крови. Никто еще об этом не знает. Она (мама) вся заполнена ею, и только я одна удерживаю кровь, чтобы она не вышла наружу! (Всхлипывает.)

Ооо… Если я выйду, а она умрет, она никогда не узнает, как сильно я люб­лю ее! Я хочу узнать ее. Она много разговаривала со мной до моего рожде­ния, но никто этого не знал, потому что они сочли бы ее сумасшедшей.

Я думаю, что они просто должны продолжать в том же духе и дать мне уме­реть. Я чувствую, что она достаточно настрадалась. (Затрудненно дышит и всхлипывает.) Я не чувствовала этого (ее страданий) до тех пор, пока она не начала наполняться кровью (сильно всхлипывает).

Я чувствовала, будто вот-вот утону, но знала, что так быть не должно (всхлипывает). Я не знаю, что мне делать.

О, Боже, я не хочу тонуть в крови! Боюсь, что так оно и будет (всхлипыва­ет). Я также не хочу, чтобы она умирала. Если я не выйду, они меня отту­да вытащат. Ооох, они просто не понимают, что происходит!

Ооох, вот я и вышла и вижу ее (кровь), она повсюду! И она (мама) кажется такой беспомощной. Как бы я хотела чем-нибудь помочь ей!

 

Если бы у меня был шанс, я бы поговорила с ней. Я бы сказала ей, что все будет хорошо. Они не понимают, что дети могут это делать. Нам не нужно все время говорить словами.

Они держали меня вверх ногами и постоянно шлепали. Я не люблю, когда меня шлепают. Я даже толком этого не чувствую, но все равно это мне не нравится. Если бы они только позволили моей маме родить меня, у нас все было бы хорошо. Они сейчас обмывают ее, а потом переливают ей кровь. Она пытается поговорить с моим отцом, успокоить его. Ооох, ооох, как бы я хотела, чтобы они что-нибудь придумали для меня! Я сейчас совершенно окоченевшая. Я застываю. Акушерка хочет, чтобы доктор остановился, так как она считает, что я умерла. Доктор же приказал ей заткнуться… они не предполагают останавливаться.

Доктор не сдается

Если бы они только поторопились! Я окоченела (со вздохом). Он хочет просунуть трубку в мое горло, но я не хочу, чтобы он это делал. Ооо, меня сейчас стошнит от нее! (Вздыхая.) Она не помогает! Он ее втискивает, ка­жется, сквозь всю меня. Это ужасно! Ооох, ощущение такое, как будто они слишком далеко ее просунули. Она уже у меня в желудке. (Тяжело взды­хая.) Доктор берет меня на руки и качает. Он просунул трубку так далеко только потому, что делал это в первый раз. Это новая процедура. Я ничего не могу сделать.

Теперь трубка у него во рту. Он приказывает всем отойти и оставить его одного. Они думают, что он свихнулся. А он знает, что это последний шанс, потому что я слишком долго была без кислорода! Он держит меня, потому что чувствует, как я застыла. Ооох, как болят мои руки, они так онемели! Трубка у него во рту, но она недостаточно большая. Он ее только что с отчаянием вынул и кому-то кричит.

Ему нужна большая трубка. Ему нужна самая большая трубка, которую можно безопасно вставить в мое горло. Только что принесли еще одну, и он злится на акушерку, потому что она слишком долго за ней ходила. Вон там он видит большую трубку и кричит медсестре, чтобы она побыстрее ее принесла. К трубке прикреплено еще что-то, но он хватает ее, пропихива­ет в меня как можно глубже и кричит, чтобы ему быстрее принесли нож­ницы. 0-ох! Он очень быстро ее отрезает, но очень коротко, так что она высовывается из моего рта. Он запрокидывает мою голову и захватывает своим ртом почти все мое лицо. (Со вздохом.) Я получаю немного воздуха, но этого недостаточно. (Серия вздохов.) Если бы он мог просунуть ее не­много глубже!

Ох, как долго это длится! Я ничего не чувствую, кроме верхней части моей груди. Все остальное как будто онемело и отмерло. И такое ощущение, как будто мое тело съежилось. Вот почему медсестра постоянно повторяет: «Она умерла». Она хочет уйти домой. Они пробыли здесь всю ночь. Доктор нажимает на мой живот. Если бы я могла вытянуть руку; так больно. Если они не поторопятся, у меня будут большие неприятности. Акушерка сказа­ла, что если даже они сейчас заставят меня дышать, все равно я не буду в порядке; она говорит, что прошло слишком много времени.

Я знаю, что если они помогут мне начать дышать, то у меня все будет хоро­шо. Но (акушерка) знает, что я так долго не дышала, что мой мозг ум­рет, — вот что она думает. Но я знаю, что она не права. Она до этого ни­когда не видела, как это делается.

(Вздыхая.) Я могу сказать, что он (доктор) очень хочет помочь мне. Он вы­нимает из меня трубку, и мне не нравится это ощущение; меня от этого тошнит. И теперь он растирает мою грудь пальцами. (Тяжело дыша, взды­хая.) Теперь я дышу сама, но это тяжело. Нам всем теперь становится луч­ше. Я хочу плакать и непонятно почему…

Увидит ли она свою маму?

Ооох! Они только что сказали, что я тоже умру. Для моей мамы не хватает крови. Они продолжают нажимать на меня. (Со вздохом.)

С ней теперь все в порядке, но я не могу дышать. Как бы я хотела знать, где она.

Теперь я ее вижу. Она пытается до меня дотянуться. Она слишком слаба, а я все еще не могу дышать. Я хочу, но не могу. (Вздыхает.) Я стараюсь, но у меня не получается. Кажется, воздух проходит недостаточно глубоко. Я чувствую, как воздух входит в меня, но это что-то не то. Я действительно сильно окоченела.

Кто-то шлепнул меня по попке. Шлепок был достаточно сильным…

Мне нужно, чтобы меня положили рядом с моей мамой. А они положили меня в отдельной комнате одну. Я была в замешательстве. Я не была уве­рена, что когда-нибудь снова увижу мою маму. Я думала, что она после всего этого, должно быть, умерла, и поэтому они меня положили в этой комнате до тех пор, пока выяснится, что со мной делать.

Все ли хорошо у мамы?

Я не знаю, почему плачу. (Всхлипывая и трясясь.) Просто мне страшно и грустно, и я не знаю отчего. Я думаю о своей маме. Я не хочу, чтобы она умирала! (Рыдая.) Я не вижу ее! Я не знаю, где она. (Всхлипывая.) Ооох… По-моему, моя мама умирает! Я не хочу жить, если она умирает! Мне страшно.

Они режут ее. Очень много крови (Стуча зубами, со стоном.) Она истека­ет кровью и умирает. Я просто знаю это.

(Всхлипывая.) Я не могу дышать. Мне безразлично. Я все равно не желаю дышать. Мне здесь совсем не нравится. Все это меня пугает. Такое ощуще­ние, что я окоченела. (Тяжелый вздох.)

Они пытаются заставить меня дышать. Если бы они перестали это делать! Они пошлепывают меня. Они принуждают меня дышать. Но ничего не по­лучается! Ооох, я коченею. Я хочу знать, где моя мама! (Всхлипывая, с от­чаянием.)

Это все моя вина! Я просто знаю, что это так… (Со стоном, стуча зубами.) Вот почему я не хотела выходить — я знала, что будут неприятности. Я не хотела причинять ей боль. Вот почему я не поворачивалась. (Говорит с детским всхлипыванием.) Они заставили меня выйти, поэтому мне при­шлось это сделать!

Я не знаю, где моя мама! Ооох, я не могу дышать. Я не буду дышать, пока с ней не будет все в порядке!

(Вздыхая.) Я чувствовала, что если моя мама умерла, мне тоже хотелось умереть и быть вместе с ней. Я не могла думать ни о чем другом, кроме смерти. И я чувствовала абсолютное одиночество. Я не понимала, почему они оставляют меня одну, потому что ничего со мной не случилось.

Мне было очень плохо, потому что до рождения мама говорила мне, что я буду особенная. Она знала, что я буду девочкой. Вот почему я знала, что акушерка была не права. Я знала, что если смогу начать дышать, со мной все будет в порядке.

Они так и не положили меня рядом с мамой за все то время, пока я там была…

Сегодня Кит — предприимчивая бизнес-леди, остроумная и обаятельная личность. Ее отношения с матерью всегда были теплыми и полными любви.

 

 

 

Глава 13

■     ■    ■. ■   !

ДЖЕФФРИ: ЗНАЧЕНИЕ ПРИКОСНОВЕНИЙ

По мере того, как Джеффри подробнейшим образом описывает свои пер­вые впечатления о существовании вне матки, он демонстрирует интерес к жизни. Он рассказывает нам обо всем, начиная с излития околоплодных вод до того момента, когда мама взяла его на руки. Он много знает о раз­ных значениях прикосновений и рассказывает о том, что прикосновения могут быть прекрасными и ужасными. Прикосновения к коже могут быть возбуждать, ободрять и дарить счастье. Его новые ощущения интересны, но они воспринимаются им на фоне постоянного страха.

Какую радость приносят глаза, уши и мышцы! Когда он спит, то видит кар­тины. Для него новы и непривычны приступы голода и ощущения рожка бутылочек, но он знает, что делать.

Он чувствует что-то волшебное в прикосновениях и присутствии мамы и ощущает ее гордость, когда она снова и снова «для собственного удовлет­ворения» произносит его имя. Ему хорошо, когда она разговаривает с ним. Он знает, что «с этим человеком ему не о чем беспокоится». Он чувствует, что в отличие от всех остальных, тех, кто просто его любит, мама любит его беспредельно.

Удовлетворение и ожидание

Темно. Вокруг меня тепло. Есть ощущение ожидания, как если бы я знал, что что-то должно произойти. Это новое ощущение. Все давит на меня со всех сторон. Я жду чего-то, что, я знаю, сделает меня счастливым. Темно… и чувство удовлетворенности, которое, кажется, стоит за моими эмоциями.

Я слышу отчетливое сердцебиение. Я понимаю, что звуки, которые я слышу, не мои. Вокруг меня все в движении. Все, что меня окружает, давит на меня.

Роды начинаются

Моя кожа (после излития околоплодных вод) ощущает по-другому. Чего-то не хватает, что-то вокруг меня ушло. Все еще тепло, но уже по-другому.

Затем я замечаю, что положение мое изменилось. Я чувствую, что на мою голову давят, как будто она внизу. Что-то крепко держит меня, очень тес­нит и постоянно толкает. Мне страшно, очень страшно!

Движение, странное движение — не такое, к которому я привык. Много движений. Становится теплее, жарко. Что-то мною движет. Это повсюду. Я поворачиваюсь, но все еще там. Страх уходит прочь.

Появилось чувство ожидания, как будто я знаю, что что-то вот-вот про­изойдет. Снова что-то окружает меня. И оно движется. Страх возвращается, большой страх! Столько всего происходит! Могу сказать, что я уже не там, где был.

Это окружает меня. Я чувствую, как проскальзываю сквозь это. Я ощущаю себя стиснутым, сжатым. Очень страшно! Больше уже нет покоя и тишины. Шумы, громкие шумы, от воздуха и воды. Чем бы ни было то, с чем я со­прикасаюсь, оно издает сильный шум, что-то еще прикасается ко мне. Ощу­щение приятное. Оно дотрагивается… я думаю, это доктор. Я осязаю, я чувствую руки. Страх все еще сильный, но ощущение от рук приятное. Сильный страх и боль!

Внезапно родился!

Все происходит быстро. Внезапно все исчезает. Я кожей испытываю не­обычные ощущения! Навстречу мне приходит поток прохладного воздуха и мгновенно возбуждает меня. Пока все это происходит, страх не покидает меня. Страх — это доминирующая эмоция.

Столько происходит нового! До этого все было одинаково, всегда одно и то же. А теперь все по-другому.

И вдруг появляется что-то, чего я не понимаю. Я вижу свет! Я не понимаю, что это. Я боюсь. Я могу двигаться. Я могу двигаться, как только пожелаю, и ничто меня не останавливает. И все-таки я не знаю, что произошло… Я боюсь.

Я слышал разные голоса. Мужской голос говорит: «Все в порядке, все в по­рядке!» Очень громкий голос. Я слышал другие голоса. Я слышал голос, не похожий на другие. Он ничего не пытался сказать… просто шум. И с этим шумом я чувствовал боль. Что-то было особенное в этом голосе. Внезапно становится очень больно. Я кричу! Я чувствую свое дыхание. Я чувствую напряжение в горле. Чем сильнее я кричу, тем больше напряжение. Я хочу остановить это, но оно заставляет меня кричать еще громче.

 

Успокоенный человеческим прикосновением

Мне приятно, когда кто-то держит меня. Почему-то мне не хочется кри­чать. Мне не нравится, когда мне страшно. Раньше, когда вокруг было тем­но, я всегда знал, что все в порядке, даже когда страх не отпускал меня. А теперь, похоже, страх даже усилился.

Кто-то держит меня сейчас. Так приятно ощущать, когда что-то окружает меня. Я могу закрыть глаза, и все становится таким же, как прежде. Я не знаю, кто держит меня. Я не вижу лиц, только очертания. Я не знаю, что есть что. Я вижу очертания людей. Повсюду свет. Даже когда я закрываю глаза, света больше, чем раньше. Это волнующее открытие. Но страх все еще силен. Большую часть времени мне страшно. Но некоторые ощущения так приятны!

Так приятно смотреть своими глазами на вещи. Чем больше я это делаю, тем больше мне это нравится. Мне очень нравится смотреть, как движутся предметы. Теперь я перемещаюсь вверх-вниз. Кто-то держит меня; должно быть, они ходят. Мне нравится, когда они до меня дотрагиваются. Ощуще­ния приятные, это еще одно новое впечатление. Их прикосновения несут тепло и успокоение.

В инкубаторе

Я вижу вокруг себя что-то блестящее. Свет отражается от него. Вокруг меня стекло или плексиглас. Теперь, когда я двигаюсь, ощущения другие. Что-то толкает меня в спину, в разных местах. Когда я поворачиваю голо­ву, свет и цвета меняются, меняются очертания. Вначале это страшно — до этого ничего не двигалось. Чтобы я ни делал, подо мной всегда что-то есть, что-то твердое — это одно из первых ощущений, которые я познал.

Мне приятно. Я двигаюсь, а оно там. Мне хочется столько всего сделать! Мне хочется двигаться, но я не знаю, как двигаться так, как мне хочется. Теперь ощущения от движений совсем другие. Мои руки и ноги движутся с такой легкостью, я только и думаю о том, чтобы ими пошевелить. Без цели, просто почувствовать их движение. Я очень неуклюж.

Так много звуков! Они гораздо громче. Иногда я хочу, чтоб они прекрати­лись, но есть и хорошие звуки. Хорошие звуки появляются, когда кто-то держит меня. Я хочу, чтобы кто-то держал меня. Так приятно, когда к тебе прикасаются. Они недостаточно долго меня держат. Мне вновь хочется ощутить близость, почувствовать, что меня обнимают.

Столько всего нового, и это не укладывается у меня в голове. Мне хочется увидеть больше, но я не знаю, как этого достичь. Я просто хочу больше

увидеть, и чем больше я вижу, тем мне лучше. Мне пусто без новых впе­чатлений. Я хочу творить сюжеты, но они просто существуют. Мне хочет­ся самому передвигать предметы, но они не двигаются. Мне хочется вытя­нуть руку и дотронуться, но там ничего нет. Я хочу видеть, как двигаются предметы. Я вижу свои движения. Мои руки движутся перед моим лицом. Я постоянно лежу на спине. Я все еще вижу коробку. Смотреть из этой ко­робки трудно.

Сны и сновидения

Мне нравится спать, потому что, когда я закрываю глаза и свет исчезает, приходят картины — образы вещей, которые я видел. Только я вижу их не так, как раньше. Я вижу светящиеся металлические штуки, которые интри­гуют. Я вижу картины и хочу прикоснуться к ним. Я хочу знать, каков на ощупь свет. Я протягиваю руки, а их там нет! В ящике (люльке) много ра­зочарований, но все же есть и открытия.

Я все еще открываю и пробую. Открываю себя. Части меня двигаются, ког­да я хочу, и не двигаются, когда я не хочу. Все так ново! Я открываю одни и те же вещи несколько раз. Мои руки и ноги, я продолжаю двигать ими, и каждый раз словно впервые.

Проголодался

Я проголодался. У меня было такое чувство, которого я раньше не испыты­вал. Я знал, что это нехорошо. Было неприятно, больно, и я пытался рас­сказать, что что-то не так. Каждый раз, когда я это делал, кто-то брал и поднимал меня. Иногда этого было недостаточно. Я хотел бы что-то поесть и продолжал кричать. Потребовалось некоторое время, чтобы связать кор­мление с приятным ощущением или кормление с уходящим чувством [го­лода]. Раза через два или три я уже знал, что кормление может избавить меня от этого.

Попить всегда тепло и приятно. После того как я это испытал, оно превра­тилось в то, к чему я так стремился. Когда это случилось в первый раз, кто-то держал меня на руках. Возможно, это была женщина. Она приложила что-то [бутылочку] к моим губам, и я автоматически начал сосать, вытяги­вая что-то оттуда. Появилось молоко, и я проглотил. Я знал, что делать.

Магия матери

Я вижу больничную комнату. Это происходит позднее, кажется, на день по­зднее. Я помню, что тогда впервые узнал разницу между тем, кто держал меня. В этот раз, когда она [мама] держала меня, я мог бы сказать, что она была другим человеком — каким-то особенным. Почему-то я просто по­чувствовал, что с ней мне безопасно, что мне не о чем беспокоиться с этим человеком.

Она гордо повторила мое имя несколько раз, как будто говоря: «Это мой сын». Она просто повторяла мое имя для собственного удовольствия. Ког­да она разговаривала со мной или обо мне, мне было приятно. Когда она держала меня или разговаривала со мной, что-то было по-другому. Я мог бы сказать, что она заботилась обо мне не так, как другие. Другие тоже были взволнованы, но она была ужасно взволнована. Для других я был частью работы. А для нее я был единственной мыслью — такое у меня было чувство.

Она держит меня сейчас на руках. Я вижу, как она держит бутылочку. Этот человек беспокоится обо мне. У этого человека нет ничего другого в мыс­лях, кроме меня.

 

 

Глава 14

 

КРИСТИНА ЛЮБИМА СВОИМИ РОДИТЕЛЯМИ

Кристина была первым ребенком родителей, иммигрировавших из Швеции. Она родилась в больнице в Бронксе. Родным языком ее матери был швед­ский, поэтому общение с людьми, помогавшими при родах, было затрудни­тельным, но это не волновало Крис. Как и другие малыши, она, похоже, по­нимала оба языка и воспринимала эмоциональные вспышки своей матери. Когда на сцене появился отец, ей несложно было понять язык его гордости, волнения и обожания его американской малышки.

Все другие воспоминания родов не очень наполнены счастьем, но эти я бы поставил на первое место в счастливом списке. Почти в шестьдесят лет Крис с удивлением обнаружила эти воспоминания; она и не подозревала, что помнит об этом. Она была очень удивлена, когда оказалось, что ее ро­дители были так безумно счастливы. В последующие годы это чувство по­являлось редко. Возможно, важнее всего было то, что Крис вновь обрела редкое ощущение своего совершенства. «Я — приз! — сказала она. — Я никогда не чувствовала себя так чудесно, так великолепно!»

Рождение

Я гляжу на пол; моя голова внизу. Мое плечо наверху, как будто зажато. Боже, как странно! Холодно. О, Господи! Это действительно странно. Как будто… чья-то рука на моей талии. Я такая крошечная… просто маленькое крошечное существо, весящее около шести-семи фунтов. Я прямо здесь смотрю…

Я внизу, выхожу, но кто-то хватает меня, вытягивает мое плечо. Оно уже снаружи. (Она двигает плечом.) Моя голова снаружи. Она расположена лицом вниз. Они суетятся вокруг него (другое плечо). Здесь висит большая веревка. Моя маленькая ножка вроде согнута. Я снаружи! Ей-богу, что за суматоха!

 

Моя мама кричит, похоже на крики «Ой-ой-ой!». Это закончилось! Моя мама… кажется, я прощаюсь с ней. Здесь было так хорошо и тепло. Я ниче­го не понимаю. Это действительно волнует.

Я вижу стены и много окон, больших окон. Похоже на дневной свет. Я могу видеть это так ясно. Много оконных стекол. О, в этой комнате так светло!

Я просто подвешена здесь, как эта… и эта уродливая веревка идет куда-то внутрь. Я вся в грязи; чувствую, что я вся липкая и грязная. Фу! Я действи­тельно взволнована.

Много шума, много людей, все кричат. Странно, потому что у них у всех та­кой акцент, как если бы они все жили в Бронксе, где все происходит. Кто-то говорит: «Положите ее вниз. Положите ее вниз. Вот так».

О, я кричу «А-а…» на самом деле громко. Мир, а вот и я! Это странная вещь. Уау! Кто знает о чем-то подобном? В течение всей моей жизни я никогда об этом не думала. Со мной все в порядке, я с уверенностью могу сказать вам.

Необычно, странно. Тем не менее я могу чувствовать это, я могу чувство­вать, что происходит со мной. Мне становится немного одиноко без моей мамы. Я где-то лежу, в чем-то похожем на маленькую коробку. Я все еще кричу — очень счастливый крик. Я могу видеть свое лицо. Мои волосы слегка вьются, они белые сзади. Я очень новая, качественно новая. И я хочу назад, к моей маме, прямо сейчас.

Я жду, и эти люди ходят вокруг меня. Со мной все в порядке. Светит солн­це, и я хочу увидеть мою маму, близко прижаться к ней. Я знаю, мне нуж­но, чтобы рядом со мной сейчас кто-то был, совсем близко, как если бы я должна была выйти из родового канала и сразу же вскарабкаться вверх и повиснуть на источнике всех удобств — моей маме. А она просто лежит, глубоко дышит. Она вся измотана. Она тоже хочет подержать меня. Она ждала меня семь лет.

Я просто там лежу и толкаюсь пятками. Я громко кричу, желая вернуть старые добрые времена. «Отнесите меня туда, где я предполагаю быть!» Я не из робкого десятка, просто как крошечное животное.

Мимо проходит нянечка. На ней маленькая белая простая шапочка, как из городской больницы, белая накрахмаленная униформа… Очень полная, добродушная леди. Ха! Очень смешно выглядящая девчушка. Полагаю, она собирается взять меня на руки.

Теперь я чувствую, будто я завернута во что-то, в одеяло, белое одеяло; это все, что на мне есть. И люди много кудахчут — ко-ко-ко — приятные звуки. На самом деле мне все равно. Мне нужно куда-то уйти. Я чувствую себя совсем отделенной.

А моя мама просто лежит там, на столе. Она дышит глубоко и с облегчени­ем и сейчас спрашивает обо мне. У нее проблемы с английским. Она при­лагает массу усилий.

Возвращение к материнским прикосновениям

Кто-то поднимает меня. Это толстушка в маленькой шапочке. Вот она поднимает меня, и я начинаю чувствовать себя немного уютней. Я могу видеть мою маму. Она сейчас протягивает руки. Теперь она держит меня на руках. О, да! Это наивысшее счастье! Она действительно счастлива. Это так странно! Я полностью прижата, как только что рожденный малыш, так и должно быть.

Моя мама разговаривает, произносит разные слова. Я не знаю, что она го­ворит, но знаю, чего она хочет. Мне кажется, она хочет… чтобы мой папа пришел на меня посмотреть. Она кому-то говорит, что хочет увидеть моего папу. Она так взволнована! Я никогда не видела мою маму такой взволно­ванной. Она просто счастлива, счастлива, счастлива.

Я лежу здесь, как маленький пищащий бурундук, ужасно счастливая. Все чудесно. Это хороший мир! Кроме того, мой папа должен прийти посмот­реть на меня. Батюшки! Могла ли я мечтать о чем-то подобном?

Я просто лежу завернутая, и она теребит меня, глядит на мои взъерошен­ные волосы. Она очень довольна. И она тоже говорит по-шведски, лаская меня и воркуя надо мной. Она очень горда собой. А я чувствую, что я сы­рая и липкая, но это не имеет значения.

Здесь женщина с большой грудью. Она пытается поговорить с моей мамой. Еще больше кудахтанья… Да, как мы все довольны! Она стоит слева, и я лежу слева. Все, похоже, вытирают и убирают предметы на подносе.

Теперь они собираются меня куда-то унести. Я не слишком этим доволь­на… Няня протягивает руки. Я не хочу уходить, просто не могу в это пове­рить. О, дорогая, это на самом деле странно! Мне так удобно и тепло. И моя мама гладит мою маленькую головку. Она тоже не хочет, чтобы я уходила. По-моему, я ощущаю по вибрациям, как она счастлива. Хотя, могу сказать, что она напугана. Она все время говорит по-шведски, говорит, что ей нуж­но выучить английский и что она нервничает в ситуациях, подобных этой. Она просто пытается все объяснить.

Все, что я знаю, это то, что я лежу счастливая, как клоп. Я ничего не пони­маю… но я все еще это чувствую! Просто одна из маленьких божьих детей.

Это так великолепно! Не могу дождаться, когда я начну что-то делать. Это такое чудо!

Мне очень сложно поверить, я прохожу через это прямо сейчас. Это самая чудесная вещь на свете. Я действительно чувствую себя совершенной кро­шечной малышкой. Я вижу, как я там спокойно лежу. А сейчас я засыпаю.

Радость в связи с приходом папы

Я вижу своего папу. Он так молод! О, нет, я не могу в это поверить. У него волосы! Я никогда не видела его таким раньше. Это его собственные воло­сы. Он их еще не лишился — о, это очень странно!

На нем белая футболка, и он так счастлив, стоит и играет моими ножками. А он ничего; он большой. А вот и моя мама, хвастается мной перед ним. Моя мама на самом деле превзошла себя! «Не правда ли, она хороша?» Она произносит это по-шведски, и это так ласкает ухо. Мой папа очень прият­ный. Он улыбается и сейчас поднимает меня на руки. Много сказано на шведском языке. Да, не удивительно, что я вся раздулась от гордости, до такой степени я собой довольна. И он трясет мои маленькие кулачки, и я…чувствую, что я так любима. Я чувствую, что меня хотят и любят. Но это не будет продолжаться очень долго, я знаю.

Ощущение совершенства

Я — как маленькая слойка с кремом и могу чувствовать вибрации. Они ждали моего появления семь лет. Даже если бы они и были разочарованы тем, что я не мальчик, они бы не показали этого. Нет, нет, они здесь просто как два глупых малыша. А я — приз.

А я просто об этом знаю. Я такая маленькая, такая совершенная и такая любимая! И я даже не знаю, как говорить: все, что я могу делать, это кри­чать, выть и беситься. Мои маленькие ножки только двигаются вверх и вниз. И я просто прекрасно провожу время.

Не знаю почему, но меня великолепно приняли. Я никогда не видела своих родителей такими счастливыми и восхищенными. Моя мама просто вне себя.

Она никак не может на меня наглядеться, и конечно, они сейчас собирают­ся забрать меня у нее. Она не слишком-то этим довольна. Мой папа гово­рит, что так должно быть. Эта чудесная Америка, и для меня так будет луч­ше — я это чувствую. Я ничего не понимаю, но это абсолютно фанта­стично.

Я никогда не чувствовала себя так прекрасно, так великолепно! Десять ма­леньких пальчиков на руках, на ногах. Маленький, пронзительно вопящий пискун. Все работает. Роскошная модель — ничего нет лучше! Уф, пре­красно быть такой совершенной, быть таким источником радости, видеть то, что я здесь вижу, видеть мою маму. А вот мой папа со своей маленькой американской малышкой. Вот она, такая совершенная, какая только может быть, — маленькая девочка Олсонов.

 

 

 

 

 

Глава 15

ИЗМЕНЕННЫЙ МИР ЧАРЛЬЗА

Чарльз дает нам четкое пошаговое описание путешествия по родовому ка­налу. Новые ощущения сравниваются со старыми. После рождения Чарльз открыл, что он был частью медицинских неудач; его мать истекала кровью и могла умереть. В середине кризиса он был ошеломлен тем, что доктор относится к нему как к незаконнорожденному, и он беспокоился, есть ли его вина в проблемах матери. До того как он смог убедиться, жива она или нет, его увезли со сцены действия. Те, кто заботился о нем, не замечали, что ему нужно быть с мамой и быть уверенным в ее безопасности. Они не имели представления о том, что у него на уме.

Он много рассказывает о том, как изменился его мир при переходе от по­стоянного контакта в матке в холодную родильную комнату, где его отде­лили. Другая постоянная тема — воссоединение с матерью, подобное воз­вращению в старый мир. К сожалению, он уже задумывается, кому дове­рять и кому он в действительности принадлежит.

Путешествие вниз по родовому каналу

Я слышу шум, подобный звукам, которые издает ваш желудок. И впереди меня длинный туннель. Я даже не могу себя видеть. Я вижу тени, это не беспросветная тьма, есть немного света. Оказывается, я двигаюсь, потом была вспышка света, но я еще сзади, в туннеле. Голоса нескольких беседу­ющих людей. Приглушенные шумы. Я не думаю, что сейчас сдавлен.

Я не вижу ни своих ног, ничего; они где-то позади меня. Я лежу в животе. Не знаю, я ли двигаюсь вниз по туннелю или туннель приближается ко мне. Кажется, становится светлее. Я рисую себе мое рождение, как выхо­дит сначала голова лицом вниз. Внезапно возникает свет. Я чувствую, что мое тело привязано внизу, когда выходят голова и плечи.

Доктор или тот, кто принимает меня, пригибает меня к животу. Я полагаю, так я выйду легче. Прохладно. Люди, похоже, бормочут; я не понимаю того, что они говорят.

 

 

 

Из матки на поднос

Доктор кладет меня на металлический поднос. Холодно. Много света; это не похоже на то, к чему я привык. Все, что я могу видеть, это свет; я нико­го не вижу. Я слышу шум, что-то бросают на подносы — приборы или что-то в этом роде — и бормотание людей. Никто после всего этого ко мне не прикасается.

Кажется, очень холодно, потому что до этого я был в теплом месте. Когда я выходил, мне впервые стало холодно. Было смешно, новый опыт. Когда меня переворачивали, я удивился, что же случилось, так как раньше меня тоже переворачивали. Я на подносе, который в два раза шире, чем я. Я не знаю, что происходит; мне холодно.

В первый раз я где-то лежу и ко мне никто не прикасается; только своей спиной я могу что-то чувствовать.

Волнующие слова

Я мог слышать все шумы… Они положили меня в сторону, чтобы позабо­титься о моей маме. Я мог слышать все приборы и тому подобные штуки, хотя со мной они ничего не делали. У меня создалось такое впечатление, что моя мама истекает кровью.

Доктор сказал, что они работают над остановкой кровотечения. Он сказал, что у нее сильное кровотечение и нужно остановить его. Они очень быст­ро работают, как будто не знают, смогут ли остановить кровотечение. У меня такое впечатление, что они думают, будто моя мама умрет.

Они думают, что не смогут ей помочь. Я чувствую, что кто-то сказал: «По­чему он не родился мертвым, тогда она не оказалась бы в таком ужасном положении!» У меня другая вспышка в памяти, как доктор что-то сказал о незаконнорожденном, — что я незаконнорожденный. Это происходит не потому, что я слушаю беседу; это как посылы или вспышки, которые я по­лучаю, если вы понимаете, что я имею в виду.

А затем я обнаруживаю, что двигаюсь. Не похоже, чтобы медсестра подня­ла меня на руки; я все еще на подносе, который двигается. У меня такое ощущение, что я на подставке и подставка катится, а я в раздумье, куда мы едем. Я не знаю, закончили ли они или еще работают с ней. Я не слышал, чтобы они сказали, что остановили кровотечение. Как будто все сговори­лись озадачивать меня: не понимаю, что происходит, где я, почему мне хо­лодно, почему внезапно возник свет и почему теперь везде свет.

 

Холодно и одиноко

Я просто там лежу, все переживая. Мне одиноко. Я не могу никого слы­шать, не могу никого чувствовать. Холодно, и я не понимаю, что происхо­дит. В течение пары минут все изменилось.

Кажется, я готов расплакаться, такое ощущение, что я хочу закричать или издать какой-то звук. Я хотел заплакать, чтобы увидеть кого-нибудь рядом, чтобы кто-нибудь пришел. Я не знаю, почему я так сделал бы, раньше я никогда этого не делал; это как инстинкт.

Я весь замерз. Ни откуда не идет тепло. Я громко кричу, и кто-то появляет­ся. Я чувствую тепло только потому, что они рядом; я чувствую жар, исхо­дящий от них.

Они не берут меня на руки. Кто бы здесь ни был, он просто качает подстав­ку или поднос, просто передвигает его. Мне лучше уже оттого, что я знаю, что кто-то здесь есть. Я перестаю плакать.

Чаша продолжает двигаться вперед и назад, и я засыпаю. Я не слышу ничь­его разговора. Вроде это была обычная работа для медсестры или кого-то в этом роде: прийти и начать качать. Никто ничего не сказал, когда я был в той комнате. Лишь когда чаша начала двигаться, я почувствовал, что кто-то был рядом.

В детской: до сих пор ни одного прикосновения

Когда я проснулся, я был уже в другом месте. Здесь теплее, и я могу слы­шать крики младенцев. По шумам я определяю, что я в той же комнате. Есть еще и отдаленные звуки, возможно, в другой комнате. На мне что-то типа одеяла. Я не чувствую, чтобы меня поднимали или прикасались ко мне. До того, как я родился, ко мне постоянно прикасались или укутывали. А теперь, после всего, ко мне не прикасаются…

Назад к маме

Я вижу себя завернутым в одеяло. Я все еще в больнице, но я на кровати с мамой. Она держит меня. Верхняя часть кровати поднята под углом, и она сидит и держит меня. Она счастлива. Она говорит, что я красивый ребенок. Тем не менее я немного озадачен. Чего-то я не понимаю. Раньше со мной не возились, а теперь возятся.

А я просто не понимаю, мне неловко. Я привык, что ко мне не прикасают­ся, и я это принял. А сейчас она держит и нянчит меня. Кто-то входит, и ей нужно меня показать. Кажется, она гордится мной.

 

 

Чарльз размышляет, принадлежит ли он миру

Я вижу в комнате других людей. Они беспокоятся о моей матери. Я вижу моего дядю и мою бабушку. Они рады, что моя мама не умерла, но они не­довольны ее решением родить меня и подвергнуться смертельному риску. Похоже, они не хотели терять ее. Она спорит с ними, убеждая, что она вы­жила и хотела, чтобы я жил, даже если бы она умерла. Это стоило бы того, так как я родился нормально. Они другого мнения.

У меня неловкое чувство. Я размышляю, действительно ли я принадлежу этому миру? Я думаю, не нужно ли мне вернуться в мою кроватку и слу­шать плач других детей, чтобы меня не трогали — похоже, я решаю, где я хочу быть. Затем входит медсестра и уносит меня обратно в другую комна­ту к другим детям.

 

 

 

 

 

Глава 16

ИЛЭЙН: ПРЕДПИСАНИЕ МАЛЫША ДЛЯ РОДОВ

Известно, что доктора дают рекомендациям. А что, если бы и дети могли давать рекомендации? Какое предписание они дали бы для родов? Илэйн предлагает идею. Ее желания — это отражение того, что можно найти в любом рассказе о родах. Она родилась двадцать лет назад в небольшом го­родке Колорадо, но это могло бы произойти в любом месте на Западе. Она рассказывает как самое плохое, так и самое хорошее из своего опыта, ком­ментируя, как бы она поступила, если бы это было в ее руках.

Ее короткое описание событий в родильной комнате напоминает техничес­кий каталог о рождении. Она начинает с того, что ее передавали от одного незнакомца к другому, и заканчивает инкубатором. Илэйн прошла через холодные весы, болезненные уколы, ее держали, когда наносили на глаза клейкую мазь, делали отпечатки на ножках и ручках.

Рутина акушерской работы создала пропасть, отделяющую малышку от ласковых прикосновений и слов мамы. Она представляет, что бы ее мама могла предложить взамен, если бы у нее была такая возможность: «Она произнесла бы какие-то ласковые слова, сказала бы, что я желанна, что я ей нравлюсь и что она меня любит».

Уже много позже Илэйн и ее мать пережили божественное воссоединение. Илэйн тянется, а мама хватает ее крошечный пальчик. Убаюканная на ру­ках матери, она уверена, что есть тот, кто понимает, что ей нужно прямо сейчас, — чего нет в больничной детской. Она с восторгом привлекает внимание своей мамы с помощью «воркования и попыток заставить ее улыбнуться», а не крика. «Я пытаюсь в основном говорить глазами», — уве­ряет она.

В родильной комнате

Внезапна я приземляюсь на руки к доктору, и он протягивает меня медсе­стре, которая кладет меня на весы. Было холодно, и мне это не понравилось. Я хотела лежать с моей мамой, а оказалась здесь, на проклятых весах!..

Они укололи меня в пятку, чтобы взять кровь на анализ, думаю, чтобы по­смотреть, какая у меня кровь.

Они кладут что-то мне в глаза и держат меня так, чтобы я не смогла увер­нуться. Мазь; вся липкая. Мне это не понравилось, потому что я не могла открыть глаза…

Потом отпечатки на ногах. Потом отпечатки на руках. Потом они заверну­ли меня в одеяло и положили в инкубатор.

Если бы это было в ее рунах

Я бы уменьшила количество света, чтобы не было так ярко, когда я ро­дилась.

Я бы хотела, чтобы меня положили на живот моей мамы, я бы там удобно устроилась. Я не знала, как устроиться на весах.

Я бы хотела услышать, как она со мной разговаривает. (Расплакалась.) Я просто хотела мою маму!

Они же хотели, чтобы я была не с ней, а с ними. Это была обычная работа для них… Я не думаю, что моя мама хотела, чтобы все так было…

 

Если бы это было в рунах моей мамы

Она бы спустила вниз ноги. Она бы убаюкивала меня на руках рядом с со­бой, как только я родилась. Мой папа был бы рядом, поддерживая ее.

Она бы произнесла какие-нибудь ласковые слова, сказала бы, что я желан­на, что я ей нравлюсь и что она меня любит. Я знаю, что она это чувство­вала, но у нее не было возможности сказать все прямо мне.

Назад, к маме

Мама сидит на кровати, готовая кормить меня грудью. Она выглядит уста­лой, но счастливой.

На мне одеяло, розовое одеяло, и я пытаюсь посмотреть, как оно выглядит. Она протягивает руки и улыбается. Медсестра осторожно передает меня ей; я ценю ее осторожность.

Моя мама убаюкивает меня на левой руке и все смотрит и смотрит на меня. Я чувствую, что я тянусь и хватаю ее за палец. Моя рука не под одеялом, а болтается сверху. Она дотрагивается и берет мою руку. Я чувствую большое облегчение. Я чувствую сильную страсть. По-моему, ей легко, я рядом с ней. Я ощущаю, что есть тот, кто понимает, что мне нужно прямо сейчас.

И я не хочу добиваться внимания криками. Я хочу получить внимание с помощью воркования и попытки заставить ее улыбнуться. Поэтому я пыта­юсь все это проделать, и она отвечает, как сумасшедшая. Я пытаюсь в ос­новном говорить глазами. Здорово, я рада, что это [роды] закончилось! Я рада тому, что я с моей мамой.

 

 

Заключение

ЖИЗНЬ С ВАШИМ РАЗУМНЫМ МЛАДЕНЦЕМ

Младенцы совсем не такие, за кого мы их обычно принимали. Каждое но­вое открытие, имеющее отношение к младенцам, усиливает уважение к ним и благоговейный трепет. Воспоминания о рождении открывают дверь в царство сознания. Это не область исследования тела, веса и роста, а не­видимая территория царства, где наука в какие-то моменты идет смело, а в другие — следует украдкой. Вы, как матери и отцы, соприкоснувшиеся с волшебством беременности, должны задать себе вопрос: как вам лучше по­ступить с раскрывающимся сознанием вашего младенца?

Если воспоминания о рождении истинны, мы должны переоценить многие из наших предыдущих представлений о природе младенцев. Подробные сообщения о своем рождении очаровательно интимны и открыты; они еще и революционны, поскольку позволяют встретиться с интеллектом, которо­го мы не предполагали, предлагают изменить взгляд на младенцев и рас­сматривать их как сознательных людей. Мы отделены от них своей способ­ностью к включению обогащенного и расширенного сознания, наличие ко­торого мы только в последнее время обнаружили и подтверждаем непо­средственно в нас самих. Что же касается взгляда на такие воспоминания, как на «измененные состояния сознания» или «бессознательные» состоя­ния, то психология постепенно раскрыла нам широкий диапазон необыч­ных состояний, где невозможные вещи, подобно мыслям, становятся воз­можными.

В первом американском учебнике психологии (1890) Уильям Джеймс из Гарварда написал, что обычное бодрствующее сознание является лишь од­ним типом сознания, в то время как вокруг него, «разделенные экранами», обнаруживаются абсолютно разные, но потенциально возможные формы сознания. Среди них такие, как грезы, сновидения, гипнотические трансы, медитация и психические состояния, подобные телепатии и ясновидению.

Новый всплеск интереса к памяти и сознанию, начавшийся в 1970-х годах, привел к расширению первоначального перечня Джеймса и включению в него психических состояний, вызванных биологической обратной связью,

психоделическими наркотиками, дыхательными методами, а также состоя­ний, близких к смерти. Новые исследования, связанные с глубоким рас­слаблением, управляемой фантазией, медитацией и гипнозом, также при­вели к открытию целого букета разнообразных воспоминаний о рождении и пренатальном (дородовом) периоде, воспоминаний о прошлых жизнях и различных форм экстрасенсорного восприятия (ЭСВ). Разум новорожден­ного оказался способным охватить все эти возможности.

МЛАДЕНЦЫ В ТРАНСЕ

Если вы достаточно наблюдательны то сможете увидеть, что ваш младенец временами спит, самопогружаясь в транс. Некоторые психологи называют эти состояния «эпилептоидными», поскольку младенцы с остановившимся взглядом становятся полностью неподвижными в течение 20—30 секунд, не двигают ни ножками, ни ручками, не меняя выражение лица, не издавая звуки. Глаза открыты, устремлены в одну точку. Эти эпизоды обычно за­канчиваются миганием. Трансы (то, что называется у взрослых самогипно­зом), вероятно, служат тем же целям: отдых, спасение от боли или скуки, глубокое отражение некоторых прошлых впечатлений или просто развле­чение и получение удовольствия. Возможно, погружение в транс является для младенца средством компенсации. Подобно другим частным изменени­ям сознания — сновидениям, которые свойственны младенцам, как и нам, трансы представляют собой творческую психическую деятельность и ин­теллектуальное саморегулирование.

РАЗУМ НАД МОЗГОМ

Множество новых открытий показывает, что дети даже до рождения разум­но организованы, причем задолго до полного развития мозга, и большин­ство способностей вашего младенца являются врожденными. Некоторые обладают памятью, воображением, выразительной индивидуальностью и способностью к общению. По моему мнению, эти, по сути, не физические, а невидимые процессы могут быть лучше поняты, если рассматривать их не как продукт мозга, а как результат мышления, которое подчинено другому принципу. Доказательства обнаруживаются, например, при состояниях, близких к смерти, во время хирургических операций, когда мозг находится под наркозом, а мышление — нет, когда мозг строго ограничен местополо­жением, а мышление может «путешествовать» за пределами мозга и воз­вращать ему информацию.

Идея о том, что мозг и мышление разделены, начиная с 1930-х годов, после работ Нобелевского лауреата сэра Чарльза Шеррингтона, начала медленно

входить в неврологию. Хотя она все еще широко не принята, доказатель­ства наличия внетелесных ощущений, памяти о прошлой жизни, различ­ных измененных состояний сознания делают эту идею все более привлека­тельной. Это может помочь вам как родителю думать о мозге как о биоком­пьютере, который разум использует для всей физической деятельности организма. Вот почему здоровье мозга или его повреждение столь серьез­ны. Разум может работать, но поврежденный мозг не дает точную интер­претацию. Я полагаю, что разум вашего младенца уже хорошо работает в то время, когда мозг еще только находится на пути к полному созреванию.

РАЗУМ НАД ЯЗЫКОМ

Вам будет легче наладить контакт с вашим младенцем, если вы откажетесь от мифа, что язык — основа мысли. Мы еще только начинаем понимать, что мышление и передача мыслей более фундаментальны, чем язык. Ко­нечно, кое-кто будет доказывать, что мышление и общение — врожденные человеческие качества, неотъемлемая часть сознания, независимо от воз­раста. Однако вы можете наблюдать, что ваш новорожденный ребенок без какой-либо практики немедленно начинает демонстрировать мастерское владение несколькими универсальными «языками». Интеллектуальная связь проявляется в значимых криках и звуках, выразительной мимике, в движениях тела и сигналах рук, ясной передаче эмоций и мгновенной имитации жестов и выражений лиц взрослых.

До недавнего времени к возможностям мышления новорожденных относи­лись с недоверием, но оно является фундаментом для обучения, точного слушания и зрительной активности, в которых младенцы участвуют. Ни в одном из этих действий разум не ждет развития обычного языка. Это озна­чает, что отсутствие формального языка не ограничивает общение с вашим младенцем.

РАЗУМ НАД ПРОСТРАНСТВОМ

За последние двадцать лет было опубликовано более тысячи сообщений о внетелесных ощущениях людей, которые испытали состояние клинической смерти. Люди, пережившие остановку сердца, катастрофы, несчастные слу­чаи с тяжелыми последствиями, хирургические кризисы, побывавшие не­которое время в состоянии клинической смерти, сообщают, что это было подобно движению между жизнью и смертью. Пережитое ими поможет вам оценить другое состояние сознания вашего младенца. Воспоминания о рождении нередко включают сообщения собственном восприятии событий как бы со стороны, с верхней перспективы или со стороны физического местоположения предмета. Младенца это может озадачивать. Приведу примеры.

Дэвид

Времена я чувствую, будто нахожусь где-то в комнате и наблюдаю за тем, что происходит, в другое время я ребенок и рассматриваю что-то с этой точки зрения… Я удивляюсь, как я могу видеть вокруг и позади него?

Линн

Я как будто нахожусь там, в той же самой комнате. Иногда я могу чувство­вать это, а иногда я наблюдаю.

Викки

Это подобно высвечиванию сзади и спереди. Как будто я — это кто-то еще, смотрящий на то, что происходит. Я ли это делаю? Я не думаю, что это я, но я стесняюсь говорить, что фактически я это вижу.

Лаура

Я чувствую состояние невесомости, я плаваю. Никто не знает, что я — там; они не могут даже видеть меня. Я продолжаю смотреть через окно в дет­ской комнате; это сверхъестественно. Я не могу быть с обеих сторон окна! Я смотрю на младенца, а он — на меня.

Ученый Джон Лайлли (John Lilly) описывает свои внетелесные ощущения во время рождения. Он чувствовал, что был зажат, схвачен и умирал. Он «отделился… быстро оставил свое место и наблюдал с внешней стороны», откуда он увидел свою мать, изо всех сил старавшуюся родить. В течение нескольких часов он ждал и наблюдал, поскольку его голова застряла в ро­довом канале. Внезапно, говорит он, голова проскочила, младенец родился, и он возвратился назад, в тело младенца. Он говорит, что много раз после рождения оставлял свое тело, обычно проводя «исследование».

Разум над пространством — вот то общее, что есть у младенцев со взрос­лыми. Кардиолог Майкл Сейбом (Michael Sabom) сообщает о нескольких случаях, в которых люди давали детальные отчеты о своих собственных операциях, увиденных с точки, расположенной над операционным столом. Эти пациенты, как правило, ничего не знали об операции и находились под общим наркозом. Они были отделены простыней и не могли видеть ход

операции, даже если бы не находились под наркозом. Доктор Сейбом для сравнения разместил сообщения хирургов и их пациентов рядом — так же, как это сделал я в своем исследовании воспоминаний о рождении (гла­ва 8). Рассказы соответствовали друг другу.

РАЗУМ НАД ВРЕМЕНЕМ

Это удивительно, но младенцы знают о рождении больше, чем они, возмож­но, узнают за все девять месяцев своего пребывания в матке. Когда и где они могли узнать так много? Их умственная деятельность, кажется, прости­рается за пределы обычных границ времени. Возможный ответ на постав­ленный вопрос дают потрясающие данные памяти о рождении. Научные исследования в этой спорной области очень продвинулись за последние несколько десятилетий и дали нам новые ответы на вопросы относительно мышления. Мы особенно обязаны научной работе Яна Стивенсона (Ian Stevenson), профессора психиатрии из Университетской медицинской шко­лы Вирджинии, который собрал две тысячи наблюдений за представителя­ми десяти культур в различных уголках мира. Эти данные, изданные в ше­сти академических томах, ошеломляют.

Стивенсон особенно интересовался воспоминаниями детей, так как пола­гал, что их самые ранние воспоминания менее всего подвержены культур­ному «загрязнению». В 1983 году он сообщил об изучении 345 детей в Ин­дии и Соединенных Штатах, которые утверждали, что помнили свою пред­шествующую жизнь. В большинстве случаев он нашел подтверждающие доказательства, включая документальные отчеты живых людей, чья жизнь оказалась запечатленной в памяти ребенка. В обеих странах начали запи­сывать воспоминания детей об их прошлой жизни приблизительно с трех­летнего возраста, как только они стали говорить. Обычно они прекращают сообщать об этих воспоминаниях к пятилетнему возрасту, который являет­ся тем же самым временем, когда дети обычно прекращают сообщать свои воспоминания о рождении. Некоторые дети помнили пятьдесят или больше деталей, включая многочисленные собственные имена, многие из которых были проверены. В отличие от Индии, американские наблюдения реинкар­нации чаще происходили в семьях, где не верили в перевоплощение, и ро­дители высмеивали, а иногда даже наказывали детей за утверждения, что они помнят прошлую жизнь.

Воспоминания о прошлой жизни для этих детей не являлись пустой абст­ракцией. Иногда они настаивали на украшениях в соответствии с полом, о котором они помнили во время своей последней жизни. Те, кто помнили насильственную смерть, проявляли боязнь соответствующего предмета или способа смерти. Они жили со своими воспоминаниями о прошлой жизни

так же, как люди живут со своими воспоминаниями о рождении или внете-лесными воспоминаниями.

Трое из моих клиентов — Брэд, Невилл и Сара — показали преобладание мышления над временем. Брэд в возрасте одиннадцати лет удивил меня своим кратким сообщением, когда я попросил его возвратиться к времени его рождения.

Брэд

Я не могу. Я — снаружи, но здесь темно. Я мертв.

Я мертв. Все эти люди вокруг меня кричат. Я не дышу…

Теперь они кладут меня на землю. Я нахожусь в коробке, черной коробке… Это 1840 год. Запад. Там есть ковбои…

Младенец Невилл был обеспокоен ретроспективными кадрами утопления при его рождении. Очевидно, они были связаны с причиной смерти при его предыдущей жизни.

Невилл

Это подобно тому, будто воды находятся над моей головой. Мне не нравит­ся в матке. Я чувствую укачивание, и все плещется вокруг… ощущение утопления. Я не могу удержать свою голову над качающейся водой…

Я вижу в моем мозгу эту стену, стену замка или крепости, и я вижу себя падающим в море… утопление. Я был на этой стене… взрослым челове­ком, приблизительно в тридцать лет… подавленным, обеспокоенным…

[При рождении снова] я задыхаюсь из-за воздуха …

Незадолго до рождения Сара была расстроена, так как обнаружила, что с нею обращались как с младенцем, а ее родители не признавали ее тем, кем она действительно была. Ее воспоминания о прошлой жизни связаны с ко­ролевскими привилегиями, перенесенными ею в настоящую жизнь. Преоб­разования были ей не по душе.

Сара

Я не младенец. Я старше. У меня нет определенного возраста… Я знала их. Я не понимаю, почему они продолжают действовать так, как будто только что узнали меня в течение этого короткого времени. Я действительно рас­строена. Думаю, что я не являюсь младенцем; как я предполагаю, они под­чинены мне.

Я знаю, что они назвали меня Сарой, потому что Сара означает принцесса. Они знали, кем я была, вот почему они назвали меня Сарой. Я желаю, что­бы они помнили это, потому что чем больше они общаются со мной, тем труднее мне помнить, кто я. Я только не хочу, чтобы они командовали, и я не могу им объяснить это… Они не понимают.

Я сижу на кушетке… Смотрю на мою мать и размышляю. Как мы попали сюда? (Смеется.) Как мы попали в этот небольшой дом на тихоокеанском берегу, на эту старую кушетку?

Каждый думает, что я так рано развилась… Я думаю, что это забавно. Я все еще обладаю чувством юмора… Это такое безумство в мире.

РАЗУМ И ЛИЧНОСТЬ

Когда вы изучаете глаза вашего младенца, у вас может появиться чувство, что наука не торопится подтвердить наличие этой могущественной, влия­тельной личности. Вы и сами, возможно, проявляете осторожность в отно­шении убедительности суждений, умении правильно разобраться, благо­родстве, сострадании и храбрости, обнаруживаемых в воспоминаниях о рождении. Я же смотрю на них как на персональные фирменные знаки, своеобразные отпечатки пальцев.

Младенцы демонстрируют наличие сознания еще до рождения — путем узнавания и реакции на аудиозаписи голосов их собственных матерей. Они демонстрируют сочувствие, реагируя плачем на плач себе подобных, и проявляют внимание к вашим трудностям во время родов. Младенцы пока­зывают желание приблизиться к своим матерям и успокоить их.

Наша неспособность предоставить младенцам статус личности может за­держать и даже отбросить назад развитие их полного потенциала. Линда, с которой вы встретились в главе 8, в шестнадцать лет, после рассказа о сво­ем рождении отметила, что, когда она родилась, она чувствовала себя «мудрой» и знала многое. Однако к трем годам она стала обычным ребен­ком и делала то, что от нее ждали. Она сказала, что превратилась «в не­большое глупое дитя», хотя каждый полагал, что она должна быть умницей, вырасти и снова стать мудрой!

Конечно, Линда не единственная, кто выражает свою индивидуальность. Другая малышка, Мэрибет, оценивает это глубже: «Я чувствовала себя сердечным, осмотрительным, довольным, уверенным ребенком, но очень муд­рым — мудрой личностью в теле ребенка».

Воспоминания о рождении указывают на то, что младенцы идентифициру­ют себя, однако их родители мешают им в этом. Дети действуют внима­тельно и накапливают опыт вокруг своего собственного центрального ядра. Однако эта идентификация является хрупкой, а ее объект подвержен сомнению. Отвержение, постоянная критика или физическое оскорбление могут нарушить гармонию этой идентичности, внести в нее беспорядок и, возможно, даже разрушить ее, создавая проблемы, с которыми позже будут иметь дело психотерапевты. Но такого искажения личности быть не долж­но. Добротой и уважительным отношением к тому, кем они являются, вы значительно больше сделаете для своих детей, чем можете себе пред­ставить.

Подобно спектру цветов, на которые разлагается солнечный свет, проходя через призму, воспоминания о рождении выявляют многоаспектность, ши­роту и величие сознания.

Воспоминания о рождении сообщают вам, что ваш младенец имеет разум. Человек, использующий этот разум, готов взаимодействовать с вами боль­ше, чем вы можете предположить. Мне кажется, что младенцы в будущем удивят нас еще больше — отчасти потому, что они, наконец, обрели наше внимание. При этом мы должны быть готовы к появлению ложных, сфаб­рикованных, притянутых за уши историй новорожденных. Способности младенцев выше, чем предполагается. Они приходят в этот мир, окутанные тайной, — гении, завернутые в пеленки, замаскированные под младенцев.

Некоторым из вас идея о том, что младенцы имеют сознание, покажется не­вероятной.

Другие скажут: «Я всегда это знал!

 

ДЕСЯТИЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ. ПЕРСПЕКТИВЫ

В 1988 году, когда эта книга впервые была опубликована, ученые не были подготовлены к восприятию знаний о возможности функционирующего мышления у новорожденного младенца. В то же время родители, испыты­вающие счастье от тесного взаимодействия с собственным ребенком, были открыты этой идее. Это различие мнений между профессионалами и роди­телями до сих пор сохраняется, несмотря на то, что в последнее десятиле­тие исследования детей и их способностей и в психологии, и в медицине стали более известными. Расширившийся банк данных о пренатальном и перинатальном периодах сейчас оказывает все большую поддержку от­крывшимся неожиданным способностям детей, которые проявляются как в матке, так и при их рождении. Тем не менее эта книга, где приводятся ссылки на документы, подтверждающие высокую подготовленность памяти новорожденных и отражающие широкий диапазон сознания детей, по-пре­жнему остается уникальной, хотя и полемичной. Великолепная память и психические способности, описанные здесь, раздвигают ограничительные рамки современных научных исследований, требуя широкого изменения парадигмы человеческой природы и сознания.

Оглядываясь назад на десятилетие дискуссий и открытий, касающихся жиз­ни новорожденных, я хотел бы особенно выделить три важных области, в которых сохраняется скептицизм, несмотря на возрастающее число доказа­тельств: скептицизм относительно человеческой памяти вообще, особенно ранней памяти; скептицизм относительно болевой чувствительности детей и медицинские неудачи, подчеркивающие ее значение; и скептицизм отно­сительно жизненной силы изменений ранних взаимоотношений родителей и детей и бондинга.

ПОНИМАНИЕ ПАМЯТИ

Память, сопровождающая нас в повседневной жизни и изумительно функ­ционирующая при решении любых практических вопросов, может даже

раздражать и озадачивать отдельных ученых, которые стараются понять ее тайны. Память является упрямым человеческим инструментом, однако она не абсолютный автомат. В течение последнего десятилетия некоторые из этих фактов сурово критиковались, подвергались сомнениям и эмоцио­нальному суду, широко обсуждались в средствах массовой информации и привели к большому конфузу и разочарованию. Можно ли полностью дове­рять какой-либо человеческой памяти и, в частности, глубоко погруженной памяти рождения и детства?

Бурные дебаты между истцами и ответчиками, между специалистами, за­щищающими противоположные стороны, столкновения клиницистов и ис­следователей в научных ассоциациях увеличили число аргументов в пользу основных принципов, отмеченных выше. Маятник стал раскачи­ваться между крайними позициями: с одной стороны, воспоминания свя­щенны и по определению истинны и, с другой стороны, воспоминания — даже несколько больше, чем фантазии, и им нельзя доверять. Сегодня про­фессионалы должны быть готовы к допущению, что хотя за воспоминания нельзя поручиться, все же они могут быть достаточно точными. Психоте­рапевты, хотя они и не детективы или адвокаты, узнали, что наличие памя­ти лежит в основе тревожности, и поняли, что они обязаны помочь клиен­там найти различие между фантазией и действительностью.

Когда личные воспоминания выносятся на суд, они могут быть энергично оспорены и встречены скорее критически, чем уважительно. Обвинения в плохом обращении вплоть до попытки убийства, выдвинутые детьми, основанные исключительно на их памяти при отсутствии возможности проверить это другими способами, являются проблемами, которые суды не способны решить. Очень молодые свидетели представляют особенную трудность для судов. Непроверенные воспоминания детей уязвимы и мо­гут быть искажены взрослыми исследователями (включая сочувствующих, но неосторожных адвокатов). Они могут включать в себя фантазии, со­зданные с помощью самих же исследователей. Порой дети склонны сочи­нять такие истории, что у вас глаза полезут из орбит! Однако эта возмож­ность не должна быть поводом для того, чтобы не слушать детей. Насилие против детей — это отвратительная реальность, которую взрослые часто скрывают или не принимают, чтобы защитить свои собственные интере­сы. Поэтому детей нужно слушать, но с большим опытом и пониманием, чем в недавние годы.

Появилась новая оценка специальных характеристик воспоминаний, осно­ванных на травмирующих событиях. Эти воспоминания могут быть надол­го запрятаны (подавлены) до момента извлечения, вызванного случаем, от­крывающим им путь к сознанию. То, что они были на какое-то время по­гружены в глубины памяти, еще не доказывает, что они являются ложными. Немногие люди сохраняют непрерывные спонтанные описания своего рождения (хотя я знал таких), но при определенных условиях их давно ут­раченные воспоминания могут быть восстановлены и проверены. Дети, которые были тяжело травмированы, могут не обладать какой-либо созна­тельной памятью, которую могли бы предъявить. Но, как правило, они жи­вут и действуют в соответствии со своей памятью, как в спонтанной пьесе, в которой все описано ярко и точно.

Эта форма памяти замечена у ветеранов войны, которые столкнулись с не­вообразимыми картинами насилия и смерти. Некоторые участники одних и тех же сражений сохраняют ясные и специфические воспоминания, тогда как другие полностью подавляют полученные впечатления — возможно, на десятилетия, — и подобно детям, эти ветераны «разыгрывают» свою тревогу и шок в повседневной жизни. Под руководством психотерапевта эти «подземные» воспоминания могут быть извлечены и устранены.

Опыт моей гипнотерапевтической работы с множеством клиентов, пере­живших разнообразные травмы, позволил мне прийти к заключению, что «скрытые» воспоминания были обычно замаскированы под страхи. Утра­ченные воспоминания как будто находились за пределами обычного поля зрения. Нередко мы пытаемся восстановить часть нашей «утраченной» в прошлом жизни, но редко можем выполнить это на уровне тех стандартов «доказательств», которые требуются в суде. Наш персональный поиск правды призывает гармонично сочетать любопытство и благоразумие и быть настолько объективными, насколько это возможно при оценке того, что сделали мы и что сделали другие по отношению к нам.

В академических кругах постепенно разрушаются давние предубеждения против надежности ранней памяти (внутриматочной, дородовой памяти, памяти рождения и памяти маленького ребенка). Наиболее спорный с точ­ки зрения функционирования памяти внутриматочный период все больше и больше проясняется, значительную помощь в этом оказывает ультразвук, который показывает психологам, что память и обучающие системы уже функционируют. Младенцы, еще находящиеся в матке, сигнализируют о том, что они познакомились с обращенными к ним рифмами, которые по­вторялись ежедневно в течение четырех недель. Точно так же младенцы сразу после рождения распознают голоса родителей, музыкальные отрыв­ки, темы «мыльных опер», звуки программы новостей, звуки их родного языка, а также вкусовые ощущения и запахи, воспринятые в матке, — по­скольку им все это хорошо знакомо, то есть изучено и заложено в память за предшествовавшие недели и месяцы.

Эксперты в области памяти продолжили рассмотрение первичных доказа­тельств, предоставленных только что начавшими говорить двух- и трехлетними детьми в воспоминаниях об особенностях их рождения. Эти важ­ные свидетельства, опубликованные в 1981 году в журналах для препода­вателей, обучающих родоразрешению, и родителей, которые я приветство­вал в этой книге, никогда не принималось всерьез в научных кругах. Все это время эксперты отрицали память рождения, но новые поколения трех­летних детей продолжали доказывать, что они не правы!

Психологи восторгались теорией «инфантильной амнезии», которая была впервые обнародована Зигмундом Фрейдом в 1916 году. Эта идея казалась очевидной, поскольку повседневные наблюдения людей показывали, что редко кто-либо помнит, что случалось с ними до третьего или четвертого года их жизни. В дальнейшем этот взгляд был поддержан теориями швей­царского психолога Жана Пиаже (Jean Piaget), которые доминировали в психологии развития в течение последних сорока лет. Идеи Пиаже относи­тельно ограниченного интеллекта новорожденных и его развития на опре­деленных стадиях только сейчас пошатнулись под возрастающим давлени­ем экспериментальных свидетельств. Крушение иллюзий о памяти младен­цев происходит благодаря работе горстки психологов-экспериментаторов, выполнивших около сорока важных, решающих экспериментов примерно за десять лет. Теперь, наконец, теория инфантильной амнезии мертва.

Основной идеей в медицине и психологии, затруднявшей принятие любого сложного представления о мышлении, было представление о том, что не­зрелый и незавершенный мозг не может поддерживать память и обучение. Кроме того, существовали трудности тестирования индивидуальной истин­ной памяти младенцев, которые не могли говорить. Поэтому исследования не проводились, и когда доказательства появлялись, их игнорировали или отклоняли. В условиях серьезных разногласий экспериментальные психо­логи сумели доказать, что все дети в возрасте трех, двух и одного года спо­собны к немедленному и долгосрочному воспроизведению событий. Мла­денцы, протестированные в два, четыре и шесть месяцев, могли распозна­вать по деталям скрытые объекты, их местоположение и размеры. Младен­цы могут вспоминать процедуры, включающие серию этапов, даже после длительного перерыва. И способность делать это зависит не от их возра­ста, а от тех же самых факторов и условий, которые улучшают воспомина­ние у старших детей и взрослых, — например, от характера событий, про­должительности их действия и сопутствующих реплик или напоминаний. Главное заключение этого исследования состоит в том, что младенцы по­стоянно узнают и помнят то, что они должны знать в любое данное время. Их воспоминания не утрачены, а непрерывно обновляются, так как обуче­ние продолжается.

Несмотря на очевидные доказательства, вера в то, что младенцы психиче­ски некомпетентны, все еще широко распространенная сегодня, задержала

подтверждение наличия даже элементарных умственных способностей у младенцев. Но что еще более важно, эта вера сделала нас нечувствитель­ными к свидетельствам более высокого восприятия, телепатической связи и тонких форм знаний, которые были продемонстрированы младенцами и описаны в этой книге.

ПОНИМАНИЕ МЛАДЕНЧЕСКОЙ БОЛИ

В течение столетия младенцы, находясь в заведомо проигрышной позиции, боролись, пытаясь убедить врачей, что они могут испытывать боль и что их боль имеет значение. Отвержение медиками боли у младенцев было вопи­ющим в практике детской хирургии, потому что операции проводились без обезболивания, ритуалы неонатального интенсивного выхаживания явля­лись обычным наказанием болью за рождение, как и при обрезании маль­чиков. В последнее десятилетие это сражение достигло критического по­воротного момента для хирургов, но не для акушеров, которые все еще со­мневаются. Родители могли бы сделать многое, для того чтобы изменить обращение с новорожденными.

На фоне научного невежества в отношении чувствительности новорож­денных в Университете Джона Хопкинса в 1917 году начались экспери­менты по наблюдению за появлением у них слез, реакций на взятие кро­ви, вскрытие гнойников скальпелем, уколы булавками их запястий во вре­мя сна. Результаты были однозначными. Когда бралась кровь из большого пальца ноги, противоположная нога сразу же приближалась, чтобы вытол­кнуть иглу. Вскрытие гнойника ланцетом приводило к неимоверному кри­ку, а булавочные уколы даже во сне вызывали защитную реакцию. Даже грубое снятие первородной смазки с кожи и обтирание при рождении вы­зывали сопротивление этим действиям и усиленное стремление избавить­ся от этого.

Эксперименты по изучению боли продолжались в больнице Чикаго в 1920-х, в 1930-х годах в Университете Колумбии и Детской больнице Нью-Йорка в 1940-х годах, и снова в 1970-х годах в вашингтонской Университетской ме­дицинской школе. Все результаты были идентичными, но эти свидетельства оказали очень слабое воздействие на веру врачей. Обработка младенцев продолжалась как обычно. В нью-йоркских экспериментах семьдесят пять младенцев стимулировали тупой английской булавкой от рождения до че­тырехлетнего возраста, через определенные интервалы времени. На основе двух тысяч наблюдений исследователи заключили, что младенцы были рож­дены со слабо выраженным чувством боли, тепла, холода и прикосновения. Они опустили тот факт, что на младенцев действовала анестезия, которую получали их мамы в процессе родов и родоразрешения!

 

Немногие знают, что после открытия анестетика эфира в 1846 году хирур­ги продолжали оперировать младенцев без какого-либо обезболивания. Доктора считали, что наркоз для младенцев опаснее, чем хирургическая операция, проведенная без обезболивания. Врачи были уверены, что мла­денцы имеют слабо развитый мозг и не будут помнить испытанную когда-то боль. Хотите верьте, хотите — нет, но это все еще имело место, когда я писал данную книгу — десять лет тому назад*.

С 1986 по 1988 год сошлись две мощные силы, чтобы изменить ситуацию: родительская власть, усиленная поддержкой средств массовой информа­ции, и авторитет блестящего исследования. Элен Харрисон и Джилл Ловсан были матерями детей, нуждавшихся в неонатальном интенсивном выхажи­вании. Эти женщины перенесли серьезные операции без использования анестетиков. Более того, детям были даны релаксанты, которые не позво­лили им произносить звуки или поднимать палец в знак протеста! Один ре­бенок после операции вошел в состояние шока и умер несколькими днями позже, а другой приобрел пожизненную боязнь врачей, больниц и всех ме­дицинских процедур.

Эти истории, рассказанные родителями, были растиражированы радио, те­левидением, газетами и журналами, что привлекло внимание миллионов людей к теме детской хирургии без обезболивания. Их истории нарушили тишину, длившуюся 150 лет. Медицинские авторитеты начали было защи­щать старые взгляды (с использованием традиционных аргументов, что младенцы не нуждались в обезболивании или могли погибнуть от анесте­тиков), однако влияние общественного мнения оказалось сильнее.

В то же самое время, когда госпожа Харрисон и госпожа Ловсан поведали свои истории, в Оксфордском университете в Англии анестезиологом Кенвелом Анандом (Kanwal Anand) и его коллегами были завершены решаю­щие исследования. Используя современные и всесторонние методы изуче­ния, они исследовали две группы оперированных младенцев — с анестези­ей и без нее — и показали, что младенцы хорошо переносят анестезию и имеют лучшие послеоперационные результаты, чем дети, не получившие никакого обезболивания. Их работа пролила свет на скрытую до этого вре­мени связь между операцией без анестезии и физическим шоком, который приводил к смерти несколькими днями позже. Практика хирургических вмешательств без обезболивания повреждала и убивала младенцев! Под объединенным воздействием родительской власти и гениального исследо­вания официальные гильдии хирургов и анестезиологов объявили о резком изменении в политике: они обещали оказывать такое же уважение мла­денцам, как и всем другим пациентам, используя адекватную анестезию при операциях, закончив период дискриминаций, страданий и неоправдан­ных смертей, длившийся 150 лет.

Печально, что несмотря на эту реформу в детской хирургии, обычное нака­зание болью продолжается при неонатальном интенсивном выхаживании в родильных отделениях, при обрезании у мальчиков, и миллионы младен­цев до сих пор подвергаются испытанию бессмысленной болью.

Проблема, которая заявила о себе в 1970-х годах, была особенно тяжелой в неонатологии: младенцы рассматривались как неодушевленные существа, на аппараты смотрели как на единственное спасение, а технология стано­вилась культурным божеством. Младенцев превратили в киборгов (в изде­лие машин и механизмов) во имя спасения их жизней. Медицинское обслу­живание самых слабых и больных младенцев, большинство из которых рождаются задолго до положенного срока и находятся на грани жизнеспо­собности, является техническим чудом, но причиняющим боль. Искусст­венная матка, созданная технократами, даже отдаленно не напоминает женскую матку, но удивительно и то, что не предпринималось никаких специальных шагов, чтобы достичь аналога реальной матки. В США при­близительно в 700 интенсивных детских отделениях боль является неиз­бежным спутником жизни младенцев, которые должны быть привязаны и обездвижены для введения трубки в их дыхательное горло, при искусст­венном дыхании через трубку, для отсасывания слизи через трубку. Труб­ки, иглы и провода вонзаются в них, а их тонкая кожа сжигается спиртом при пункции вены или снимается случайно, когда удаляются датчики мо­нитора. Таков повседневный мир неонатологии.

Аналитики описывают жизнь в этой детской комнате как «смешанное бла­гословение», потому что все усилия по спасению младенцев омрачены бо­лью; многие из них умирают, а спасенные вступают в жизнь травмиро­ванными. Хотя в последнем десятилетии перспективы выживания улуч­шились, особенно для младенцев, которые весят при рождении более трех фунтов, никто не может предсказать, какими последствиями для общества чревато причинение столь выраженных страданий такому большому коли­честву преждевременно родившихся детей. Массированная боль, как пра­вило, делает людей отчаянными и иррациональными, желающими бо­роться и идти на чрезвычайные риски. Боль кормит гнев. В настоящее время целых 400000 младенцев в год входят в жизнь через искусственные двери боли.

Новой областью неонатологии является фетальная (плодовая) хирургия — операции на младенцах внутри матки. Вначале хирурги не давали никако­го обезболивания, поскольку думали, что эти младенцы были слишком при­митивными, чтобы испытывать боль. Однако в 1994 году неонатологи из­мерили стресс-реакции (реакции напряжения) у сорока шести плодов во время внутриматочных переливаний крови и обнаружили увеличение

бета-эндорфинов на 590% и кортизола на 138% через десять минут после хирургического вмешательства, что являлось четким отражением восприя­тия боли. Даже самые молодые плоды демонстрировали сильную гормо­нальную реакцию на процедуру.

Как ни странно, в Соединенных Штатах с 1940-х годов, когда произошло перемещение большинства рождений из дома в больницы, нормальные младенцы, рожденные в срок, были предоставлены новому виду боли — обычной с медицинской точки зрения. Эта боль причиняется безнаказанно, потому что доктора продолжают сомневаться в реальности боли у младен­цев и ее значении. Они все еще предполагают, что боль быстро проходит и забывается. Я полагаю, что эти доктора неправильно истолковывают па­мять и недооценивают младенцев.

Прохождение через боль при рождении в больнице может начинаться для ребенка с введения электродов в скальп для электронного контроля или с ранки в скальпе для получения образца крови, в то время когда голова младенца все еще скрывается в родовом канале. Медицинское родоразрешение нередко начинается с искусственного родовозбуждения путем раз­рыва плодных оболочек, что приводит к удалению околоплодной жидко­сти, которая защитила бы головку младенца во время схватки. Введение окситоцина, предназначенного для усиления сокращений матки, увеличи­вает болезненность схваток для младенца.

Когда мать получает эпидуральную анестезию, эффективность схваток уменьшается настолько, что нередко возникает необходимость в наложе­нии стальных щипцов, чтобы извлечь головку младенца. Это оскорбление голове сменяется другим оскорблением — для спины, поскольку младенец поддерживается в воздухе за лодыжки, а также болезненным мытьем и вы­тиранием чувствительной кожи при удалении первородной сыровидной смазки. Поскольку младенец должен быть взвешен и измерен, неизбежно происходит резкое соприкосновение с твердыми поверхностями (другое грубое воздействие на спину).

Окружающей средой медицинского рождения является комната с темпера­турой приблизительно тридцать градусов, что значительно холоднее той среды, которую младенцы знали прежде; яркий свет направлен прямо на младенца, чтобы акушеры лучше видели, но такой свет ослепляет младен­ца и портит первое впечатление; игла вставляется в кожу, чтобы ввести витамин К. Глубокая ланцетная ранка на пятке наносится для того, чтобы получить хороший образец крови, необходимый для многочисленных ана­лизов. Все происходящее во время этого процесса, крики и плач новорож­денных младенцев, драматично выражающих свой шок и дискомфорт, не оказывает никакого воздействия на работающих акушеров, которые точно так же будут обращаться и со следующим младенцем.

Эта новая форма «родоразрешения», предлагаемая акушерами в больницах, является крещением болью. Рождение не имело аналогов этому на протя­жении тысяч лет человеческой эволюции до 1940-х годов. Врачи полагают, что это «наилучшая из забот». Антрополог в области культуры Робби Де-вис-Флойд (Robbie Davis-Floyd) называет это ритуалом инициации в тех­нократическое общество, где используются механизмы для улучшения природы и где все младенцы стали киборгами.

Вероятно, наиболее насильственная практика, связанная с родоразрешением в больницах Америки в течение всего XX столетия, — практика обреза­ния у мальчиков, хирургического удаления чувствительной кожи, которая покрывает головку полового члена. В прошлом эта операция всегда прово­дилась без обезболивания; сегодня она часто делается без анестетиков, хотя медицинские исследователи, работающие с младенцами, фактически единодушно признают необходимость местной анестезии. Опросы показы­вают, что акушеры и педиатры, которые продолжают делать эту мучитель­ную операцию без адекватной анестезии, все еще полагают, что младенцы не нуждаются в анестетиках и утверждают, что их впрыскивание могло бы способствовать занесению инфекции (аргумент, противоречащий исследо­ваниям).

Шестьдесят процентов американских мальчиков (снижение после высокого девяностопроцентного уровня в прошедшем десятилетии) все еще подвер­гаются этой болезненной косметической операции, которая отнимает у них функциональную и радостную часть их сексуальной анатомии. Пере­чень «причин», приводимых медицинскими авторитетами для обоснования этой операции, следующий: это предупредит появление астмы, алкоголиз­ма, ночного недержания мочи, ревматизма, эпилепсии, сифилиса, психиче­ских болезней и приостановит мастурбацию. Все это оказалось ошибочным и абсурдным. Однако в последние годы американские врачи продолжают традицию страшных предупреждений, основанных на необоснованных свидетельствах, что неповрежденная крайняя плоть может вызывать сексу­альные болезни, рак, мочевые инфекции и даже СПИД. Не существует ни одного исследования, которое может оправдать увечье большинства амери­канских мальчиков, рождающихся ежегодно.

Даже с гуманным использованием анестетиков, устраняющих непосред­ственную хирургическую боль, эта ненужная операция, включая шок и длительный период восстановления, нарушает доверие между младенцами и родителями, создает опасность полового ущерба и способствует появле­нию бессознательной защиты половых органов от дальнейшей опасности.

Поскольку новорожденные — особенно хорошие ученики, бессовестно подвергать их сексуальному нападению в самом начале жизни, когда отно­шения, модели и привычки формируются на глубоком уровне мышления и тела. В обществе, где увеличивается насилие, особенно против женщин, мы должны рассмотреть возможность того, что часть этого насилия может быть результатом систематического сексуального насилия по отношению к американским мужчинам в первые дни жизни вне матки.

Мы обеспокоены уязвимостью младенцев перед насилием и недавно нача­ли исследование последствий неонатального интенсивного выхаживания, чтобы проверить его действие на оставшихся в живых, особенно прежде­временно родившихся детей. Среди них многие погибли от физических и психических расстройств и эмоциональных заболеваний. Я не знаю ни од­ного исследования, проследившего связь между воздействием ранней трав­мы и антиобщественным поведением в последующей жизни.

Краткие сводки новостей о серийных убийцах наводят на размышления о роли травмирующих обстоятельств при рождении наиболее жестоких пре­ступников, однако систематические исследования этого единичны. Исклю­чением является исследование Эдриана Райна (Adrian Raine) с коллегами (1994), которое показало, что осложненное рождение, объединенное с тя­желым материнским отвержением, предрасполагает к тяжелому преступле­нию в восемнадцатилетнем возрасте. Из более чем 4200 мужчин с обоими факторами риска 4% группы составили люди, совершившие 18% тяжелых преступлений (убийство, нападение, насилие, вооруженный грабеж, неза­конное владение оружием и угрозы насилия).

Другое уникальное исследование бросает новый свет на возможное долго­срочное действие травмы обрезания. Научная группа в детской больнице Торонто (1995) изучала реакции детей на прививочные «выстрелы» через четыре месяца после рождения и обнаружила, что обрезанные мальчики сильнее реагировали на прививки. Наблюдатели оценили их как детей, больше страдающих и дольше плачущих, чем мальчики, которые не подвер­глись обрезанию. Исследователи указывали, что болевой порог младенцев был снижен ранней травмой обрезания. Конечно необходимы дополни­тельные доказательства, чтобы осветить отдаленные последствия обреза­ния, однако новая информация из Торонто согласуется с функцией памяти при сильной тревоге, когда существует опасность повторения прошлой травмы, и с новым пониманием того, что нейробиологические точки изме­нены в результате полученного опыта насилия. Ирония состоит в том, что, освободив младенцев от большой хирургической боли десять лет тому на­зад, снова и снова приходится вести борьбу, чтобы остановить врачей от обычного причинения боли новорожденным младенцам.

 

 

ВЛАСТЬ СВЯЗИ «РОДИТЕЛИ — РЕБЕНОК»

Когда в 1940-х годах родоразрешение переместилось из дома в больницы и мужчины принялись помогать женщинам при родах, Мать Природа не была туда приглашена. В 1950-е годы преждевременно рожденных младенцев морили голодом в течение сорока восьми часов из-за опасения, что они мо­гут быть задушены «избытком жидкости». Мужчины предпочли молоко ко­ровы молоку матери, советуя женщинам кормить своих младенцев из буты­лочек каждые четыре часа. Мужчины советовали матерям не реагировать на плач младенцев, оставленных без присмотра, и даже выступали против использования кроваток-качалок! В больницах мужчины продвинули обре­зание, как будто мучительная боль и похищение сексуальных частей явля­лись вопросами, не имеющими значения для младенцев или их родителей. И мужчины же настаивали на отделении младенцев от их матерей даже дома и поселение их в детских комнатах. В те дни отцы не имели никаких прав, им было запрещено сопровождать своих жен во время схваток и родоразрешения; а матерям преждевременно родившихся младенцев запре­щали посещать их в детской комнате.

Сегодня, спустя шестьдесят лет, кроватки-качалки снова в моде, младенцы чаще питаются по требованию, чем по графику, молоко матери оценено более высоко (хотя все еще практикуется их разделение с младенцами, правда, в течение короткого периода времени). Отцы получили доступ в родильные палаты, и оба родителя могут посещать своего младенца в дет­ской палате. Этим реформам мы обязаны упорству Маршалла Клауса и Джона Кеннелла — врачам-педиатрам, которые первыми подняли знамя «бондинга» (связывания) и несли его в течение тридцати лет. Как ни странно, в течение десятилетия с момента публикации этой книги бондинг-теория и исследования, имевшие к ней отношение, были перепрове­рены. Критики нападали на недостатки в методологии исследования, утверждали, что положения бондинга были необоснованными, и объявили теорию научной фикцией.

К счастью, эти академические споры оказались недостаточными для того, чтобы уничтожить главные реформы, которые вызвал бондинг, но, подобно большинству противодвижений, они сопровождались разъяснением неко­торых наиболее спорных интерпретаций бондинга. Бондинг — это собира­тельное понятие, не ограниченное одним определенным временем, когда все преимущества получены или утрачены. Он должен рассматриваться в рамках континуума как возможность продвижения вперед от предзачатия. Это согласуется с сообщениями матерей о том, что «момент», когда они влюблялись в своего ребенка, или «теснейшей захваченное™» им наступал в самое разное время. Маршалл Клаус пробовал объяснять, что бондинг не эпоксидная смола или контактный цемент и что они никогда не предлагали матерям быть с младенцами непосредственно после рождения, если те не могли, так же, как не говорили им, что они никогда не будут способны восполнить эту потерю.

Первоначальные наблюдения, которые привели к созданию теории бондинга, показали, что в воздухе между матерями и младенцами витало ка­кое-то волшебство. Возможно, они чрезмерно стремились доказать, что первые несколько минут после рождения являются решающими для уста­новления связи между матерями и младенцами на последующие годы. Та­кие вещи трудно доказать. Как долго продолжается «чувствительный» пе­риод для бондинга? На встрече Американской медицинской ассоциации в 1970-х годах авторитеты согласились в том, что десять минут — вполне корректное время, чтобы отложить бондинг после родоразрешения! Это была теория эпоксидной смолы в ее самом плохом изложении, хотя она была все-таки лучше, чем медицинские правила, предписывавшие забирать младенцев у их матерей и отцов, как только они покидали матку. Между тем до того, как родоразрешение в 1940-х годах переместилось в больни­цы, все родители имели неограниченное время для секретной и интимной близости со своими новорожденными детьми.

Часть реального волшебства связи при рождении состоит в том, что мла­денцы и родители в это время широко открыты друг к другу. Родители час­то упоминают захватывающую интенсивность контакта «глаза в глаза», возможно, обеспеченную тем, что младенцы сразу после рождения нахо­дятся в особом состоянии спокойного и сосредоточенного внимания. Это состояние продолжается приблизительно сорок минут и допускает глубо­кую и интимную близость, поскольку все стороны проявляют абсолютное внимание друг другу. Как если бы и младенцы, и родители удовлетворяли свое огромное любопытство к другу друга, которое они вынашивали и ле­леяли в течение многих месяцев. Это временное состояние слишком быст­ро уступит место длительному сну, непродолжительному плачу, другим за­ботам и отвлеченным бодрствующим состояниям. В типичном двадцатиче­тырехчасовом промежутке времени младенец будет пребывать в состоянии спокойной настороженности лишь около десяти процентов времени.

В этот критический период сразу же после рождения действуют и другие мощные силы. Если младенцы не находятся под действием наркотиков, а уложены и оставлены безмятежно лежащими на теплом животе матери в течение примерно часа после рождения, они ведут себя спокойно, перио­дически посматривают на мать, начинают проявлять признаки голода. Они будут подниматься вверх, найдут грудь и начнут кормиться грудью без чьей-либо помощи. Другое обеспечение Природы Матери — обмен друже­ственной носовой флорой, естественный прием с пищей витамина К в мо­лозиве, уникальные элементы молока матери, которые покрывают стенки

кишечника младенца обилием полезных антител, которые мать накопила в течение своей жизни, — царское наследие! Существует еще и психологи­ческое утешение — благополучно оказаться в объятиях матери, о чем на­поминают сердцебиение и звуки тела, которые были музыкой жизни внут­ри матки. Звуки плача младенца стимулирует воспроизводство грудного молока, а кормление ребенка грудью вызывает гормональную реакцию ма­тери, которая способствует изгнанию плаценты и обеспечивает защиту от кровотечения. Это интимное и взаимовыгодное начало жизни в идеале мо­жет быть создано секретностью, близким соприкосновением и отсрочкой обычных медицинских вторжений. Конечно, бывает и хуже: всегда есть много путей к многочисленным неприятностям, но мы не должны совер­шать худшее для матерей, отцов и младенцев, особенно когда у нас есть выбор и возможность сделать лучшее.

Более пятидесяти лет тому назад медицинский антрополог Эшли Монтегю (Ashley Montagu) выступал против разделения матерей и младенцев при рождении, защищал право на тесное соприкосновение, поощрял сон с деть­ми, а не размещение их в кроватках. Его слова оказались пророческими, адресованными фундаментальным человеческим потребностям, но тогда они остались почти незамеченными. Вскоре после первого издания этой книги психиатр Джон Боулби (John Bowlby) и педиатр и детский психоана­литик Дональд Винникотт (Donald Winnicott) в Англии высказались с тре­вогой, что психическое здоровье базируется на привязанности между детьми и родителями. Другие исследователи стремились измерить эти при­вязанности. Маршалл Клаус и Джон Кеннелл, вдохновленные этой работой, посвятили свою работу поискам подходящих измерений этой привязаннос­ти. Они наблюдали родителей, которым было предоставлено время для ин­тимного контакта с ребенком после рождения, и сравнили их с матерями и младенцами, лишенными такого контакта. Они первыми исследовали тер­риторию, не отмеченную на карте, и их открытие необыкновенной власти связей между родителями и ребенком оказались яркими и чрезвычайно важными. Дальнейшие доказательства пришли из совершенно неожидан­ных источников.

Совместный эксперимент был проведен в Греции и Соединенных Штатах в группах из 107 детей, зачатие которых было запланировано и не заплани­ровано. Исследователи выдвигали гипотезу, что в возрасте трех месяцев младенцы, которые были запланированы, покажут более выраженную и дифференцированную вокальную реакцию на своих матерей (в отличие от незнакомцев), чем младенцы, которые не были запланированы. Их пред­сказание сбылось: запланированные младенцы продемонстрировали более высокий уровень познавательных способностей и более сильную привя­занность к своим матерям, чем незапланированные младенцы, что показали вокальные реакции на матерей (чем на незнакомых мужчин) (1993). Возможно, запланированные младенцы уже раньше и сильнее наслажда­лись привязанностью к своим матерям. В другом исследовании тонких, но мощных естественных привязанностей большая когорта, состоящая из 8000 женщин, была разделена на тех, у кого беременность была желатель­ной и нежелательной. Основную группу составляли женщины, которые рано получили пренатальное выхаживание по всесторонней программе здравоохранения. Все были замужем и имели низкий риск неблагоприят­ного исхода беременности. Статистический анализ показал, что у младен­цев, родившихся в результате нежелательных беременностей, риск смерти в первые двадцать восемь дней жизни был два с половиной раза выше по сравнению с младенцами, родившимися в результате желательных бере­менностей. Очевидно, отношение матери к беременности достигало мла­денцев и трансформировалось в уравнение «жизнь или смерть» (1994).

В небольшом эксперименте, используя гипнотическую технику идеомоторных сигналов (описана в главе 6), 25 из 26 женщин правильно идентифи­цировали пол своего младенца перед исследованием ультразвуком или пе­ред рождением. В одном случае, который сочли неправильным на основа­нии данных УЗИ, сигнал пальца был правильным, в то время как указания ультразвука были ложными. Это замечательное исследование вновь демон­стрирует мощную связь между матерью и младенцем в матке, что делает возможным узнавание пола еще до использования каких-либо способов его физического определения. Точно так же была подтверждена психологиче­ская связь между матерью и младенцем в матке в ряде недавних экспери­ментов с курением и курительным обманом. Младенцы четко увеличивали свою реакцию вздрагивания на курительный обман, то есть в том случае, когда никакая сигарета не зажигалась (1995). Поскольку не было никакого дыма, который мог бы воздействовать на младенца химически, связь между матерью и ребенком вполне могла быть психологической.

Десять лет дополнительных свидетельств, полученных после публикации первого издания этой книги, показывают, что младенцы лучше подготовле­ны к встрече с нами, чем мы предполагали. Поскольку доказательства на­личия человеческой памяти были отодвинуты назад — от трехлетнего воз­раста к рождению и от рождения до жизни в матке, мы получили повод бо­лее серьезно думать о памяти рождения, которую несут наши дети. Пола­гая, что никакое мышление не могло быть связано с рождением, мы не рас­сматривали последствия ненужной боли и страданий на наши персональ­ные жизни или на социальный порядок. Теперь мы можем лучше понять корни насилия в современном обществе и приступить к систематической замене болезненных ощущений приятными чувствами до, во время и после рождения.

Расширение представлений о памяти и обучении в натальный и пренатальный периоды нашего развития приводят нас к пониманию невероятных возможностей пренатальной связи, стимуляции, моделирования и бондинга. Исследование о роли пренатальной стимуляции ребенка уже подтверж­дает важные вознаграждения, которые стали возможными, когда умы мла­денцев и умы родителей встречаются до рождения или даже перед зачати­ем. Я напишу об этих экспериментах и о мышлении до рождения в своей следующей книге.

 

Приложение 1 ЗАМЕТКИ ОБ АБОРТАХ

Аборт — это болезненная процедура почти для каждой женщины. Я знаю нескольких медсестер и докторов, которые отказались от участия в прове­дении абортов, а также тех, которые продолжают их делать не потому, что это им нравится, а из-за того, что они искренне верят в необходимость иметь выбор.

Для многих из тех, кто обожает неродившихся малышей, сопротивление абортам принимает характер необузданного беспокойства. Я разделяю их тревогу, но я также симпатизирую семьям, особенно женщинам, которые всегда несли несоразмерную ношу при нарушениях в сексуальной жизни. Мне кажется, они имеют право принимать решения относительно всего того, что случается внутри их собственного тела.

Некоторые из моих коллег свели статьи об абортах к обычным принципам: либо полностью за аборты, либо всецело против них. У меня это не полу­чилось. Статьи об абортах неизбежно вызывают сложности, так как они включают: (1) интеграцию науки и теологии, (2) этику и политику, (3) мо­ральный выбор, связанный с благополучием не одной, а двух или более сторон, (4) мучительные психологические решения, (5) медицинскую прак­тику, (б) гражданские права, охраняющие частные основы совести и (7) проблемы населения с глобальными последствиями. Учитывая все сказан­ное выше, я полагаю, что такие статьи — статьи духовного происхожде­ния — отражают личное отношение их авторов, не обязательно разделяе­мое другими людьми.

Мои собственные исследования с воспоминаниями рождения показали мне, что человеческое сознание выходит за рамки физического и имеет дли­тельный и зрелый характер в любом возрасте. Я нахожу разумную жизнь до рождения действительно реальной, хотя и определенно духовного свой­ства. Наиболее точным определением для жизни не физической, а созна­тельной, известным мне, является «душа». С душой мы имеем дело с момен­та зачатия. Душа имеется, когда тело для нее еще только строится и еще не готово к работе.

 

Душа без тела смущает юристов и законодателей. Это одна из причин, ко­торая затрудняет разрешение проблемы аборта. В нашей системе юрис­пруденции, для того чтобы к вам обращались как к личности, необходимо в тело вселить душу. В свете этого я полагаю, что Высший суд США счел ра­зумным ссылаться на физическую жизнеспособность как необходимое предварительное условие при рассмотрении прав неродившихся.

В самом деле, кто может управлять душой? Это задача не по силам ни церк­ви, ни государству, ни науке. Лично я чувствую себя легче, зная, что Со­здатель обеспечил душу необходимой провизией; в отличие от многих, я не верю, что люди могут убить душу. Идея, что люди могут «умертвить» душу, кажется теологически слишком самоуверенной. К нашему благу, жизнь и смерть души находятся вне нашей компетенции.

Когда родители размышляют об аборте, думаю, что неродившиеся младен­цы знают об их мыслях и желали бы с их помощью рассмотреть обстоя­тельства в честной и откровенной беседе. Способ управления этим слож­ным диалогом был разработан перинатальными психологами (подробнее см. в разделе «Источники и материалы для чтения»). Следуя такой откро­венной беседе, мамы рассказывают, что они могут почувствовать любовь, исходящую от неродившихся малышей, облегчение и поддержку в их ре­шении.

Некоторые чувствуют, что они должны защитить неродившихся младенцев, так как те не могут защитить себя. Такое предположение о душевном мире, возможно, не полностью оправдано. В моем понимании душа далеко не беспомощна. Если условия неблагоприятные, душа может покинуть неза­вершенные физические структуры. Так, самопроизвольные выкидыши час­то происходят вследствие естественных причин, но могут быть и результа­том выбора неродившегося малыша. Если бы вы были душой, стали бы вы ждать аборта, который уже предрешен и неизбежен?

Когда женщины сами принимают решение сделать аборт, им необходима квалифицированная медицинская помощь. Плохо проведенные аборты представляют угрозу для жизни и здоровья. Криминальные (внебольнич-ные) аборты, на которые в течение многих веков идут отчаявшиеся жен­щины, до сих пор убивают людей. Статистики установили, что в Латинской Америке и Африке половина случаев женской смертности связана с бере­менностью, закончившейся противозаконным абортом. В странах третьего мира это около четверти миллиона смертельных случаев. Не так давно по­добное происходило и в Соединенных Штатах. Лишение женщин медицин­ской помощи — не способ помочь малышам.

Аборты в клинических условиях тоже приносят мало радости. Это несчаст­ливое место для персонала, для пациентов или для души неродившегося ребенка. Работа, проводимая здесь, это формальная процедура, связанная с исправлением ошибок вследствие безграмотности, поспешных суждений, оскорблений и болезней. Закрытие клиник, в которых делаются аборты, не решит эти проблемы.

Пытаясь взять как можно больше малышей под защиту суда, некоторые ак­тивисты стараются снизить общепризнанный уровень жизнеспособно­сти — возраст, в котором недоношенные дети могут быть спасены с помо­щью героического медицинского вмешательства. Такой подход навязывает медицине роль, которую она уже невольно играет, — поддержка жизни людей с помощью машин. При наличии соответствующего оборудования мы подсоединяем недоношенных малышей к устройствам миниатюрных размеров, вызывающих болезненные ощущения, но поддерживающих жизнь в сюрреалистичных детских комнатах.

Бедные младенцы размером с ботинок, чьи тела сформированы еще только наполовину, оказываются втиснутыми в созданную человеком матку и «чу­десным образом» спасенными. Цена этому — уход, стоящий тысячи долла­ров в день, многочисленные операции и для значительного числа спасен­ных — жизнь с суровыми препятствиями. Когда Высший Суд установил уровень жизнеспособности на двадцать восьмой неделе беременности, это стало границей риска. В настоящее время некоторых малышей можно спа­сти в возрасте двадцати четырех недель, но условия для достижения этого связаны с опасностью. Снижение границ жизнеспособности означало бы невыразимое страдание, так как все большее и большее количество плохо сформированных младенцев подвергались бы выхаживанию в искусствен­ных условиях.

Иногда малыши выживают после неэффективных попыток абортов, пред­принятых их матерями. Такое угрожающее жизни событие сказывается на сознании малыша и, хотя является глубоко подавленным, может случайно всплыть на поверхность. Пока этого не случится, решение проблем может оказаться обманчивым и трудным, поскольку истинная причина не выявле­на. Для неродившегося ребенка попытка аборта является угрозой и может выразиться в форме недоверия, гнева, вины или депрессии, которые будут оказывать влияние на поведение в течение многих лет. Однако мать, кото­рая признает вред, причиняемый попыткой аборта, может помочь психоло­гическому лечению путем откровенного диалога со своим ребенком, если у нее хватит для этого храбрости.

Психотерапевты постоянно слышат жалобы пациентов, которые выжили после попыток своих матерей сделать аборт, что они сохранили жизнь для неизмеримо худшей участи — быть нежеланными и нелюбимыми.

Усыновление является важной альтернативой абортам, но и оно не обхо­дится без травм. Чтобы уменьшить травму, настоящая (биологическая) мать может обеспечить неродившегося ребенка кажущейся любовью и кор­млением, пока родители, собирающиеся его усыновить, не возьмут заботу на себя. Это бесценный подарок для ребенка и его новых родителей.

В будущем медицинская технология, возможно, будет более успешно раз­рабатывать средства контроля за рождаемостью, безопасные как для муж­чин, так и для женщин; в таком случае число абортов значительно умень­шится. Но технология не может предотвратить все человеческие ошибки. Люди вступают в половые отношения, а затем удивляются беременности. Решение проблемы абортов связано с образованием, а не только с медици­ной. Это предполагает сознательное понимание родительства, которое раз­деляет занятие любовью и зачатие детей, которое утверждает жизнь, гото­вит к жизни и приветствует жизнь.

Если бы все было совершенным, то не было бы нежелательных беременно­стей и не возникало необходимости в абортах или усыновлении. Но пока существуют несовершенства, дети будут подвергаться их влиянию, о чем свидетельствуют доказательства, приводимые малышами при воспомина­ниях рождения. Являясь их поводырями, мы должны научиться относиться ко всем младенцам как к партнерам, обладающим сознанием и разумом.

 

Приложение 2

ЗАМЕТКИ О ЧУВСТВЕ ВИНЫ

У РОДИТЕЛЕЙ

Когда родители слышат о том, что малыши вспоминают свое рождение, пе­ред ними возникает новая обескураживающая вероятность: что у их малы­ша с самого начала были чувства и познавательные способности и на них могло негативно отразиться то, что было сказано и сделано при родах.

Вы не можете помочь в выяснении того, о чем думал малыш? Не причини­ла ли я непреднамеренное зло? Вы, возможно, видите связь между тем, что произошло во время беременности, и тем, как ведет себя ребенок. Вероят­но, что-то случилось при родах, что объясняет, почему малыш более или менее привязан к вам. Подобные мысли могут вызвать чувство вины.

Ниже приведено несколько советов, которые помогут вам справиться с та­ким чувством вины.

Подумайте и поговорите о родах. Будет разумно, если вы поразмышляе­те о вашей жизни во время беременности, о тех эмоциях, которые у вас были при рождении ребенка, о тех особых словах, которые вы говорили вашему малышу. Прошлое нельзя вернуть, но можно изменить через пони­мание и участие. Разговоры о каких-то ошибках или травмах могут помочь и вам, и вашему малышу.

Мне кажется, что даже дети, еще не умеющие говорить, удивительным об­разом понимают нас, когда мы серьезно и искренне говорим правду. Дети удивляются и догадываются так же, как и взрослые, поэтому беседа их ро­дителей о реальности приносит облегчение.

Возможно, вы стесняетесь обнажать личные стороны, связанные с беремен­ностью и родами, но такие личные откровения — живая история для ваше­го малыша. Подобную информацию вряд ли можно получить из других ис­точников. Вы можете подумать, что вам придется говорить о неприятных вещах, но честное признание о вашей внутренней жизни является тем чу­дом, которое способно превратить негативные чувства в позитивные.

 

Перестаньте испытывать чувство вины. Вероятно, у вас выработалась привычка чувствовать себя виноватой. Чрезмерное чувство вины может стать в вашей семье традицией, передаваемой от бабушек и дедушек роди­телям ребенка. Спросите себя, является ли чувство вины способом выраже­ния любви. Если да, то включите тормоза; сосредоточьтесь вместо этого на настоящих способах выражения любви.

Установка влияния. Основной источник вины — это вера в то, что быть родителем — значит контролировать все и вся в жизни вашего малыша, что на самом деле неверно. Когда дети делают что-то не так, то смущен­ные родители берут вину на себя и размышляют над тем, что они сделали неправильно. Вероятный ответ на этот вопрос — «ничего». Вы — лишь одна из многих сил, действующих в жизни вашего ребенка. Если вы поду­маете о своем вкладе в виде влияния, но не контроля, то общее количество вины сократится до нужных размеров.

Дети реагируют по-разному. Вас должно подбодрить напоминание о том, что у детей есть свои чувства и мысли. Посмотрите на семьи с двумя деть­ми, которые воспитывались одинаково хорошими или (плохими) родителя­ми. Один становится народным героем, другой — народным бременем. Не вина родителей, а выбор ребенка создал разницу.

Дети могут обмануть вас, не заботясь о тех вещах, которые вам кажутся особенно важными. Не все дети одинаково реагируют на травму. Думаю, это потому, что одни дети являются более развитыми, чем другие. В моей практике одна мама чувствовала себя виноватой за спонтанное замечание, сделанное в родильной палате. Она сказала (наполовину жестами, наполо­вину словами): «Что за уродливый монстр!» Но в родовых воспоминаниях ее дочери этот комментарий не нашел отражения. Наверное, он не «увяз» в ее сознании или она была достаточно зрелой, чтобы не принять его во внимание. По словам обеих — и матери, и дочери, — их отношения были хорошими.

Учитесь у детей. Родители несовершенны, но попытка стать хорошими означает признание ошибок. Замечание одной мамы доктору: «Почему бы Вам просто не обмотать пуповину вокруг ее шеи и не задушить ее?» — со­здала раскол между мамой и ребенком, существовавший многие годы. Им двоим нужно было поговорить, нейтрализовать яд и найти точки соприкос­новения. В таких случаях чувство вины может лучше всего помочь сфоку­сироваться на примирении, на изучении, чем на сожалении.

Мы не торопились с признанием учительской роли малышей. Они завладе­вают вами — не готовыми, не знающими, что делать, — и превращают вас в родителя. Вы допускаете ошибки — да, это так, но они постоянно дают вам знать, что им нужно. Малыши знают, когда они, например, голодны, и

учат вас этому лучше, чем вы можете научить их. Ваша готовность учить­ся, возможно, ваш лучший вклад. Ваши знания все больше и больше расши­ряются по мере роста вашего ребенка.

Можете ли вы поверить, что простой малыш проявляет мудрость и отвагу? Понаблюдайте за незначительными жестами создания удобства и любви, направленными к вам. Ваш малыш следит за вами, отмечает ваши радости и затруднения, пытается отвлечь или развлечь вас и даже может стать флибустьером (пиратом), если кто-то третий причиняет вам неприятности.

Возможно, кроме всего прочего, ваш малыш знает и о вашей вине и пыта­ется помочь вам с ней справиться. Пойдете ли вы навстречу этой воз­можности?

 

 

 

 

 

 

Дэвид Чемберлен

РАЗУМ ВАШЕГО НОВОРОЖДЕННОГО РЕБЕНКА

Перевод с английского Г. Брехмана, И. Одинец, А. Потаповой, Т. Хазовой

Научный редактор Г.И. Брехман

Редактор И.В. Тепикина

Компьютерная верстка СМ. Пчелинцев

Главный редактор и издатель серии Л.М. Кроль

Научный консультант серии Е.Л. Михайлова

Изд.лиц. №061747

Гигиенический сертификат

№ 77.99.6.953.П.169.1.99. от 19.01.1999 г.

Подписано в печать 5.03.2005 г.

Формат 60X88/16. Гарнитура Оффисина. Печать офсетная.

Усл. печ. л. 14. Уч.-изд. л. 11.1ираж 2,5 тыс. экз.

Заказ № 353

М.: Независимая фирма «Класс», 2005. — 224 с. 103062, Москва, ул. Покровка, д. 31, под. б. E-mail: igispl@igispl,m rnternet: http://www.igisp.ru

TSBN 5-86375-054-5 (РФ)

Отпечатано в ППП «Типография НАУКА». 121099, Москва, Шубинский пер., 6.

 

 

 

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *